Танец мельника (ЛП) - Грэм Уинстон (е книги txt) 📗
— Догадываюсь.
— Не гадай понапрасну. Всё равно не знаешь. Это место, где держат должников до суда, а потом посылают в тюрьму. У нее уже было двое отпрысков. Сказала, что заберет и меня. Мать обещала заплатить. Не знаю, заплатила ли она. Так и не узнал...
— Что случилось?
— Ну-у... Я застрял там на два года. Чтобы прокормиться, приходилось в основном воровать. Потом я сбежал. Кому было до этого дело. — Стивен выглянул в окно. — Смотри, снежинки в такое время года. Давай сходим и еще раз поглядим на сторожку, пока не стемнело. Туда идти полчаса.
— Расскажи, что было дальше. Я хочу знать.
Из дальней комнаты, примыкающей к библиотеке, слышались отдаленные звуки: Изабелла-Роуз пыталась петь. Даже здесь это звучало фальшиво.
— Когда тебе нет и семи и отвечать за тебя некому, тебя легко схватить и отправить в исправительное учреждение... Или в тюрьму за кражу яблока. Что и произошло со мной.
— В тюрьму?
— Именно. О да. Не знала, что твой ухажер — бывший уголовник, верно? Когда попадаешься в первый раз, то сажают только на месяц. Когда я вышел, меня вверили заботам надзирателей, которые продали меня в угольную шахту в Форест-оф-Дине. Я проработал там около года, а потом сбежал. Некоторое время жил сам по себе...
— Ты трудился на шахтах?
— Ага. Справил восьмой день рождения в угольной шахте Эйвонкрофт. — Стивен замолк и почесал подбородок. — Забавно, но ты первая, кому я это рассказываю. Самая первая. Я всем говорю, что никогда не спускался в шахту. То же самое я сказал и Джереми. В прошлом году я разок спускался в Уил-Лежер, посмотреть, есть ли у нее отличия от других шахт. Так вот — никаких. Меня в дрожь бросило, потому что напомнило о старых временах. Забавно, что я всегда притворялся. И всё ради того, чтобы не снились кошмары.
— Но в таком возрасте...
— Да, отдаю должное корнуольским шахтерам, они не берут вниз детей, пока тем не исполнится десять-одиннадцать, и только если они сами захотят этому учиться. Меня запрягали в тележку. Как лошадь или, скорее, как собаку. Тоннель, по которому я тянул тележку, часто был слишком узок для крупного парня. Тележка двигалась по рельсам от того места, где отбивают уголь, к подножью ствола шахты, прямо как в корнуольской шахте, понимаешь, но только там используют детей, чтобы тянуть тележки. Вокруг пояса повязывают ремень, который крепится к цепи между ног, так что когда тянешь тележку, то всякий раз стираешь ноги до крови. Однажды, когда мы узнаем друг друга получше, я покажу тебе шрамы.
— Ты провел так целый год?
— Может, месяцем больше или меньше. Счет времени теряешь. Но однажды я улизнул от них и направился прямо в лес. Был так напуган, что долго бежал без остановки, потому что если тебя схватят, то не только изобьют, но и наденут цепи на ноги и руки и уже никогда не снимут. Но мне повезло.
— Повезло...
— Ну да, повезло. Всё лето жил дикарем. Не так тяжко, когда есть фрукты. Я неплохо прожил до начала зимы, после чего мои запасы стали заканчиваться. Тогда я пошел просить милостыню в деревню Харфилд, что неподалеку от Дурсли. Там на меня натравили собак. Но тут к двери подошла женщина, она сжалилась надо мной и дала корку хлеба. Черноглазая, еврейской наружности, хотя она была валлийкой, а не еврейкой, и ее звали Элвин. Когда пришел ее муж, я решил, что тот вышвырнет меня из дому, где я уже успел пригреться; но женщина убедила его разрешить мне переночевать. В итоге я остался на семь лет. По-своему они были добры ко мне. Представь себе, я работал от рассвета до заката семь дней в неделю. Но после шахт это был рай небесный. Я выучился читать и писать, стал крестьянином. Или деревенским мальчишкой. Может, мне стоило остаться. Ведь у них не было детей. И я бы унаследовал их хозяйство. Но нет. Как-то раз я поехал в Бристоль и увидел море.
— Разве ты не был кучером?
Он поднял взгляд.
— Тебе это отец рассказал? Ну да, работал на сэра Эдварда Хоупа, недалеко от Бристоля. Но это не то. Я никак не мог успокоиться, после того как увидел море.
— Разве ты успокоишься когда-нибудь?
Он заулыбался и взглянул на нее.
— Разве у меня хватит сил уехать от тебя?
— Сейчас-то легко говорить!
— Понимаю. Кто может знать наверняка? Себя я точно не смогу изменить. А тебе этого хочется? Я уж точно не хочу, чтобы ты менялась.
Он сел рядом и стал без устали целовать ее лицо.
— Ты удивляешь меня каждый день, Клоуэнс. Чем больше я узнаю тебя, тем больше мне так кажется. Какой женой ты мне станешь!
— Я просто люблю тебя, — сказала Клоуэнс. — Вот и всё.
— И клянусь Богом, я так люблю тебя...
Дверь резко распахнулась, и Изабелла-Роуз ракетой ворвалась в комнату, но завидев их, лихо, со скрипом тормознула.
— Клоуэнс! И Стивен! Ой... Я не знала. Мама не сказала, что вы здесь. Черт побери! Вот смех-то, да? А я думала, вы целуетесь только по праздникам!
Она была в розовом кисейном платье и со сверкающей алой лентой в черных волосах. Из троих детей она более всех походила на Демельзу — такая же длинноногая, те же глаза и стремительные движения. Только черные глаза не лучились теплотой, и голос хрипловатый. Пока оставалось только гадать, превратится ли она в роковую красотку или ей будет до этого далеко.
— Черт побери! — опять воскликнула она. — Я ведь вам помешала.
— Белла, нельзя ругаться, — пожурила ее Клоуэнс.
— Ну ведь старый мистер Тренеглос был тут вчера и разговаривал с папой и без конца повторял «черт побери» или «чтоб мне провалиться», как только открывал рот. Если ему можно, то почему мне нельзя?
— Потому что ты маленькая. И к тому же не пристало даме так выражаться.
— Кому охота быть дамой? — спросила Изабелла-Роуз. — Спорим, Стивен тоже ругается, да, Стивен?
— Частенько, — ответил тот.
— Ты слышал, как я пою? Я сама сочинила песню, про улитку. Я когда-нибудь спою ее для тебя, Стивен!
— Я признателен тебе, моя драгоценная.
— Вот смех-то, целоваться в библиотеке! — воскликнула Изабелла-Роуз и подошла к двери. — Со мной это тоже случится, когда я вырасту?
— Ага, — согласился Стивен. — Если не раньше.
— Чтоб мне провалиться, — добавила Изабелла-Роуз и сразу вышла.
Они уставились друг на друга, досадуя на неожиданное вторжение, и вдруг оба громко расхохотались. Спустя минуту Клоуэнс спросила:
— Значит, ты больше не слышал о матери, с тех пор как тебе исполнилось четыре?
— Слышал пару раз, когда трудился на ферме. Она путешествовала с актерами. Дважды они приезжали в Дурсли. Но миссис Элвин думала, что грешно ходить на представления.
— Даже повидать собственную мать?
— Я не сказал ей об этом.
— Но почему?
— Они думали, что я сирота. Так было лучше.
Клоуэнс внимательно рассматривала его лицо, волосы, глаза, губы.
— На что ты так смотришь?
— Ты трудился под землей в тяжелых условиях в восемь лет. Страшно в это даже поверить.
— Такое случается сплошь да рядом. Не всем так повезло, как мне.
— Это не отразилось на твоем развитии. Ты крупный и сильный.
— Сельское хозяйство помогло.
— Мысль о том, что ты был в шахте, меня пугает.
— Меня тоже, даже сейчас, стоит только подумать. Поэтому я не думаю об этом.
— Мне не стоило спрашивать.
— Может, и стоило. Может, лучше не притворяться.
Клоуэнс взяла его за руку. Стивен нахмурился. Впервые она увидела его уязвимость и стала дорожить им еще больше.
— А до этого угодить в семь лет в тюрьму за кражу яблока! — сказала она.
— Четырех, если честно. Понятно, я воровал и прежде, всё время, пока жил у Черной Моли.
— А потом?
— Каперство — это своего рода воровство, ведь так. Узаконенное пиратство, как говорят. Я не совсем это имею в виду. Я бы украл ради тебя!
— Не стоит.
— Нет... Нет... Славься. Славься, славься.
— Аминь.
Он накрыл ее ладонь своей.
— Что намечается в воскресенье?
— Ой, да ничего особенного. Мы просто поужинаем в кругу семьи и с нашими старинными друзьями, доктором и миссис Энис. Я сказала, чтобы никакой суеты и тостов, только дружеский обед, так что всё улажено.
