Коршун и горлица (Орел и голубка) - Фэйзер Джейн (книги без регистрации txt) 📗
;
Жертва, которую он принес, странным образом подействовала на нее. Она успокоила, смягчила ее ум, и, вздохнув, она повернулась на бок и заснула.
Глава 5
Абул проснулся еще до первых петухов и какой-то момент был удивлен присутствием в своей постели другого человека. Иногда Айка проводила с ним всю ночь, но это была привилегия, редко простиравшаяся на какую-либо другую женщину.
Он сонно повернулся на подушке, нос его защекотали рыжие волосы. К нему вернулась память о прошедшей ночи. Абул приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть лицо женщины, спящей рядом.
Было немного странно, что такое хрупкое, почти бестелесное создание причинило ему столько горя. Но чего же другого можно было ожидать, глядя на этот рот, даже во сне сохранивший решительное выражение, и на подбородок, хотя и не квадратный, но достаточно твердый. Он сморщил нос и едва удержался от того, чтобы не поцеловать ее. Сарита отвернулась от него, выставив округлое плечо.
Он осторожно снял с нее покрывало и теперь с мечтательным видом любовался тем, что предстало перед его взором. Ее колени были слегка согнуты, а изгиб ягодиц заставлял в восторге затаить дыхание. Абул понял, «что на этот раз должен что-нибудь с собой сделать, если не хочет провести день в ужасных мучениях.
Он коснулся ее плеча.
— Проснись, Сарита.
Когда она не ответила, он шлепнул ее по ягодицам.
— Проснись, Утренняя звезда. Пора тебе перейти в собственную постель.
Она перевернулась на спину, от удивления широко открыв глаза, хотя было ясно, что она все еще наполовину спит. Потом ее взгляд сфокусировался на его лице и на нее нахлынули воспоминания.
— Вставай, — приказал он, поднимаясь с постели, — один из стражников проводит тебя обратно в башню.
Сарита села; настойчивость была чем-то для нее новым.
Прошлой ночью она буквально молила его о том, чтобы он разрешил ей вернуться в башню, а он настаивал на том, чтобы она осталась, так почему же теперь он едва ли не вышвыривает ее из комнаты? Он поднял платье, и ее глаза против воли уткнулись в его тело. Она покраснела и схватила платье, пока она лихорадочно боролась с застежками, пальцы ее дрожали.
— Готова? — она кивнула, подойдя к двери. — Надень шлепанцы, — напомнил он ей, — мы в Альгамбре не ходим босиком.
Сарита на кокой-то миг ощутила внутреннюю потребность к неповиновению, но овладела собой и сунула ноги в шлепанцы. Она не собиралась оставаться в Альгамбре дольше, чем до вечера, поэтому не видела смысла в провоцировании стычек.
Абул открыл дверь и что-то быстро сказал по-арабски мужчинам, стоящим с наружной стороны двери. Один из них немедленно ушел, вероятно, по какому-то поручению, а другой приказал ей жестом следовать за собой. Она взглянула на Абула, который будучи обнаженным, невозмутимо стоял в дверях. Она чувствовала необходимость в каком-то прощании, в чем-то, что объяснило бы и как-то компенсировало бы то, что ее вот так вышвыривают из его покоев, но он резко повернулся и ушел в глубь комнаты.
Страж остановился и сказал ей что-то, что она опять же не поняла, не восприняла как его недовольство тем, что замешкалась. Что, интересно, он должен о ней думать? Глупый вопрос. Что должны думать о женщине, которая всю ночь провела в постели мужчины? Сарита не могла понять того, что стражник вовсе ничего о ней не думал. Для него она была просто женщиной, принадлежащей калифу. Ни больше ни меньше.
Путешествие, которое она совершала теперь, в серый предрассветный час, сильно отличалось от того, которое она проделала в свете звезд и факелов. Теперь Альгамбра вовсе не казалась ей каким-то зачарованным миром — это было место сугубо реальное, состоящее из кирпичей и камней, скрепленных известкой, место требующее постоянной заботы для поддержания кажущейся сказочности.
Вокруг было немного людей, в основном слуги, подметающие выложенные мрамором дворы и галереи, и ухаживающие за цветочными клумбами.
Но ароматы, которыми был напоен воздух, были столь же опьяняющими, а плеск воды — столь же успокаивающим, сколь и ночью.
Ласточки то опускались, то взмывали под красные своды башен, поблескивающие в лучах восходящего солнца.
Сарита бросила взгляд в сторону Сьерры-Невады — от великолепия природы захватывало дух.
Она задрожала от благоговейного восхищения этой красотой, увидев, как запылал первый восточный пик. По сравнению с красотой природы это место, хоть и великолепное, и в самом деле было золоченой клеткой. Истинная красота была там — за стенами, и она дышала свободой и давала ощущение земли под ногами.
Кадига и Зулема находились во дворике и радостно приветствовали ее. Все следы ужина и ванны исчезли, комната выглядела чистой и свежей.
— Вы что, были здесь всю ночь? — спросила Сарита, удивляясь, где же они спали.
— О нет, — улыбнулась Зулема, — мы только что пришли, чтобы прислуживать вам. — Она пристально рассматривала Сариту:
— Вы не хотите прилечь ненадолго?
Сарита открыла было рот, чтобы выразить свое удивление этим вопросом, но потом все поняла.
Скулы ее порозовели. Они, вероятно, решили, что она провела в постели калифа бессонную ночь.
Вряд ли они поверили бы ей, если б она рассказала им, что всю ночь крепко спала.
— Нет, — сказала она, — я хочу погулять.
— Погулять? — Кадига, казалось, очень удивилась. — Так рано? Хотя… и вот еще, возьмите, — она протянула Сарите маленькую чашку, и Сарита, понюхав ее содержимое, сморщилась.
— Что это?
— Это для того, чтобы в твоем чреве не мог завязаться плод, — просто сказала Кадига, — если только ты сама, конечно, этого не захочешь.
Она пожала плечами, как будто бы вопрос этот был совершенно неважным и отвернулась к столу, на котором стояли блюда с различной снедью. Кадига сняла салфетку с корзины с хлебом, и комнату наполнил аромат свежей выпечки.
Сарита растерялась. Конечно, она едва ли может сказать им, что подобные предосторожности совсем необязательны. Они не поверят ей. Она уставилась в чашку и знала о существовании подобных снадобий, слышала как ее мать и другие женщины обсуждали их после смерти одной из соплеменниц, умершей в родах. Женщины были единодушны в осуждении подобных вещей. Дети или приходят, или нет; с собой они приносят счастье или печаль, жизнь или смерть. Такова участь женщины и ей не пристало менять ее.
— И это вправду помогает?
— О да, — ответила Кадига, удивленная невинностью вопроса, — все женщины во дворце пользуются им, если не хотят понести.
— Говорят, даже госпожа Айка пьет его, — вмешалась Зулема, — пожалуйста, выберите себе платье, которое наденете сегодня. — Она указала на оттоманку, на которую были навалены горы шелка.
— А кто это госпожа Айка? — Сарита повернулась спиной к женщинам и вылила содержимое чашки в почву, из которой рос душистый куст. Она надеялась, что снадобье не убьет его.
— Султанша, конечно, — сказала Зулема, — жена господина Абула.
Жена. Конечно, она у него должна быть. Почему она так этому поразилась? Сарита кое-что знала об обычаях его народа — большей частью они были странными и варварскими. Но, несмотря на знание этого, ее охватил гнев.
— Почему его жена, не желает зачать ребенка?
— она поставила пустую чашку на стол и отошла к оттоманке, где, стараясь не выдать своего разочарования, стала перебирать шелка.
— О, говорят, она не хочет соперника для Бобдила, — сказала Кадига. Зулема издала протестующий звук, и Кадига пожала плечами. — О, нас же никто не слышит, Зулема, мы ведь здесь только втроем.
— Если бы госпожа Айка могла слышать тебя сейчас, она бы тебя высекла.
Кадига снова пожала плечами.
— Но ты знаешь точно так же как и я, что Бобдил — все для нее. Она никогда не согласится иметь еще одного ребенка, потому что тогда ее сыну достанется меньше, чем сейчас.
— Так ребенок — сын калифа? Сколько ему лет?
— Десять, — Кадига передала ей корзину с хлебом. Он был теплый и смазанный маслом и Сарита бессознательно взяла кусочек.
