Пленница гарема - Уолч Джанет (книги без сокращений .txt) 📗
— Да, но если бы он остался жив, я могла бы в этом гареме стать наложницей. После этого, быть может, меня сделали бы кадин. Что теперь станет со мной?
— Мы должны думать о следующем наследнике трона. Сейчас ничто не имеет никакого значения, кроме нового султана, который взойдет на трон.
— Селим?
— Да, Селим.
— Знаешь, — сказала Накшидиль, — должна признаться, он мне показался довольно красивым, когда я вчера увидела его в зале представлений.
— Дело не только в этом, он к тому же очень умен, — добавил я.
— Но сейчас он пожелает завести собственный гарем, — сказала Пересту. — Если только нам как-то удастся убедить его оставить тебя здесь. В противном случае тебя выставят отсюда.
— Что ты этим хочешь сказать? — Накшидиль с подозрением взглянула на подругу. — А разве тебя не выставят?
Пересту задумалась.
— Не знаю… Я так не думаю.
— Почему? Почему выставят только меня?
— Потому что ты побывала в постели Абдул-Хамида. Новый султан не захочет оставить тебя в своем гареме.
— Ты хочешь сказать, что мне придется уйти отсюда, потому что меня вызвал Абдул-Хамид, а ты останешься, потому что он тебя не приглашал к себе в постель.
Пересту смотрела на меня, ожидая, чтобы я подтвердил верность ее слов. Я молча кивнул.
— Но это же глупо, — сказала Накшидиль, и у нее от злости покраснело лицо. — Ведь вы оба уговорили меня привлечь внимание султана. Вы поощряли меня делать все возможное, чтобы он позвал меня. И теперь, после того как я добилась успеха, меня выставят отсюда, а вы останетесь. — И она снова зарыдала.
Мне стало стыдно оттого, что я уговаривал Накшидиль соблазнить султана.
— Я думал только о вашем будущем, — ответил я. — Как мне было знать, что он столь неожиданно умрет?
— Все не так плохо, — сказала Пересту. — Вместе с тобой отсюда уйдет много девушек. Если только…
— Если — что?
— Если султан не передумает.
— На это мало надежды, — ответил я.
— Ладно, скажите мне, кто останется и кто уйдет? — спросила Накшидиль.
— Уйдут все, кто непосредственно прислуживал султану, — ответила Пересту. — Кое-кого из старых рабынь освободят. Сестры и дочери покойного султана лишатся своих титулов. Им и женам покойного султана, которые не родили сыновей, разрешат выйти замуж.
— Кто возьмет их в жены?
— Большинство из них выдадут за губернаторов провинций или высокопоставленных мужчин за пределами дворца. Они получат документы, удостоверяющие, что им дарована свобода.
— А остальные?
— Остальные девушки, прислуживавшие султану, например, те, кто подавали ему кофе или обхаживали его в бане…
— Или побывали у него в постели, — добавила Накшидиль.
— Да, или побывали у него в постели… И жены, у которых от султана родились сыновья, — их отправят в Эски-Сарай, Старый дворец.
Я хотел спросить, что станется с евнухами, но знал, что это ее не беспокоило. Пересту была похожа на большинство остальных девушек: они считали евнухов сорной травой в цветнике.
Накшидиль вздохнула, затем кивнула в мою сторону:
— А что станется с чернокожими евнухами? Как с ними поступят?
— Спасибо, что вы спросили об этом, — поблагодарил я, прикладывая руку к сердцу. Только ее одну из всех, похоже, волновал этот вопрос. Мне хотелось сказать ей, что Старый дворец полон евнухов, которым так и не посчастливилось познать любовь, но прикусил язык. К тому же я слышал, что в этом дворце вольготно живется горстке похотливых евнухов, поскольку за ними строго не наблюдали, и те доступными способами вступали в интимные отношения с некоторыми женщинами.
— Они тоже уйдут, — ответила Пересту и пожала плечами.
— Вы знаете, почему этот дворец называют Старым? — поинтересовался я.
— Нет.
— Это был первый дворец, построенный турками в пятнадцатом веке, когда они отобрали у греков Константинополь, — объяснил я. — Он находился в центре города и представлял собой огромное уединенное место с высокими стенами, удобными помещениями, просторными банями и фруктовыми садами.
— Почему они там не остались? — спросила Накшидиль.
— После того как построили Топкапу на этой прекрасной стороне Золотого Рога, султан Мехмед переехал сюда, но женщины остались на прежнем месте. Только после того, как Хуррем, одна жена султана, настояла на том, чтобы жить рядом с мужем Сулейманом Великолепным, гарем переехал сюда. После смерти султана его вдовы и женская половина семьи были отправлены назад в Старый дворец. Он стал местом позора, и правившие султаны использовали его для наказания женщин, попавших в немилость.
— Когда нас туда отправят?
— Скорее, чем нам хотелось бы.
На следующий день девушки получили официальное уведомление, что им надлежит переехать в Старый дворец. Накшидиль завернула свой нехитрый скарб и готовилась отправиться к Третьему холму. Сейчас больше ничего не оставалось, как ждать.
Чтобы избавиться от тревожных дум, она начала вышивать красно-серебристой нитью цветок на куске шелковой ткани голубого цвета. Вышивание заставило ее сосредоточиться, она наклонилась к ткани, рассматривала ее и почти не заметила, как я подошел. Когда я назвал ее по имени, она подскочила.
— Тюльпан, так много всего произошло с тех пор, как я впервые встретилась с тобой, — начала Накшидиль и глубоко вздохнула. — Как неожиданно изменилась моя жизнь: сначала все было хорошо, потом стало плохо, а теперь все повторяется. Но как только я нашла свою тропинку во дворце, меня снова загнали в угол. Как ты думаешь, у меня такая судьба?
— Накшидиль, пойдемте со мной, — робко сказал я в ответ.
— Уже пора? Я не вижу, чтобы другие девушки покидали дворец.
— Пожалуйста, пойдемте со мной.
Мне приказали немедленно отвести ее к главному чернокожему евнуху, но причину не объяснили. Мы быстро шли по булыжнику к покоям кизляр агаси и, когда вошли в покрытую голубым изразцом комнату, где пили кофе, я почувствовал тепло от горевших в камине поленьев. Но высокий худой главный чернокожий евнух, встретивший нас, был мне незнаком. Селим уже успел ввести в должность своего любимца. «Как быстро мы становимся лишними», — подумалось мне. Билал-ага, новый кизляр агаси, знал султана лучше всех, за исключением родной матери; он был у Селима и нянькой, и воспитателем с самого детства, и правитель доверял ему. Билал-ага заговорил твердым голосом:
— Султан желает, чтобы я побеседовал с ней.
Накшидиль приблизилась к нему, ее лицо выражало тревогу. Она знала, что должна молчать.
— Султан видел, как ты танцевала в зале для представлений, — сказал главный чернокожий евнух.
Я увидел страх в глазах Накшидиль. Мы понимали, что ее будущее под вопросом, если новый султан заметил, как она смотрит на него. Нас обоих могла ждать судьба похуже, чем Старый дворец. Я почувствовал комок в горле и потрогал кончиками пальцев свою шею.
— Когда султан спрашивал о тебе, ему говорили, что ты играешь на скрипке, — продолжал Билал-ага. — Султан Селим неравнодушен к турецкой музыке.
Скрипка не являлась традиционным инструментом турецкой музыки. А первые мелодии, сыгранные Накшидиль, были Моцарта: не чревато ли это еще большими опасностями? Накшидиль растерянно посмотрела на меня. «Почему он мне говорит это?» — вопрошали ее глаза. Должно быть, она вспомнила мое первое предостережение: женщину, не подчиняющуюся правилам гарема, могут сурово наказать, а что еще хуже — зашить в мешок, привязать тяжесть к ногам и бросить в море. Погрузившись в собственные мысли, она не слышала, что говорит кизляр агаси.
— Султан желает оставить в Топкапе некоторое количество женщин из прежнего гарема.
«Пересту», — угадал я по движению ее губ.
— Султан желает, чтобы ты осталась здесь, в Топкапе.
Слова евнуха оказались столь неожиданны, что Накшидиль растерялась.
— По приказу султана, — повторил главный чернокожий евнух, — тебе надлежит остаться здесь, в Топкапе.