Над бурей поднятый маяк (СИ) - Флетчер Бомонт (читать хорошую книгу txt) 📗
Но от Уилла давно не было никаких вестей, а жена с невесткой пилили денно и нощно, и внуки каждый день заглядывали в глаза. Вот он и сдался на милость победителя, предпочтя, подобно древним, проиграть битву, но выиграть войну. А сдавшись, отправился на розыски своего загулявшего отпрыска.
У Джона был один адрес, где мог обретаться Уилл, вообразивший себя свободным от семейных обязательств: постоялый двор «Sub Rosa» на Бишопсгейт. И он не удивился, что на постоялом дворе с неприлично яркой, жирно намалеванной розой, Уилла не оказалось. Впрочем, хозяйка — очень приятная вдовушка и сразу видно блюдущая себя женщина, — мисс Джинни, посоветовала поискать «мастера Шекспира» в «Театре». Дескать, он там и живет нынче, и работает. Театральных постановок много — сезон.
Содомом воняло от поднятого в знак грядущего представления флага над «Театром». Кто же, какой порядочный христианин, станет ходить на пьески в Великий пост, да еще и перед самой Страстной Неделей? У кого хватит совести кривляться, зная, что Спаситель вот-вот примет крестную муку, а тысячи последователей истинной веры гниют в застенках? Джон хмурился, но своему старому другу, Джейме Бербеджу, с которым они съели не один пуд соли, не сказал ничего. А что тут скажешь, не его вина, что народ валом валит в театры в пост, а новой веры, утвержденной беспутным и развратным Генрихом, от которой до конца времен — так, безделица, рукой подать. Ремесло же актера было ничуть не хуже скорняжного. По молодости да по глупости Джон и сам хотел податься в актеры, но не судьба: ни петь, ни плясать, как это положено в их цеху, он не умел. Да и семья уже была, не бросишь же жену с детьми.
На вопросы об Уилле Джейме отвечал неохотно, прятал взгляд и хмурился, не скрываясь, даром, что актер. То ли кошка между ними пробежала, то ли у Джейме своих забот хватало — такую махину, как «Театр» еще нужно было содержать в надлежащей исправности. Джон не стал задерживать земляка болтовней, так для вежливости выпил кружку пива — и отправился по делам.
«Сирену» он нашел без труда: по старой памяти да по облезлой, колыхавшейся на весеннем потеплевшем ветру вывеске. Посторонился, выпуская молодого, разряженного в пух и прах щеголя. Только головой покачал: этот вот уж точно из содомлян, истинный так сказать, местный житель. Кабы не штаны, так издали и не разобрал бы: парень или девка. Он, Джон Шекспир, человек бывалый и видел всякое на своем веку. Но подобные чудеса с подведенными глазами ему встречались только в Лондоне.
Интересно, Уилл одевается так же?
***
Конечно, с пройдохой Хенслоу никто не условился. Кит не мог быть уверен, что старик не испортит ему затею: кто захочет отдавать такого жениха, как Нед Аллен, капризной богачке, способной помериться с молочно-бледной мисс Вудвард и красотой, и кошельком? Хенслоу любил нахваливать белизну кожи своей племянницы и золото ее волос — непременно в компании, большей, чем компания скучающего в клетке громадного медведя. Сама девица, по всему, обладала несомненной скромностью, но смирением прикрывала тиранический характер, присущий каждой доброй хозяйке. Может, это и пугало славного Тамерлана — он не привык подчиняться маленькой королеве с благостными светло-голубыми глазками, но, надев ей на палец кольцо, был бы на это обречен — его обрекли бы деньги дядюшки невесты.
В общем, по всему, Филипп Хенслоу не должен был знать о свидании, назначенном в самой сердцевине «Розы».
— И кто это так жаждет увидеться со мной? — с кривой усмешкой поинтересовался Аллен, вместе с Китом поднимаясь по скрипучим ступенькам на второй ярус лож. Там был кто-то — из партера можно было увидеть неясную переливчатую фигуру и четкую тень, но лицо прекрасной незнакомки было прикрыто маской. — Все это дурно пахнет, Кит. И выглядит так, словно ты вознамерился продать меня.
Кит ответил самой чарующей из своих улыбок — прямо в губы Неда, успев повернуться к нему лицом так скоро, что тот вздрогнул:
— После скажешь мне спасибо. Я же вижу, что ты нуждаешься в этом — и в деньгах. А друзья должны помогать друг другу.
Аллен пихнул его в грудь, заставив отступить, и прошел мимо, обгоняя, перемахивая через ступеньку.
— Откуда тебе вообще знать, в чем я нуждаюсь, — огрызнулся через плечо, и ворвался в ложу так, словно собрался взять ее стены штурмом, как стены неприступной крепости.
***
Леди Френсис живо обернулась на громкие шаги по лестнице — может, даже слишком живо, выдав тем свое жгучее, бродящее, как молодое вино, любопытство. Слишком долго она удерживалась от своих любимых развлечений и походов в театр, а поняв, что никакая придворная чехарда не способна заменить радость от нового дорогого приобретения, заскучала по своей теневой жизни еще больше.
Муж не упрекал ее, только посмеивался и подкалывал изредка: то, чего ему не полагалось знать, он не знал, а остальное было не важно.
— Ты обхаживай нашу золотую старушку, — отвечала Френсис, обдумывая богатое предложение этого говнюка Марло, и прикидывая десяток вещей одновременно: от платья, которое следует надеть для первой встречи с подарком, до суммы, которую следует ему отписать в качестве первого поощрительного взноса. — А я буду заниматься тем, что доставляет мне радость.
Граф Эссекс не привык спорить с супругой, потому что ему было не до того — рыжая мумия, погребенная в своем дворцовом гробу в окружении головокружительной роскоши, требовала много внимания и пила кровь чашами на завтрак и ужин.
Теперь было принято считать, что обед — признак дурного тона.
— Знаешь, Роберт, а ведь я могла бы собирать диковины, — говорила Френсис, когда помыслы о сопернице терзали ее меньше. — Как эти люди, которые набивают свои кабинеты редкостей всякой всячиной, чтобы потом показывать ее гостям и хвастать друг перед другом. Мне кажется, это мало чем отличается от навешивания этих огромных, украшенных шитьем и драгоценными бляхами гульфиков.
Добрый супруг возражал:
— Но тебе не на что их навешивать.
— Вот именно! Поэтому я собираю актеров.
Тот, кого предложил ей Кит Марло, не заменил бы его самого, сложись обстоятельства иначе, но мог бы стать украшением ее собрания.
— Госпожа… — начал Нед Аллен своим хваленым густым голосом. — Я здесь.
Френсис замерла, полуобернувшись, и даже рот приоткрыла от приятного удивления. Без сомнения, вблизи этот человек производил не меньшее впечатление, чем на сцене. Он был так высок, что едва не доставал макушкой потолочных перекладин балконной галереи. В его лице было волнующее сочетание величия и какой-то поистине скифской дикости — не могла же заядлая зрительница сама все это выдумать?
— Я рада вам, мой дорогой Нед, — проворковала Френсис из-под бархатной маски, закрывающей все лицо, и незамедлительно прогулялась заискрившимся взглядом ниже, гораздо ниже величественного лица знаменитого актера. — И надеюсь, мы с вами быстро подружимся. Подойдите же, не бойтесь меня — я не кусаюсь.
***
Сынок явился минуту в минуту.
Знал, что Джон Шекспир ждать не любит и не станет, хоть бы сама королева вздумала явиться к нему. А что, эта рыжая блудня и дочь шлюхи ничем не заслужила его уважения. Вот хоть Армаду взять — ее, что ли, победа? Да подуй ветер в другую сторону — уже бы все болтали по-испански, как миленькие. Но Господь не отвернулся от Англии, видать все же внял молитвам ее верных сынов, тех самых, которых королевские псы усердно вешали и бросали в тюрьмы.
Уилл волновался, это было видно с первого, даже самого беглого взгляда: ломал пальцы, делая вид, что сжимает свою модную шляпу с пером, кусал губы и был бледен, как полотно. Джон сразу оценил его наряд, стоящий без малого фунта три — считай, почти половину той суммы, что Уилл отправил домой в последний раз. Оценил и серьгу в ухе — крупный жемчуг, оправленный в серебро, — эта мода нынешняя, когда парни рядятся, как девки, тьфу, не понять ему уже этого, не понять. Уилл был одет так, как будто превратился в одного из тех придворных шаркунов, которые знай себе ублажали королеву в ожидании косточки со стола.
