Прихоти фортуны - Стоун Джулия (читать полную версию книги .txt) 📗
– Князю тьмы, ваше преосвященство, – последовал ответ.
– Вот как? Ты отвечаешь слишком поспешно, Жанна. Откуда же тебе это известно?
– Так говорят.
– Кто же, Жанна? – Гийом де Бриг подался вперед, при этом пламя свечей, длинные зеленые стволы которых на четверть истаяли, затрепетало от движения воздуха. Шарахнулись тени за спиной судей. – Кто так говорит, и кто учил тебя сей ереси?
– Да все говорят. Это же старинные легенды. Жители нашего края суеверны.
– Хорошо. К этому мы вернемся, – процедил доминиканец. – Не угодно ли тебе дать присягу, что язык твой произнесет одну лишь правду?
– Я уже пообещала, сударь.
– Обещание и клятва – не одно и тоже.
– Я готова.
– Заметь, что я не приказываю тебе клясться.
– Если вы не приказываете, стало быть, я могу и не клясться.
– Можешь не присягать. Но если ты желаешь поклясться, то я охотно приму это.
– Да зачем, черт возьми, я буду клясться, если вы не приказываете?
– На тебе подозрение в ереси, Жанна, и обвинение в колдовстве.
– О, боже!
– Итак…
– Я клянусь!
– Скажи-ка, дитя, а не знаешь ли ты сама каких-нибудь штучек… Может быть самых пустячных, невинных. Ну, например, может быть, ты напускала на поля туман или гусеницу? А может, лишала коров молока?
– Нет.
– Подумай хорошенько, Жанна, прежде чем ответить. Ведь твое упорство может повредить в первую очередь тебе и избавить от кары того, кто в большей степени ее достоин.
– Я уже ответила.
– Хорошо… – Гийом де Бриг потер пухлые руки. – Оставайся в сумраке. Но, быть может, ты откроешь нам, с какого времени тебе известны секреты мастерства?
Жанна, которая никак не ожидала подобного поворота дела, распахнула глаза. Она вмиг забыла об усталости и терзавшем ее голоде. Не веря собственным ушам, она внимала скучающему инквизитору.
– Святая апостольская церковь учит нас, что бог трехлик. Враг же рода человеческого многолик и могущественен, и еретическая секта колдунов и ведьм могуча так же. Являлся ли перед тобой дьявол, Жанна? И летала ли ты на шабаш верхом на палке, смазанной волшебной мазью, где твой жених ждал тебя? В каком облике он являлся тебе, был ли это громадный кот, черный козел или чудовище с крыльями летучей мыши?
– Тебе, видать, это приснилось, церковник! – воскликнула Жанна в страхе и крайнем изумлении.
– Вот как? А не целовала ли ты, будучи неофиткой, сатану в зад, чем отдала ему свою душу? Не обещал ли он взамен исполнения твоего заветного желания?
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – резко ответила Жанна, стараясь подавить подступивший животный страх и поочередно оглядывая фигуры сидящих за столом.
– Не понимаешь? – Гийом де Бриг тонко улыбнулся; где-то за стенами монастыря завыла собака. – Так-таки не понимаешь, Жанна? А твоя неземная красота, не она ли была твоим заветным желанием? Ага! Известно, что дьявол исполняет обещанное! Женщина не может обладать ликом ангела. Твоя красота не от мира сего, она – от лукавого!
Последние слова инквизитор выкрикнул, поднимаясь с места и тяжело опираясь о стол; бульдог оскалился; граф де Ледред подался вперед, свет упал на его обезумевшее, искаженное страданием лицо.
Ее красоту, ее невинность, то, чем люди восхищались и ради чего одаривали ее милостями, развращенные церковники вменили ей в вину!
Жанна не могла поверить, что это происходит с ней наяву. Она отступила в глубь зала, где как лампады теплились свечи и, обернувшись к двери, закричала:
– Уведите меня отсюда! Уведите! Уведите! Уведите!
ГЛАВА 9
На некоторое время Жанну оставили в покое. Потом снова начались допросы, продолжавшиеся подолгу, лишавшие ее сил. Она поняла, что попала в адскую машину инквизиции, которая не пощадит ее хрупкость.
Ей зачитывали чьи-то свидетельства, изобличавшие ее в колдовстве. Но имен свидетелей Жанна не знала. Она не ждала чуда. Девушке стало совершенно ясно, что судьи слышат только желаемое, с легкостью извращая ее слова. Она все чаще замыкалась, погружаясь в себя, созерцая свой таинственный мир, куда никому не было доступа. Она сожалела о спокойных и мирных днях в лучезарной Пти-Жарден, белые лачуги которой рассыпались по побережью жемчугом. В тишине подземелья, нарушаемой только капающей водой и возней крыс, нимфа слышала шум прибоя и плач чаек в теплых потоках воздуха, залитого ярко-золотыми лучами солнца.
Быть может, это был лишь сон, который рано или поздно растворится в перспективе памяти? И может быть там, в этом мрачном подземелье Жанна начала свою подлинную жизнь, жизнь, уготованную ей самой судьбой?
Звездный полог небытия, черный и холодный, подобно свитку разворачивался в ее душе, отбрасывая тень на воображаемое побережье, и под этим пологом исчезало улыбающееся дитя.
Она идет по бесконечной лестнице, высеченной в розовом граните, вокруг скользят летучие мыши, и их кружение, похожее на черную вуаль, постепенно окутывает все беспросветным туманом. Наверху стоит Диагор и, смеясь, зовет ее. И она доверчиво поднимается к Полису-на-Скале, и восхождение это похоже на струение вод.
Все существующее – сон! Сон! Уже не было больше стройного здания жизни, остались развалины, скатившиеся во мрак.
Перед внутренним взором узницы внезапно поднялась давно забытая картина. Она идет с матерью за руку по мокрому песку, и следы их босых ног быстро наполняются морской водой. Море качается вперед-назад, и можно уснуть в этой колыбели. Мир наполнен туманом, легкой утренней дымкой, сквозь которую проходят едва теплые медные лучи встающего из глубины солнца, похожего на огромный цветок. Впереди анфилада синих причудливых скал, поросших редкой травой, великолепных в своей перспективе и мудром сосуществовании с морем. Из-под гранитной арки появляется белая лошадь с длинной расчесанной гривой, и сквозь дымку идет навстречу Жанне и ее юной матери, материализуется зеленый фургон, который скрипит и раскачивается. Проходя мимо, лошадь смотрит на Жанну круглыми зеркальными глазами и шевелит черными губами. Фургон оставляет глубокую колею, подползает волна, и колея заполняется водой, теплый ветер откидывает назад прекрасные волосы матери… Разочарование! Разочарование! Хрупкий солнечный мир, на который легла тень доминиканского замка. Глаза Клода, как два застывших озера, и его улыбка, тронутая тлением. Как жизнь может быть такой хрупкой? Воистину бог – великий шутник и великий философ.
Она снова с неясной горечью жалела своих дней в Пти-Жарден.
Граф больше не приходил к ней в темницу, но всегда молчаливой тенью присутствовал на допросах. Часто Гийом де Бриг, почтительно наклоняясь к его уху, тихо и неторопливо советовался с ним. Этьен де Ледред отвечал односложно, словно не понимая, что еще от него нужно, и почему его не оставят наконец в покое. Когда Жанна смотрела на графа, ею овладевало сострадание, в котором она сама нуждалась, и она думала, что этот могучий и угрюмый человек, который одним своим словом может превратить ее в пыль, любит и любит безнадежно… ведьму, юности которой коснется костер. Эта любовь делала его несчастным, ибо это была месть фортуны монаху Патрику, без сожаления осудившего на смерть многих еретиков.
Когда узница и судья встречались взглядами, они краткое время глядели друг на друга, пытаясь понять чувства, таящиеся в глубине, и Жанна, как книгу, читала тайны сердца рыцаря. Она перестала стесняться своей внешности и ужасающей худобы, она знала, что он по-прежнему помнит ее иной. И его страдающие глаза говорили девушке, что он по-прежнему видит перед собой прекрасную грезу цветущего побережья, испещренного следами фламинго.
Время шло. Жанна день за днем, обнаруживая недюжинную выдержку, проходила в дверь, за которой был коридор, после нескольких поворотов – винтовая лестница и коридор, упиравшийся в другую дверь.
Она уже не боялась переступать порог зала, где ее ожидали чудовища, прикрывавшиеся распятием. Состав суда менялся лишь отчасти: бульдога сменяла жаба, иногда появлялся монашек, в профиль похожий на птицу, которая хочет пить.
