Грехи распутного герцога (ЛП) - Джордан Софи (книги онлайн полные версии TXT) 📗
— Он не знает, какой у меня пол.
— Что?
Фэллон подняла голову.
— Он не знает, что я женщина.
Глаза Маргарит впились в нее.
— Не понимаю тебя.
— Он видит то, что я позволяю ему видеть, – она облизала губы, ожидая осуждения Маргарит. – И то, что я показываю ему, это образ мужчины.
— Мужчины? – Маргарит произнесла это слово так, словно оно было ей неизвестно раньше. На какое–то долгое время она в замешательстве смотрела на Фэллон.
Фэллон пихнула сумку у ног.
— Я стала Френсисом.
Маргарит посмотрела на сумку Фэллон. Указав на нее, она спросила:
— Что там?
— Одежда, – Фэллон скривилась, признаваясь в этом неохотно. – Ливрея моего лакея.
Маргарит приложила руку к своему сердцу, словно оно готовилось выпрыгнуть из груди.
— Зачем?
Фэллон стала приглаживать шерстяную юбку.
— Думаю, мои причины должны быть очевидными. Вот уже на протяжении двух лет мы встречаемся на скамейке в этом парке, – она обвела рукой парк. – Ты знаешь все, через что мне пришлось пройти.
— Но ты никогда не намекала, что собираешься сделать такое! Не кажется ли тебе, что это уже крайние меры?
— Ты помнишь, когда мы были в Пенвиче?
Глаза Маргарит погасли. Она возможно и не попадала в такие неприятности, как Фэллон и Эви, но ее пребывание в Пенвиче было отнюдь не легким. Такая миленькая, какой была в те годы Маргарит, она служила предметом насмешек старших девушек. Фэллон и Эви не могли постоянно за ней присматривать. Над ней издевались, ее еду крали. Страдая от недоедания и восприимчивая к болезням, большую часть времени она провела в местной больнице, где и появился ее интерес к лечебной практике и целительству. Временами Фэллон боялась, что она погибнет, как и многие девочки в Пенвиче. Фэллон проглотила комок в горле.
— Мы делаем то, что нам приходится делать, чтобы выжить. Мы все.
— Я помню, — мягко проговорила она, несомненно, ее память тоже вернулась к прошлому, вспомнила девочек, какими они были, как боролись за свою жизнь. – А если твой обман раскроют? – ее золотистые глаза остановились на Фэллон. – Что тогда? Они могут арестовать тебя… даже могут отправить в психушку. Скажут, что ты сумасшедшая… не в своем уме.
— Я просто притворяюсь слугой. Я не исполняю роль принца Альберта. Кроме того, — она усмехнулась, — кто сказал, что меня поймают? Я достаточно высокая. Я никогда не была изнеженной, чересчур женственной, миловидной девушкой, – она внимательно посмотрела на Маргарит. – Не такая, как ты.
— Да, не женственная, но все равно ты настоящая женщина. И, исходя из того, что я слышала об этом герцоге, он настоящий знаток женственности. Он разнюхает твой обман. Помяни мое слово. Тебя поймают.
— Но он еще не раскусил меня. И, кроме того, он предупредил меня, чтобы я не лезла к женской прислуге его дома.
— Что? – слово вырвалось тихим смешком. Маргарит покачала головой, крупная прядь упала на ее плечо и вспыхнула иссиня–черным цветом в лучах солнца.
Фэллон помахала рукой, давая понять, что тема исчерпана.
— Достаточно обо мне. Теперь я хочу услышать о тебе.
Все, что угодно, чтобы отвлечься, перевести внимание на что–то, чтобы не слышать этот шепот в голове, настаивающий на том, что Маргарит права, что все дело было во времени. Он разнюхает ее обман.
Фэллон поднялась и отошла в сторону, как только экипаж остановился перед городскими дверями, копыта лошадей подняли пыль при остановке. Отложив в сторону бочонок с маслом, которым смазывала скрипучие железные ворота, девушка открыла ворота для визитера. Любопытно, кто выйдет из экипажа. Еще одна леди – не находя слов, чтоб назвать женщин как–то иначе – пришла к герцогу? Лакей спустился и открыл дверцу экипажа, оттуда вышел хорошо одетый джентльмен. Высокий и худощавый, он надменно посмотрел на дом, его ноздри задрожали, словно он учуял что–то омерзительно пахнущее.
Использую трость с медной головкой, он зашагал вперед, даже не бросив на нее мимолетного взгляда. Словно она была статуей и просто для него открыла ворота. Но это же было то обращение, которое стоит ожидать слуге. Чем больше ее не замечают, тем лучше для нее. Опустив голову, она удовлетворенно улыбнулась, радуясь, что ей удается хранить свою тайну.
Любопытное чувство неловкости возникло у нее в животе, когда гость стал стучать во входную дверь. Его широкая спина, прямая, несгибаемая напомнила другого лорда. Того, кто никогда не заботился, перекладывая свои заботы на плечи других. Виконт Хант. Благоразумно это или нет, виконт ожидал, что Па сделает все, чтобы он ни попросил. Па был просто О' Рурк. Не человек. Не мужчина. Не отец, борющийся за свою дочь, стремящийся дать ей дом, быть всем для лишенного матери ребенка.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от горьких мыслей о человеке, который довел ее отца до гроба, она медленно закрыла ворота. Незнакомец стучал дверным молотком. Он снял шляпу, выставляя на обозрение свою голову, покрытую пышными белыми волосами. От него исходило раздражение, и девушка поняла, как этот человек недолюбливает герцога. Лакей открыл парадную дверь. Джентльмен вошел внутрь, не произнеся ни слова, и дверь со щелчком захлопнулась за ним.
Она долго смотрела на дверь после его исчезновения. Любопытство продолжало одолевать ее. Почему ее должно заботить то, что этот человек не питал любви к герцогу?
Нет, она не приняла слова мистера Адамса близко к сердцу и не воспылала чувством преданности к своему работодателю. Виноват был даже не его обнаженный торс, картина которого вспыхнула у нее в голове ночью. Одна в своей комнате, когда она закрывала глаза, звук его голоса прокрадывался в ее сознание, заполняя ее слух своим горячим обещанием. Я могу доставить тебе удовольствие. Этого, с пылающими щеками поклялась она себе, просто никогда не должно произойти.
Глава 8
— Вставай, ты, последний содомит! (житель Содома, Содом и Гоморра – названия городов, по библейской легенде разрушенные и испепеленные Богом за распутство их жителей — прим. редактора)
Доминик накрыл голову подушкой, повторяя себе, что этот резкий голос, ворвавшийся в его сознание, просто ночной кошмар. Его голос. Он не мог быть здесь. И всё–таки, даже убеждая себя в обратном, Доминик понимал, что в его спальне сейчас стоит именно он. Письмо Руперта Коллинза добралось до Доминика даже через два континента. И когда он обнаружил, что нога его внука ступила на английскую землю, он не стал дожидаться приглашения.
Доминик почувствовал, как конец трости приземлился в опасной близость от его бока. Кровать содрогнулась от очередной попытки деда привести внука в чувство:
— Я сказал, вставай!
Издав стон, он скинул подушку и посмотрел на последнего человека, которого хотел бы видеть. Но он знал, что если вернётся в Англию, то ему снова придётся увидеть лицо этого ублюдка. Рано или поздно. Его дед никогда не обманывал ожиданий.
Конец трости добрался до его рёбер.
— Вставай!
В этот момент взгляд старика наткнулся на татуировку Доминика. Указывая на неё трясущимся пальцем, он с дрожью в голосе спросил:
— Ты носишь символ Сатаны?
Доминик удивился:
— Что? Это?
— Этот знак символизирует зло.
Скривив рот, он ответил:
— Значит, я должен его носить.
Морщинистые губы его деда превратились в тонкую полоску. Он был лишь своей собственной тенью. И не был похож на ужасающий образ из юности Доминика.
Доминик отбросил трость с кровати и откинулся на подушки с преувеличенным вздохом.
— Итак, ты до сих пор жив.
Седые брови его деда взлетели вверх.
— К твоему разочарованию. Я знаю, тебе ничего не надо, кроме уверенности в том, что я умер и гнию в могиле.
Доминик пожал плечами — праздное обманчивое движение, поскольку кончиками пальцев он коснулся внутренней стороны ладони, ощутив сморщенный след от шрама, который он получил в девять лет – нежный возраст, что говорить. Он вздохнул, почти почувствовав вонь тлеющей плоти. Его собственные крики эхом отдались в голове – он умолял миссис Пирс, любимицу его деда, остановиться, убрать раскалённую до бела кочергу от его ладони.
