Обрученная с розой - Вилар Симона (бесплатные полные книги TXT) 📗

– Он мой король, сэр.

Лицо Уорвика разгладилось. Он опустился в кресло и устремил на Филипа Майсгрейва суровый взгляд.

– Счастлив монарх, имеющий столь верных слуг. Однако, сэр, разве слепая преданность не безумна? Ведь, отправляя вас с таким письмом, Эдуард заведомо знал, что в ярости я уничтожу вас.

Майсгрейв горестно кивнул.

– Увы, это так, милорд. Мой король не питает добрых чувств ко мне. Но я полагаю, что не имею права на личную обиду в том случае, когда речь идет о благе королевства. Для Англии же, несомненно, будет благом, если на престоле останется молодой и полный сил Эдуард Йорк, нежели слабоумный Ланкастер, его изнеженный сын, и алчная королева-француженка. К тому же, милорд, я, как и вы когда-то, с самого начала принял сторону Белой Розы. И не за Эдуарда Йорка я стою, а за партию, которая, как я считаю, имеет больше прав на престол. Великий и благородный Ричард Йоркский всегда был благосклонен ко мне, и его память я чту. Ежели с помощью этой бумаги вы запятнаете его имя, наследие Ричарда будет смешано с грязью. Видит небо, милорд, я понимаю причины той войны, которую вы объявили моему королю… Но действовать таким образом недостойно Делателя Королей, человека, которым так гордится Англия!

Филип говорил с необычайным пылом. Глаза его сверкали, он не сводил с Уорвика гневного взгляда. Анна невольно подалась вперед, опасаясь новой вспышки отца. Но, вопреки ее опасениям, граф постепенно успокоился. Какое-то время он сидел, глядя прямо перед собой невидящим взором, потом утомленно произнес:

– Вы, видимо, правы, сэр рыцарь, и я благодарен вам за то, что вы остановили меня. Мальчишка Нэд, разумеется, не стоит того, чтобы из-за его подлой выходки поколебалась честь дома его отца, человека, вместе с которым я познал столько побед и поражений. Моя тетка была его супругой, служению ему я посвятил свою жизнь, и, видит Бог, мне не доводилось встречать человека более достойного и благородного, чем Ричард Йорк-старший. Разве его вина, что в жилах его детей течет гнилая кровь? Нет, сэр, вы правы хотя бы в том, что, если я и должен наказать Эдуарда, это следует сделать лишь в открытом бою – так, как всегда поступал его отец и мой благородный друг… – Голос Уорвика на миг пресекся, но затем он упрямо вскинул голову и вполголоса добавил: – Ради тебя, старина Дик, я отказываюсь сегодня от самой заманчивой из интриг и щажу твоего беспутного сына.

Он повернулся к Майсгрейву:

– Я говорил, что спасение моей дочери делает меня вашим должником, сэр, а вместо этого едва не лишил вас жизни. Что ж, я заглажу свою вину. Вы вернетесь в Англию и получите прощение за похищение Анны Невиль. И порукой тому послужит вот это.

Он протянул Майсгрейву злополучное письмо короля Эдуарда.

– Да-да. Вы возвратите сопляку Нэду его послание. Бедняга наверняка ночей не спит от мыслей о последствиях. Славную же шутку вы с ним сыграли, сэр Майсгрейв. Полагаю, что того страха, которого он натерпелся за это время, вполне достаточно в качестве наказания, это остережет его впредь действовать подобным образом. Итак, сэр, вот ваше прощение, но при этом я по-прежнему остаюсь в долгу перед вами. Возможно, когда мы встретимся в Англии, мы окажемся противниками, но здесь, в Париже, я прошу вас быть моим гостем.

Филип взял письмо и поклонился.

– Благодарю, милорд, но, к сожалению, вынужден отказаться от вашего гостеприимства. Не сочтите это за выражение неучтивости, неприязни или, Боже упаси, за оскорбление с моей стороны, но дело в том, что я уже дал согласие быть гостем бургундского графа де Кревкера.

– Что ж… В таком случае не смею вас более задерживать.

Филип вложил в футляр письмо короля, размышляя о том, что его поездка оказалась в сущности бесплодной. Послание, на которое, судя по всему, полагался король, ничего не изменило. И слава Богу, если суть его такова, как говорит Уорвик.

Филип взглянул на графа. Лицо Делателя Королей было печальным. Внезапно Майсгрейву пришло в голову, что служить этому человеку было бы счастьем для настоящего воина. Но над ним тяготела присяга… Казалось, Уорвику передалась его мысль.

– Cuique suum, [89] сэр рыцарь. У каждого в этом мире свой путь. Если вас не прикончит этот головорез Делорен, я буду знать, что в Англии у меня есть враг, которого я искренне уважаю.

Казалось, он хочет загладить свою недавнюю резкость, но от этого Майсгрейву стало еще тяжелее на душе. Он медлил.

Анна стояла, отвернувшись к окну, словно ее не занимал его уход. Но именно нарочитое безразличие после столь бурного всплеска чувств, когда она в отчаянии молила отца пощадить его, подсказало Филипу, что это вовсе не так. Поколебавшись мгновение, рыцарь решился:

– Ваша светлость, милорд! Не сочтите мои слова за дерзость, но ваша дочь, моя отважная спутница…

Он сделал паузу и увидел, что Анна растерянно оглянулась. Тогда он разрешил себе улыбнуться.

– Простите меня, миледи! Наши дороги отныне расходятся, и в знак моего глубокого преклонения перед вами я прошу вас принять этот дар от простого рыцаря с северного Нортумберленда.

Он подошел к Анне и, опустившись на одно колено, почтительно протянул ей вышитую шелком и серебром ладанку.

– Вы знаете, что здесь частица Креста, на котором страдал Спаситель. Долгое время она была моей единственной святыней, моим талисманом. Отныне же пусть она хранит вас, ибо вы более меня достойны владеть ею.

Он внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь обнаружить в нем хотя бы слабую тень того чувства, которое еще недавно озаряло его. Но девушка оставалась бесстрастной, несмотря на бледность. Когда же она заговорила, голос ее звучал мирно и спокойно:

– Примите мою сердечную благодарность, сэр. Это дар, достойный королей. Однако, как вы сказали, эта реликвия хранила вас, а вам предстоит опасная схватка с шотландским телохранителем короля Людовика. Именно поэтому я не могу принять ваш неоценимый дар.

Лицо рыцаря затуманилось. Во взгляде его читался укор.

– Ради всего святого, миледи, не отказывайте мне. Ведь это все, что я в состоянии предложить вам.

Последние слова он произнес медленно и печально. Анне никогда не приходилось видеть его таким. Губы ее дрогнули, и Майсгрейву на какой-то миг показалось, что на сейчас расплачется. Вместо этого она улыбнулась.

– Хорошо, я принимаю ваш дар, сэр Майсгрейв. И, клянусь своей христианской верой, небеса не слышали молитв горячее, чем те, что я вознесу за вас над этой реликвией.

Она глядела ему прямо в глаза, продолжая улыбаться, лишь рука, когда она брала ладанку, предательски дрогнула.

– Я не расстанусь с нею никогда, верьте мне, сэр рыцарь.

Затем торопливо, словно убегая от чего-то, Анна покинула покой…

Майсгрейв вернулся в Бургундский отель и начал усиленно готовиться к предстоящему поединку. Кревкер советовал ему немного повременить, пока не затянется рана на плече, однако Майсгрейв не придал значения словам бургундца. Ему необходимо было до отказа заполнить свое время, чтобы избавиться от неотвязных мыслей об Анне Невиль. Все его помыслы были о назначенном поединке, весть о котором всколыхнула весь Париж.

Впереди у Филипа было несколько дней, и все это время он проводил в фехтовальном зале. Он знал, что король и двор на стороне шотландца, ему же приходилось теперь отстаивать честь Бургундии – недаром граф Кревкер взялся снабдить его всем необходимым для турнира. Бургундец тоже собирался принять участие в пышных рыцарских игрищах и даже намеревался овладеть главной наградой, но без конца возился с Филипом. Он-то и сообщил ему, какое возбуждение вызвала в Париже новость о смертельном поединке на турнире. Заключались бесчисленные пари, наперебой велись нескончаемые споры. В сущности, парижанам было безразлично, кто возьмет верх, ведь оба бойца были иноземцами – все упиралось в вопрос, на кого поставить свою медь либо золото. Делорен был заметной фигурой в гвардии, и многие знали, что сам король выделял его за редкостное мастерство воина. Англичанин же, говорили, победил на турнире в Йорке самого Кревкера, притом он хорош собой да не больно-то любезен. Немало дам и девиц хотели встретиться с ним и засыпали его записками, которые этот английский варвар даже не удостаивал ответа. Казалось, он всячески стремится подчеркнуть свое безразличие к прекрасной половине человечества, но это еще более интриговало и возбуждало любопытство. Нет, безусловно, французские красавицы желали победы английскому рыцарю, а не пьянице и бахвалу Делорену.