Пламенная - О'Бэньон Констанс (читать полную версию книги .txt) 📗
– Актер не думает о себе. Он думает о публике. Она должна поверить, что перед ней король или подметальщик – все равно. Забудь, как ты выглядишь, забудь о том, кто ты есть. Отныне ты только персонаж пьесы.
– А как я узнаю, что мне поверили?
– По тишине. По великой внимательной тишине, когда гнилые помидоры и яблоки останутся в карманах зрителей. Они забудут о них и будут слушать тебя разинув рты.
– А иначе, – добавила Мари, – все их запасы полетят тебе в физиономию.
Мадам Баллярд была как никогда серьезна, вытащив в то утро Сабину из постели на рассвете и представив ее на глаза только что проснувшемуся супругу.
– Неужели ты еще сомневаешься, что она сойдет за мальчика, слепой осел? Она же совершенно плоская…
– А можно мне потрогать, чтобы окончательно убедиться? – моргал глазами Жак.
– Я тебе потрогаю! У тебя что, глаза не на месте?
– Почему ты думаешь, что она так легко обманет англичан?
– Потому что они дураки. С французами это переодевание не пройдет.
Сабина вмешалась в разговор:
– Я всех заставлю поверить, что перед ними Антуан де Кавиньяк.
– Раз уж ты поверила в себя, – сказал Жак, – то пузатые англичане тем более поверят. А теперь дай мне еще поспать, Мари. Я ведь запоминаю свои роли во сне.
Представление в этот день собрало много зрителей. Среди них были и благородные господа. Жак провел Сабину незамеченной через самодельные кулисы.
Толпа на поляне хихикала, свистела. Мари храбро пробиралась между рядами, собирая плату за представление. Звон монет, падающих в чашу, наполнял сердца артистов радостью. Скоро наконец поднимется занавес. Для Сабины поднятие занавеса означало начало пребывания в иллюзорном мире. Она не помнила, как промелькнули эти часы, и очнулась только тогда, когда месье Баллярд положил свою тяжелую руку на ее головку. Торговцы, моряки, крестьяне из ближних деревень – все они аплодировали юному актеру.
– Поклонись им! Это прекрасный миг. Они обязаны нам минутами радости, а мы им… минутами триумфа.
Неужели королям воздают искренне такие почести?
Сбылись самые благоприятные пророчества. Зрители воздержались от кидания гнилых овощей и фруктов. Мари и Жак расцеловали Сабину за кулисами, а она с трепетом спрашивала:
– Никто не узнал, что я не мальчик? Посмотри на меня, Жак. Я ничем не выдала себя?
Обрадованный Жак мельком осмотрел ее наряд:
– Ты и меня обштопала, будь здоров.
– Не ври! – резонно заметила Мари.
– Хорошо, ты права. Но у меня опытный глаз. Не то что у этих тупиц. Французов же, конечно, не обманешь, но англичан… их не грех и обмануть.
Сабина спешила разделить свое приподнятое настроение со всеми, кто был рядом. Она кинулась на шею Мари:
– Теперь я месье Антуан де Кавиньяк!
Честно говоря, Сабина давно тайком приглядывалась к Мари, и в то время, когда та спала, или готовила пищу, или прогуливалась, она пыталась уловить секреты женственности. Она подражала ей во всем. Мари сразу это заметила, и ей льстило поклонение девочки. Все же она была актрисой, и любой зритель был для нее дорог. Лишенная возможности выступать на сцене в Англии и появляясь лишь в роли всем улыбающейся сборщицы платы за представление, Мари была рада даже одному-единственному зрителю в лице этой юной девушки.
Сабина искренне сочувствовала ей. Никакой звон монет, падающих в протянутую чашу, не мог заменить наслаждения от шекспировских строф, произнесенных на публике. Сабина забывала обо всех своих бедах, когда выходила на сцену. Таково было, видимо, величайшее волшебство театра. Когда спектакль кончался, она падала без сил на жесткое ложе, но в уме повторяла фразы все новых и новых ролей.
Однажды Жак Баллярд ласково погладил после спектакля ее разгоряченную головку.
– Сегодня ты могла бы сыграть в этой пьесе все роли. Почему так несправедлива судьба? Но, впрочем, нас ждет еще Франция.
Перед отплытием на пароме сам лорд-мэр Дувра пригласил труппу развлечь своих гостей отрывками из шекспировских пьес. Сабина побывала уже и принцем Датским, и Дездемоной, и Ричардом Вторым, а Жак был неподражаем в роли Фальстафа.
Наконец Изабель убрала с ноги Сабины последние предохранительные повязки и деревяшки. Семья Баллярдов, согрев на костре кувшин вина, ожидала торжественного появления Сабины. Ричард, вполне оправившийся от простуды, пристроился на коленях у Мари, нежно расчесывающей его спутанные кудри.
Сабина спустилась по крутым ступеням фургона. Она шла легко и плавно, как торжествующая королева по дворцовой лестнице. Все затаили дыхание. И Сабина тоже. Все-таки иногда Господь дарует и простым людям какую-нибудь радость.
– О Изабель! Я так благодарна тебе!
– Ели б не твое терпение, девочка… – растрогалась Изабель. – И твоя вера в меня…
Мари не могла не влить каплю желчи во всеобщую радость:
– Опять ты запишешь эту победу на свой счет. Девочка так старалась, а ты все заслуги приписала себе.
– Посчитаемся на том свете, Мари!
– Ты там окажешься раньше меня и, конечно, займешь лучшее место.
Шутливая перебранка не испортила никому настроения. Наоборот, они с аппетитом съели поджаренное мясо и запили горячим вином. А Сабина поняла, что ее силы удвоились – и для жизни, и для мести.
12
В дверь камеры Гаррета вежливо постучали. Обычно она распахивалась без предупредительного стука. Он уже не надеялся, что его посетят гости, и поэтому не встал с постели, когда на пороге появился архиепископ Кентерберийский, тот самый священник, обвенчавший его с Сабиной.
Архиепископ с интересом оглядел камеру узника. В последнее время ему нечасто приходилось навещать Тауэр.
– Простите за мое вторжение, ваша светлость, но мне поручено переговорить с вами.
– Я не одет для приема столь высокопоставленной особы.
– Не затрудняйтесь.
– Тогда присаживайтесь, ваше преосвященство.
Священник устроился на предложенном ему стуле.
– Я предложил бы вам что-нибудь выпить, но, увы, у меня ничего нет.
Архиепископ опробовал крепость стула, предложенного узником, и решил встать. Гаррет тоже поднялся. Получилось так, что они вроде бы изготовились к поединку.
– Я здесь, у вас, исключительно по желанию Его Величества. У вас только два друга – король и я, а врагов неизмеримое множество. За последнее время вы увеличили их количество.
Герцог Бальморо решил не спорить.
– Можете ли вы сообщить мне нечто новое, что послужит в ваше оправдание? Я рад был бы это услышать из ваших уст.
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Ни слова. Я не виновен ни в чем. Чьи-либо смерти не лежат тяжестью на моей душе.
Архиепископ вновь понадеялся на шаткий стул. Усевшись, он взглянул на стоящего перед ним герцога снизу вверх.
– Умерьте свой пыл, герцог… Я ведь на вашей стороне…
– Неужели?..
– Ваша мать хлопотала за вас.
– Я благодарен ей за труды, но на то она и мать. Кто еще позаботится обо мне?
– Она добилась многого. Например, допроса под пыткой некоторых личностей. Вы очень любите своего кузена?
– Какого?
– Гортланда.
– Я к нему равнодушен. Это он подослал вас ко мне?
Священник возмущенно фыркнул, услышав такое унизительное высказывание из уст узника.
– Меня послал к вам король. Я пришел сюда, повинуясь воле Его Величества.
– Тогда позвольте задать вам вопрос, ваше преосвященство.
– Конечно. Задавайте любые вопросы.
– Жива ли моя мать и не в заточении ли она, как и я?
– Жива и на свободе.
– Прекрасно. Король к ней милостив?
– Выше всякой меры.
– Уже эта одна новость для меня праздник.
– Вы хотите знать, кто ваш обвинитель?
– Какой узник этого не хочет?
– Это Гортланд!
– Мой добрый кузен! – воскликнул Гаррет. – Он так пекся, чтобы я скрылся от королевской стражи.
– Однако…
– Что однако?
– Остерегайтесь друзей и братьев своих.
– Не темните, архиепископ. Говорите прямо, начистоту.
