Серебряные фонтаны - Хьюздон Биверли (серия книг txt) 📗
Как-то я говорил тебе, что поклялся никогда не чувствовать себя виноватым, но теперь осознал, что вина неизбежно сопровождает человеческое бытие. Нет, Эми, я не сам додумался до этого — ведь это не в моем стиле, правда ? Мне это сказал священник после исповеди. Я наконец, присоединился к вере матери. Я должен был сделать это еще годы назад. В любом случае, этим поступком я сделал счастливой хотя бы одну женщину. Правда, только Богу известно, узнает ли она об этом. Надеюсь, что узнает. Прежде я никогда не думал о Боге, но теперь думаю. Он — единственный, кто может предложить мне надежду, а загробная жизнь — очень хорошее предложение. Хотя, говорят, на небесах нельзя заниматься любовью, — какая жалость. Но в настоящее время я с благодарностью приму все, что бы там ни последовало.
Это бессвязное письмо, Эми. Священник посоветовал мне написать его, чтобы попросить у тебя прощения за грех, но я знаю, что в этом нет нужды, потому что ты уже простила меня. Ты всегда прощала меня, потому что любила меня. По-моему, эти короткие слова, которые ты сказала мне в прошлом месяце, дали мне больше утешения, чем все слова священника о божьей любви. А ощущение, твоих нежных губ, прижавшихся к моим, — это мое отпущение грехов. Я, подумал было, что подобные слова — богохульство, но священник заверил меня, что церковь отнесется к ним терпимо.
Теперь мне нужно написать еще одно письмо, для Аннабел — это будет куда труднее. У тебя есть надежды на будущее, а ее надежды я разрушил. Но я должен написать ей. Позволь мне отвлечься, я допишу тебе позже, чтобы оставить под конец что-то приятное. Писать тебе, — все равно, что ставить пирог на холод, чтобы тот до последнего оставался свежим!
Позже.
Письмо написано. Получилось не слишком хорошо, но я, никогда не обходился с ней хорошо, теперь я это вижу. Я в первую очередь надеюсь на тебя, ведь ты тоже грешница, значит, мы поймем друг друга.
Эми, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты дала мне так много, особенно в последний год. Я не смог бы держаться, если бы не мысли о тебе, оставшейся в Истоне. Ты была моим исцелением, моей наградой за хорошее поведение. Стоило мне приклонить голову в каком-нибудь из этих вонючих дотов, все становилось терпимым, если закрыть глаза и начать думать о тебе. Лежа там, я вспоминал твое лицо, когда ты играла с детьми, твой голос, когда ты разговаривала с Флорой, твои глаза, когда ты смотрела на меня. Когда дела пошли ужасно, я представлял, как сплю в твоей гостиной, а затем просыпаюсь и вижу твое лицо при свете лампы — точь в точь, как я проснулся и увидел его, когда в последний раз приезжал к тебе. Ох, Эми, как же я люблю, как же я люблю тебя!
Эми, я пытался написать письмо для Флоры, чтобы ты когда-нибудь отдала его ей, но у меня не получилось. Поэтому расскажи ей все сама, когда она достаточно повзрослеет, чтобы все понять. Скажи ей, кто ее настоящий отец, скажи, что я очень любил ее. Я написал и дяде Жан-Полю. Я сожалею, что повздорил с ним, когда в последний раз приезжал в Париж. Мы все несовершенны, а он все-таки мой отец.
Теперь, когда письма написаны, я не знаю, что с ними делать. Но, наверное, с ними ничего не нужно делать, потому что их в любом случае перешлют в Истон, ведь старик записан как мой ближайший родственник. Эми, может быть, ты отправишь за меня два других письма? Я даже не знаю точного адреса Аннабел. Адрес дяди Жан-Поля на конверте, — может быть, ты пошлешь ему и фотографию Флоры? Он просил ее у меня, а Флора по-моему, очень похожа на мою маман в этом возрасте, ему будет приятно посмотреть на нее. Может, когда-нибудь ты даже свозишь ее во Францию, чтобы показать ему. Я знаю, что слишком много прошу у тебя, Эми, но я всегда просил у тебя слишком много— и ты никогда не отказывала, моя великодушная Эми.
Aimee, jet'aime, toujours. Твой любящий Фрэнк
Я сидела, держа в руке письмо, его последнее письмо ко мне, и меня переполняло чувство вины. Ох, Фрэнк, я любила и тебя тоже.
Затем мужчина, стоящий передо мной, повернулся и подошел ко мне.
— Ты прочитала?
— Да.
— И я тоже, — сказал он едва слышно. И до меня, наконец дошло, что клапан конверта был расклеен.
Но Фрэнк писал мне, только мне.
— Ты не должен был делать этого! — воскликнула я.
— Да, не должен. Но я поддался соблазну, как Ева, и был наказан, как и она. Я сидел в этом грязном бараке, глядя на фотографию своей неверной первой жены, а затем прочитал письмо ее сына, из которого узнал, что вторая жена мне тоже неверна.
Наконец до меня дошло, в чем кроется настоящий кошмар. Я снова взглянула на письмо: «Когда ты обняла меня при последнем расставании», «ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим», — и подняла взгляд на Лео. Он наблюдал за мной.
— Нет! Нет! — закричала я.
Лео указал на письмо в моей руке.
— Думаю, это убедительнее, чем платок Дездемоны, — он неуклюже отвернулся от меня и уставился в бассейн фонтана, неторопливо цитируя:
У розы есть шипы, луна и солнце — в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Затем он взглянул мне в лицо и повторил:
Бутон нежнейший гложет гадкий червь...
— Нет! Нет! — снова закричала я.
— Я знал, что ты любила его, но даже и заподозрить не мог, что он тоже влюбится в тебя, — сказал Лео. — Я считал, что он равнодушен к тебе, и оказался в дураках. В конце концов, я же полюбил тебя, почему же этого не могло произойти с ним? А когда он полюбил, разве ты могла ему не ответить? — он запнулся и с отвращением добавил: — Особенно теперь, когда ты почувствовала вкус постельных удовольствий.
Я попыталась прервать его, но он не позволил:
— Нет, Эми, не тебя мне нужно обвинять, а себя. Возможно, я сделал тебе слишком много поблажек, — наблюдая за моим лицом, он спросил снова: — Ты грешница? Или ты просто любила слишком сильно?
— Нет! — воскликнула я. — Супружеская неверность — это грех!
Лео опустил взгляд на меня, его глаза были в тени розы «Гарланд».
— Да, я тоже так думаю, потому что это предательство, а любое предательство — грех.
— Но я не была...
Он прервал меня, процитировав фразу:
— «...ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим...» Ты целовалась с ним, Эми?
— Я поцеловала его на прощание.
— Так же, как и меня. Однако ты слишком щедра на поцелуи. Даже сегодня, когда я вернулся, ты пыталась поцеловать меня, — его голос упал. — Как Иуда. — Меня затрясло. Лео продолжил, почти ласково: — Не бойся, Эми, я не сделаю тебе ничего плохого. Я не сержусь на тебя. Я говорил тебе, что поклялся больше никогда не срывать гнев на женщине. Вина здесь не твоя, а моя. Я слишком многого хотел от тебя, а ты слишком старалась дать мне это. Ты даже пыталась дать мне любовь.
— Я люблю тебя! — закричала я. Лео, на мгновение заколебался, и чаши весов застыли в равновесии. Затем он сказал:
— Я спрашивал ее, на этом самом месте. Я привел ее сюда, к фонтану, и спросил: «Жанетта, ты любишь меня?» И она ответила «да». Но она солгала. Ты тоже настолько любезна, что продолжаешь притворяться, и я, признателен тебе за это. Но тебе незачем делать это дальше, это уже не нужно. Моя глупость прошла.
Лео вынул спички, и я увидела, как он зажигает сигару. Он несколько раз затянулся и сказал мне:
— Я, конечно, признаю твоего сына наследником, — как признал и ее сына.
Кошмар усугублялся.
— Но Джеки — твой сын!
Лео ответил не сразу, разглядывая горящий кончик сигары.
— Да, я согласен, это, может быть, и правда. Ты, Эми, всегда была великодушнее, чем она. Поэтому я и любил тебя больше. Настолько больше, что не хотел рассказывать тебе об этом. Я сидел за тем грязным столом и говорил себе — почему бы тебе и дальше не любить ее? В конце концов, ты знал, на ком женишься — она не притворялась. Кроме того, он мертв, а ты пока еще жив... Я слышала сожаление в голосе Лео, а он продолжал:
