Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа (книги серии онлайн .TXT) 📗

Едва тарелки убраны, начинается празднество. Двор всерьез увлечен танцами. Даже в кругу танцующих, даже флиртуя со старыми друзьями, я все гляжу на небольшую дверь у камина. Вскоре после полуночи мои старания были вознаграждены, дверь отворилась, в залу проскользнул Уильям, мой муж, принялся отыскивать меня взглядом.

Свечи почти догорели, в густой толпе танцующих его никто не заметил. Я извинилась, прервала танец, подошла к нему, он утащил меня в альков, за занавеску.

— Любовь моя, — обнял меня крепко. — Кажется, вечность прошла.

— Я тоже ужасно соскучилась. А как малышка? Устроились?

— Когда я уходил, они с кормилицей сладко спали. Я их удобно устроил, и нам найдется спаленка, если удастся вытащить тебя отсюда.

— У меня предложение получше, — весело перебила его я. — Король мне обрадовался, спросил о тебе. Ты приглашен завтра ко двору. Мы сможем быть здесь вместе. Он разрешил этим летом отвезти малышку Анну в Гевер.

— Его Анна об этом попросила?

Я отрицательно качнула головой.

— Оказывается, Анну одну надо благодарить за ссылку. Она бы мне в жизни не позволила повидаться с детьми, если бы я не попросила короля напрямую.

Он тихонько присвистнул.

— Не забудь хорошенько поблагодарить добрую сестричку.

— Что толку жаловаться — природу не переделаешь.

— А как она?

— Ужасно, — тихо-тихо шепчу я. — Больна и грустна.

Лето 1535

Вечером мы с Георгом сидели у Анны, пока она готовилась ко сну. Король собирался провести эту ночь у нее, она приняла ванну, попросила меня расчесать волосы.

— Пусть он будет поосторожней, хорошо? — сказала я встревоженно. — Вообще-то ему не следовало бы с тобой сейчас спать — это грех.

Георг громко хихикнул, он разлегся на кровати Анны, сапоги на тонком покрывале. Она повернула голову:

— Нам теперь не до грубых приставаний.

— Что?

— Иногда он вовсе ни на что не способен. Бывает, совсем ничего не получается, ну совсем ничего. Отвратительно. Лежит сверху, ерзает, потеет, тужится, пыхтит, а толку никакого. Потом злится, и я оказываюсь во всем виновата. Будто дело во мне.

— Пьяный?

— Ты его знаешь, — пожала сестра плечами. — Король всегда к вечеру полупьяный.

— Если ты ему скажешь, что в положении…

— Не хочу говорить до июня. Вот начнет шевелиться — скажу. Он отменит летнее путешествие, и мы останемся в Хэмптон-Корте. Георг будет с ним охотиться, носиться по полям, держать от него подальше эту круглолицую девку, Джейн.

— Архангелу Гавриилу не удержать женщин от того, чтобы вешались королю на шею, — небрежно бросил брат. — Ты сама это дело завела, Анна, а теперь жалеешь. Они все готовы в него вцепиться, сулят ему невесть что. Нет бы вести себя как наша душка Мария: чуток поиграли, получили поместье-другое и пора восвояси.

— Сдается, это ты получил поместье-другое. — Я не сдержала резкости в голосе. — И отец. И Уильям Кэри. Что мне досталось? Кроме кружевных перчаток и жемчужного ожерелья, ничего не помню.

— Корабль в честь тебя назвали. — Завистливая память Анны ничего не упустит. — Платьев несть числа, лошадь, новую кровать.

Георг рассмеялся:

— Прямо по списку, словно жених, перечисляющий приданое. — Он протянул руку, заставил Анну лечь на постель рядом с ним, голова к голове на подушках. Я взглянула на них — близнецы-неразлучники, лежат рядышком как голубки в самой знаменитой постели Англии.

— Я вас оставляю, — сказала резко.

— Давай беги к сэру Пустое Место.

Уильям уже ждал меня в саду, глядит на реку, лицо мрачнее тучи.

— Что случилось?

— Фишера взяли под стражу. Не думал, что они осмелятся.

— Епископа Фишера?

— Я всегда считал, он заколдованный. Генрих его так любит, он себе позволял защищать королеву Екатерину, и то его не тронули. Он один ей был верен, не изменил. Она расстроится.

— Ну продержат его в Тауэре неделю-другую и отпустят. И еще извинятся.

— Зависит от того, чего они от него хотят. Он не принес клятву на верность дочери Анны. Я в этом уверен. Он не позволит Елизавете унаследовать трон вместо Марии, он десяток книг написал, тысячу проповедей сказал в защиту брака. Не может он согласиться, чтобы дочь Екатерины осталась ни с чем.

— Тогда он там надолго останется.

— Похоже на то.

Я подошла ближе, взяла его за руку:

— Что ты так беспокоишься? У него будут книги и все остальное, друзья придут его проведать. А к концу лета его выпустят.

Уильям повернулся к реке, крепче сжал мою ладонь.

— Все дело в моменте, когда Генрих приказал его препроводить в Тауэр. Во время мессы, когда делами занимался. Сама подумай, Мария. Приказать во время мессы препроводить епископа в Тауэр.

— Он всегда делами занимается на мессе. — Мне не хотелось поддаваться печали. — Это ничего не значит.

— Вот они, законы Генриха! — Уильям так и не отпустил моей руки. — Акт о престолонаследии, да еще с клятвой, Акт о супрематии — верховенстве короля, и вдобавок Акт об измене. Это тебе не земельные законы. Генриху они нужны, чтобы поймать в ловушку всех своих врагов. Фишер и Мор прямехонько в этот капкан попадутся.

— Ну не отрубит же он им головы… — рассудительно начала я. — Послушай, Уильям, один из них самый уважаемый служитель церкви во всей стране, а другой был лорд-канцлером. Не осмелится он их казнить.

— Если он осмелится обвинить их в измене, никому из нас не уцелеть.

— Почему? — Я заметила, что, как и он, говорю шепотом.

— Потому что ему теперь ясно, Папа своих слуг не защищает, англичане против тирании не восстают. Будь человек трижды знаменит, будь у него все связи на свете — его все равно можно арестовать по новому закону, который сочинил король. Сколько еще времени королеве Екатерине быть на свободе, если ее главный сторонник в тюрьме?

Я вырвала руки.

— Даже слушать тебя не хочу. Собственной тени пугаешься. Мой дедушка Говард сидел в Тауэре за измену и вышел оттуда с улыбкой. Генрих никогда не казнит Томаса Мора, он его слишком любит. Может, они сейчас и в ссоре, но Мор всегда был его лучшим другом.

— Помнишь своего дядюшку Бекингема?

— Это другое дело, тот действительно был виноват.

Муж отпустил меня, опять повернулся к реке.

— Посмотрим. Молись, чтобы ты оказалась права, а я ошибался.

Бог не услышал наших молитв. Генрих решился на такое, что мне и в страшном сне привидеться не могло. Отдал епископа Фишера и сэра Томаса Мора под суд за то, что они свидетельствовали в пользу истинности его брака с королевой Екатериной. Теперь на кону их жизни — если не признают, что он, Генрих, — глава церкви, английский Папа. И эти двое — совесть не запятнана — самые уважаемые люди в стране, взошли на эшафот, положили головы на плахи, будто они — самые последние предатели.

В эти дни при дворе царила необычная тишина, два ужасных дня в июне, когда казнили сначала Фишера, а потом и Мора. Каждому казалось — опасность теперь таится прямо за поворотом. Если можно отправить на эшафот епископа Фишера, если можно обезглавить Томаса Мора, кому в Англии нечего опасаться?

Нам с Георгом уже не терпелось услышать, что дитя шевелится у Анны в утробе, что уже можно сказать королю — она в положении. Но и к середине июля не было никаких знаков.

— Может, ты ошиблась в расчетах? — спросила я.

— Скажешь тоже, — резко возразила она, — я только и делаю, что дни считаю.

— Или движения очень слабые, ты их не чувствуешь?

— Сама подумай, у тебя по этой части опыт богатый, всегда с приплодом. Может такое быть?

— Не знаю, право.

— Нет, знаешь прекрасно. — Хорошенький ротик крепко сжат, губы ниточкой. — Мы обе знаем. Знаем, что случилось. Ребенок умер. Уже пятый месяц, а я не поправилась нисколько с тех пор, как шел третий. Он там мертвый.

— Позвать к тебе врача? — Я в ужасе не сводила глаз с сестры.

Она замахала руками.

— Да уж скорее дьявола из преисподней! Если Генрих узнает, что у меня в утробе умерло дитя, он ко мне больше на пушечный выстрел не подойдет.