Ожерелье королевы - Дюма Александр (читать книги без .TXT) 📗
– Есть еще и другая фальшивка, – воскликнула королева, – которую также можно вменить в вину благородному дворянину! Она удостоверяет от имени ювелиров, что ожерелье к ним вернулось.
– Королева, – отвечал г-н де Роган все с тем же презрением, – вольна приписывать мне обе фальшивит; тот, кто подделал одну расписку, мог подделать и две, какая разница?
Королева едва сдержала негодование, король жестом велел ей успокоиться.
– Берегитесь, – вновь сказал он кардиналу, – вы усугубляете свое положение, сударь. Я говорю вам: оправдывайтесь! А вы как будто хотите кого-то обвинить.
Кардинал на мгновение задумался, потом, изнемогая под бременем этой загадочной клеветы, невыносимой для его чести, произнес:
– Оправдываться? Ни за что.
– Сударь, известные вам люди утверждают, что у них похищено ожерелье; вы предлагаете уплатить за него и тем самым признаете свою вину.
– Кто в это поверит? – с великолепным высокомерием отрезал кардинал.
– Поверят, сударь, хоть вы и не допускаете подобной мысли.
И лицо короля, обычно столь добродушное, исказила гневная судорога.
– Государь, мне ничего не известно о том, что говорят, ничего не известно о том, что произошло; я могу лишь утверждать, что ожерелья у меня нет; могу утверждать, что бриллианты находятся у человека, который должен был бы в этом признаться, но не желает и вынуждает меня напомнить ему слова Писания: зло обратится на голову того, кто его совершил.
При этих словах королева сделала такое движение, словно хотела взять короля за руку; он сказал ей:
– Сударыня, правда либо на вашей стороне, либо на стороне кардинала. Еще раз спрашиваю: ожерелье у вас?
– Нет! Клянусь честью моей матери, жизнью моего сына! – отвечала королева.
С огромной радостью выслушав этот ответ, король обернулся к кардиналу.
– В таком случае, сударь, коль скоро вы не желаете обратиться к моему милосердию, вами займется правосудие, – сказал он.
– В королевском милосердии нуждаются преступники, государь, – отвечал кардинал, – я предпочитаю правосудие.
– Вы ни в чем не хотите сознаться?
– Мне нечего сказать.
– Но послушайте, сударь, – воскликнула королева, – ваше молчание ставит под удар мою честь!
Кардинал безмолвствовал.
– Ну что ж, а вот я молчать не стану, – продолжала королева. – Молчание его высокопреосвященства жжет меня, как огонь, оно свидетельствует о великодушии, в котором я не нуждаюсь. Узнайте, государь, что преступление кардинала состоит вовсе не в том, что он продал или украл ожерелье.
Г-н де Роган поднял голову, его лицо покрылось бледностью.
– Что это значит? – с тревогой в голосе спросил король.
– Государыня! – пробормотал потрясенный кардинал.
– Ах, никакие доводы, никакие страхи, никакая слабость не замкнет мне рта: сердце приказывает мне кричать на весь свет о моей невиновности.
– О вашей невиновности! – отозвался король. – Сударыня, да у кого достанет дерзости или низости, чтобы вынудить ваше величество к оправданиям!
– Государыня, умоляю вас! – сказал г-н де Роган.
– А, вы задрожали. Значит, я угадала верно: потемки выгодны вашим интригам! А мне любезней яркий свет. Государь, потребуйте от господина де Рогана, чтобы он повторил при вас то, что недавно говорил мне здесь, на этом месте.
– Ваше величество, берегитесь! – вырвалось у кардинала. – Вы переходите границы.
– Как вы сказали? – высокомерно оборвал его король. – Где вы слышали, чтобы с королевой говорили в таком тоне? Я, по-моему, себе этого не позволяю.
– В том-то и дело, государь, – вмешалась Мария Антуанетта. – Его высокопреосвященство говорит с королевой в таком тоне, потому что утверждает, будто имеет на это право.
– Вы, сударь! – прошептал король, становясь мертвенно-бледным.
– Он! – презрительно воскликнула королева. – Он!
– У его высокопреосвященства имеются доказательства? – осведомился король, на шаг приблизившись к принцу.
– У господина де Рогана, по его словам, есть письма! – пояснила королева.
– Говорите, сударь! – настаивал король.
– Письма! – не владея собой от ярости, воскликнула королева. – Предъявите письма!
Кардинал провел рукой по лбу, по которому струился ледяной пот; казалось, он вопрошает Господа, как в одном создании могут соединяться такая отвага и такая испорченность. Однако он молчал.
– Но это еще не все, – продолжала королева, под влиянием великодушного негодования забыв об осторожности. – его высокопреосвященство удостоился свиданий.
– Сударыня! Помилуйте! – простонал король.
– Устыдитесь! – подхватил кардинал.
– Что ж, сударь, – обратилась к нему королева, – если вы не последний негодяй на земле, если для вас есть что-то святое, значит, вы располагаете доказательствами, так предъявите их.
– Нет, сударыня, у меня их нет.
– Неужели ко всем преступлениям вы прибавите еще это? Неужели вы без конца будете меня позорить? У вас есть пособница, сообщница, свидетельница всех ваших дел? Назовите ее нам.
– Кто это? – воскликнул король.
– Госпожа де Ламотт, сударь, – отвечала королева.
– Ах, вот оно что! – заметил король, довольный тем, предубеждение его против Жанны оправдалось. – Вот как обернулось дело! Разыскать эту женщину, допросить ее!
– Да в том и беда! – вскричала королева. – Она скрылась! Спросите у его высокопреосвященства, куда он ее спрятал. Для него была прямая выгода вывести ее из игры.
– Ее вывели из игры другие, – возразил кардинал, – те, кому это было куда выгоднее, чем мне. Вот почему ее теперь невозможно будет найти.
– Но если вы невиновны, сударь, – с негодованием промолвила королева, – помогите же отыскать преступников.
Но кардинал де Роган, метнув на нее последний взгляд, повернулся к ней спиной и скрестил руки на груди.
– Сударь! – объявил оскорбленный король. – Вы пойдете в Бастилию.
Кардинал поклонился и самоуверенным тоном возразил:
– В этой одежде? В кардинальском облачении? На глазах у всего двора? Соблаговолите вообразить, государь, какой поднимется шум, он только усугубит страдания той особы, на которую обрушится всеобщее осуждение.
– Такова моя воля, – горячо возразил король.
– Своей поспешностью вы причините незаслуженное горе высокопоставленному духовному лицу, государь; кара не должна предшествовать осуждению, это незаконно.
– Будет так, как я сказал, – отвечал король, отворяя дверь в соседнюю комнату и ища глазами, кому передать свой приказ.
В комнате был г-н де Бретейль; впившись взглядом в королеву, которая была вне себя от волнения, в разгневанного короля и в застывшего кардинала, он понял, что его недруг пал. Не успел король вполголоса изложить ему приказ, как министр юстиции, присвоив себе обязанности капитана гвардии, крикнул звучным голосом, слышным до самого конца галерей:
– Арестовать господина кардинала!
Г-н де Роган содрогнулся. Ропот голосов под сводами, волнение придворных, внезапное появление королевских гвардейцев – все вместе придавало этой сцене характер зловещего предзнаменования.
Кардинал прошел мимо королевы, не поклонившись ей; гордая австриячка вспыхнула от негодования. Проходя мимо короля, он склонился перед ним в смиренном поклоне, а минуя г-на де Бретейля, глянул на него с такой искусно разыгранной жалостью, что барон счел свое мщение недостаточным.
К кардиналу робко приблизился лейтенант гвардейцев: он словно испрашивал у г-на де Рогана дозволения исполнить полученный приказ.
– Да, сударь, – сказал ему кардинал, – вам следует арестовать именно меня.
– Отведите господина де Рогана в его покои; во время мессы я приму решение, как с ним следует поступить, – изрек король посреди гробового молчания.
Наконец кардинал медленно удалился по галерее в сопровождении лейтенанта гвардейцев, обнажившего голову; король и королева остались одни при распахнутых дверях.
– Сударыня, – промолвил король, дрожа и насилу сдерживаясь, – вы сознаете, что это приведет к публичному судебному разбирательству, к скандалу, который погубит честь преступника?
