Роковой Выстрел - Езерская Елена (книги без сокращений .txt) 📗
Отобедав, Корф разом почувствовал такую усталость, что Варваре пришлось прислонить его к себе и помочь добраться до спальной. Варвара уложила Владимира, взбив для него подушки повыше и подоткнув одеяло, точно маленькому. А потом села на край постели рядом с ним и запела тихонько что-то протяжное и доброе, как будто убаюкивала, и Владимир быстро и незаметно погрузился в спокойный, ровный сон. Он дышал глубоко и время от времени улыбался. Знать, что-то хорошее увидел, поняла Варвара. Она наклонилась, поцеловала его в лоб и на цыпочках вышла из спальной, осторожно притворив за собой дверь.
Утром Владимир проснулся непривычно бодрым, как будто заново родился. Пережитый сон словно вернул его в детство – Владимир увидел себя маленьким, он играл с мамой в саду на лужайке. Мама качала его на качелях, а он уносился в небесную даль и смеялся, радостно и счастливо, как умеют смеяться лишь дети... Корф вздохнул – время, проведенное в тюрьме, побудило его к размышлениям о своей жизни. И Владимир вдруг открыл для себя, что не правильно жил – не прощал обид, был высокомерен и циничен, не ценил тех, кто любил его, и боялся любить сам. Он гордился своим одиночеством, но, лишь действительно оставшись один, осознал, как тяжела эта ноша. Корф впервые подумал о том, что, если бы судьба дала ему возможность все начать сначала, он непременно воспользовался данным ему шансом.
– А вы что здесь делаете? – негодующим тоном вскричал Корф, входя после завтрака в библиотеку.
На диванчике рядом с винным столиком, развалясь, с наглой физиономией, сидел Забалуев и, причмокивая от слишком демонстративно показываемого удовольствия, попивал любимый баронов коньяк.
– С возвращением, Владимир Иванович, – вполне миролюбиво произнес Забалуев. – Я, разумеется, не верил в вашу вину, но все же было приятно убедиться, что не ошибся в вас.
– Не могу сказать, чтобы меня особо беспокоило ваше мнение, – Корф сдержал себя от желания немедленно вышвырнуть из дома этого подонка. – Но все равно благодарю. Так что вы хотели?
– Немного, совсем немного, барон, – недобро улыбнулся Забалуев. – Я хочу, чтобы вы возместили мне убытки, что нанесли моему положению и благосостоянию ваши собственные поступки и действия ваших друзей.
– Вы тоже требуете сатисфакции? – рассмеялся Корф. – Это князь Петр посоветовал вам? Что ж, извольте, я готов хоть сейчас стреляться с вами.
– Нет уж, – покачал головой Забалуев, – чтобы вы сразу меня убили? Нет-нет! Я хочу компенсации, настоящей, весомой, которая позволила бы мне безбедно вести тот образ жизни, к которому я привык за последние годы.
– Деньги? – удивился Корф. – С какой стати и за что я должен вам платить, сударь?
– А вам и невдомек? – Забалуев даже в ладоши похлопал – так ему стало весело. – Посудите сами, вы стрелялись с наследником, и поэтому в Двугорское вслед за вами отправился князь Репнин, который сделал мою жизнь невыносимой. Из-за вас разрушились мои отношения с цыганами, из-за вас с вашим дружком князем я на грани развода с Елизаветой Петровной, вы обвиняли меня в убийстве вашего батюшки и подставили в деле Калиновской.
– Лучшая защита – нападение? – криво усмехнулся Корф. – Понимая, что все ваши грязные замыслы рухнули, вы собираетесь обвинить в этом меня и князя Репнина? Ловко, удобно... Только я не стану раскаиваться в том, что – пусть даже невольно – содействовал разоблачению такого негодяя, как вы.
– Значит, если я вас правильно понял, платить по счетам вы отказываетесь? – Забалуев встал с диванчика и вызывающе посмотрел на Корфа.
– С подлецами не торгуюсь! – воскликнул барон. – А станете перечить – позову слуг и попрошу их оказать вам те почести, которых вы заслуживаете.
– Хорошо, – с тихой угрозой произнес Забалуев, – тогда даже не мечтайте снова увидеться с Анной...
– Что ты сказал?! – Корф бросился к Забалуеву и схватил его за грудки, чуть приподнимая над полом. – Повтори, что ты сказал? Что ты сделал с ней, бандит?!
– Желаете узнать, где Анна, – прохрипел Забалуев, размахивая руками и дергая ногами, точно повешенный, – отпустите, иначе никто не будет в силах ей помочь.
– Негодяй! – вскричал Владимир, вынужденный оставить его. Забалуев едва не упал, у него закружилась голова, не хватало воздуха. – Где Анна, говори! Что с ней?
– И чего это вы так разволновались? – Забалуев откашлялся и изобразил на лице лучшую из своих умилительных улыбок. – С госпожой Платоновой все в порядке, вот только свободу она получит лишь после того, как вы заплатите мне за все, что я потерял. А хочу я немного – перепишите на мое имя ваш петербургский особняк.
– Наглец! – зарычал Корф.
– Поберегите силы и эмоции, – как ни в чем не бывало, продолжал Забалуев. – И дважды я повторять свои условия не стану. Хотите убить меня – сделайте это немедленно, я все равно унесу тайну местонахождения Анны в могилу. И тогда вы можете искать ее хоть до скончания века. Надумаете договориться – завтра я сам навещу вас в вашем доме в Петербурге. И не пытайтесь меня обмануть – только я знаю, где сейчас Анна, и от вас зависит ее жизнь. Не будьте жадным, барон, поделитесь с обездоленным и несчастным человеком. Я никому не желаю зла. Я просто хочу вернуть то, что у меня отняли. Я ухожу, но не прощаюсь, – до встречи в столице. Время и место нашей встречи назначено – буду рад видеть вас там...
Глава 4
Потерянная и обретенная
– Вы чем-то расстроены, Натали? – участливо спросил Александр.
Вот уже несколько дней, как княжна Репнина вернулась к своим обязанностям при дворе. Александр несказанно обрадовался, увидев ее в свите государыни, и с большим трудом сдержал радость при встрече с нею. Наташа была связана с самыми светлыми воспоминаниями в его жизни, и Александр боялся нарушить равновесие, установившееся между ними в их последнюю по времени встречу, и бросить даже самую малую тень на прекрасные моменты их прошлого.
Поначалу Наташа сторонилась его – была сдержанна и корректна, но потом все же оттаяла и однажды согласилась сыграть с ним партию в шахматы. Александр с непривычной для него самого нежностью взрослого, умудренного годами и жизнью мужчины, наблюдал за тем, как она перебирает завитки волос и чуть близоруко морщит носик, по привычке, распространенной между светских барышень, редко признававшихся в недостаточности своего зрения.
Все было мило, а сама Наташа – просто очаровательна, и Александр вынужден был признаться себе, что испытал огромное облегчение, узнав о ее разрыве с князем Андреем Долгоруким. И впервые позволил себе назвать чувство, что разъедало его, когда речь заходила о княжне Репниной, – Александра душила ревность. И хотя он по-прежнему не желал себе другой супруги, кроме принцессы Марии, Натали была нужна ему, как воздух, как обязательная составляющая. Александр плохо представлял в такой роли Ольгу, которая стремилась доминировать и обладать им полностью и безгранично. Но Наташа стала другом, оказавшимся важнее и ближе всех – даже самых близких, потому что каким-то необъяснимым образом была неразрывной частью его «я», необходимостью, данной от рождения:
Александр чувствовал – Натали и сама вздохнула свободно, когда вырвалась из Двугорского. Он понимал – она бежала... от чего, от кого? Не только от Андрея, в отношении к которому никак не могла разобраться, – скорее всего, от самой себя, неуверенной в неизбежности этого брака. А еще – от замужества, грозившего стать обязательством – перед семьей, своей собственной и своего жениха, перед ним самим.
Александр догадывался, что Репнина – вольная птица – оказалась не готова к самопожертвованию, и никоим образом не осуждал ее эгоизм, потому что именно эта ее независимость и стремление к переменам, эта восхитительная воздушность и легкомысленность характера делали Наташу особенно привлекательной и желанной. Ибо ничто так не держит мужчину подле женщины, как угроза ее потерять.
И вот она опять предстала перед ним – в слезах и удрученная. И Александр немедленно принялся перебирать в памяти слова или поступки, которые могли быть сказаны или сделаны им и по неосторожности подвергли княжну осуждению со стороны императрицы. – Признайтесь, что не я причина ваших слез? – с надеждой в голосе спросил Александр, подходя к Наташе, одиноко сидевшей на мраморной скамье в дальнем углу коридора, ведущего в покои государыни.