Поцелуйте невесту, милорд! - Кэбот Патриция (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Глава 10
Эмма сидела на своем мягком диване неестественно прямо, не позволяя себе ни на йоту расслабиться. Когда они с Пенелопой подрастали, тетя внушала им, что для леди неприлично сидеть развалившись. Позвоночник, объясняла тетя Регина, ни в коем случае не должен касаться спинки.
Но Эмма давно поняла, что большинство наставлений ее тетки либо не соответствуют действительности, либо попросту смешны. Леди, как выяснилось, могут сидеть как пожелают, и тем не менее оставаться леди. Хорошие манеры определяются не тем, как ты сидишь, а способностью сохранять достоинство, несмотря на удары судьбы. В этом смысле Эмма более чем убедительно доказала, что она истинная леди.
Так что если Эмма и сидела, напряженно выпрямившись, то совсем не поэтому. Она не желала расслабляться, потому что знала, что Джеймс собирается расспросить ее о смерти Стюарта, что неизбежно приведет к О’Мэлли и его абсурдному завещанию.
Чего она страшилась больше: расспросов об убийстве мужа или о наследстве, оставленном ей его убийцей, Эмма не знала. Обе темы были ей крайне неприятны. Неужели Джеймс этого не понимает? Неужели он не может хоть раз в жизни проявить милосердие и оставить ее в покое? Нет, Эмма не собиралась расслабляться. Она не может допустить, чтобы ласковое тепло очага, вкусная еда и в особенности мягкий диван внушили ей ложное чувство безопасности. Нет, она не позволит застигнуть себя врасплох.
Тем не менее Эмма не могла не испытывать некоторой благодарности. В конце концов, граф действительно спас ее от лорда Маккрея. Когда Джеймс спросил ее там, в школе, что могло произойти, если бы он не появился, и Эмма ответила: «Ничего», — она, конечно, солгала. Ибо совсем не была уверена, что ничего бы не произошло.
О, разумеется, она знала, что слухи, будто бы лорд Маккрей убил свою невесту, сплошной вздор, знала лучше, чем кто-либо другой в округе, за исключением самого барона.
И все же нельзя отрицать, что у лорда Маккрея вспыльчивый характер. Клара, его невеста, однажды описала Эмме семейный ужин, на котором он швырнул блюдо с угрями через всю комнату, когда ему показалось, будто они приготовлены не так, как он любит.
И потом, он отчаянно нуждается в деньгах. Деревянные перекрытия в замке Маккрей пришли в полную негодность и требовали срочной замены. Барону необходимо установить новые перекрытия, свинцовые или хотя бы каменные, чтобы не лишиться своего драгоценного наследства, среди которого имелись прекрасные, правда, слегка побитые молью, гобелены четырнадцатого века.
Поэтому, хотя Эмма и сомневалась, что лорд Маккрей может ее убить, она не могла исключить некоторого принуждения с его стороны.
К счастью, Джеймс, появившийся так кстати, не предоставил ему ни малейшего шанса.
За что Эмма была ему весьма признательна. И не только за то, что он остановил лорда Маккрея. Джеймс пошел на значительные хлопоты и траты, чтобы устроить этот ужин, который — Эмма не могла не признать, хотя и не позволяла себе расслабиться, — был восхитительным. Миссис Мактавиш заслуженно считалась лучшей кухаркой на острове, но Эмме редко представлялась возможность отведать шедевры ее кулинарного искусства. Хотя хозяева гостиницы были настолько добры, что снабжали ее горячей пищей в первое время после смерти Стюарта, это, разумеется, не могло продолжаться вечно.
— Еще кларета? — предложил Джеймс. Не дожидаясь ответа, он долил бокал, который Эмма едва пригубила, опасаясь, что в довершение всего еще и захмелеет.
Джеймс, похоже, не испытывал подобных опасений и выпил один треть бутылки. Эмма никогда еще не видела его в таком прекрасном расположении духа, что было удивительно, учитывая, что день начался для него далеко не лучшим образом, о чем свидетельствовали разбитые костяшки пальцев. Но он, казалось, совершенно забыл об утренних событиях и теперь с очевидным удовольствием поглощал устричную похлебку миссис Мактавиш, расположившись у пылающего очага и пристроив на колене керамическую миску — единственный предмет посуды, оставшийся у Эммы после того, как он уничтожил ее лиможский сервиз
Джеймс пребывал в хорошем настроении с той минуты, как они забрались в катафалк Мерфи. На сей раз он расположился рядом с Эммой лицом вперед и ни разу не посетовал на неудобства на всем пути до ее дома. Дождь наконец прекратился, но дорога, скользкая от грязи, делала путешествие довольно рискованным.
Джеймс, однако, не проронил ни слова о состоянии дороги. Вместо этого он доброжелательно расспрашивал Эмму о ее школе, и она — вначале с опаской, а затем с возрастающим энтузиазмом — рассказала ему о Джоне Макадамсе, о Флоре и Фергюсе, о строптивой печке и катастрофической нехватке столов, книг, бумаги и чернил. Джеймс внимательно слушал и не стал, как мог бы сделать год назад, упрекать ее в том, что она напрасно тратит время на просвещение умов, «не заслуживающих спасения», как он порой называл отпрысков низших слоев общества.
Он недовольно поджал губы, когда Эмма, отвечая на его деликатные расспросы, случайно проговорилась, назвав мизерную сумму, которую город платил ей за труды. Но когда она поспешно объяснила, что после эпидемии тифа в городской казне осталось слишком мало денег, чтобы платить жалованье учителю, он с понимающим видом кивнул.
Хотя Эмма ни словом не обмолвилась о лорде Маккрее, Джеймс, к ее огорчению, все же поинтересовался — они как раз проезжали мимо Древа желаний, — впервые ли барон заглянул в школу, когда она осталась одна после уроков. У него был не слишком довольный вид, когда Эмма ответила, что барон заходит не чаще двух-трех раз в месяц и что это был единственный случай, когда он «вышел за рамки», как она — очень дипломатично, с ее точки зрения, — выразилась.
Правда, она чуть было все не испортила, необдуманно ляпнув: «Ничего бы не случилось, не вернись судья Риордан в город». Эмма чуть не откусила себе язык. Господи! Она же поклялась себе, что не будет касаться этой темы. Ведь Джеймс, хотя и узнал об истинных обстоятельствах смерти своего кузена, возможно, ничего не слышал о завещании О’Мэлли.
К ее облегчению, так и оказалось. Во всяком случае, Джеймс, видимо, пропустил мимо ушей ее неосторожное замечание и больше не возвращался к опасной теме. И вообще, он был исключительно внимателен и любезен на протяжении всего пути.
Они сделали остановку, чтобы забрать Уну у говорливой миссис Мак-Юэн, чья словоохотливость, впрочем, быстро иссякла, как только она заметила лорда Денема. Эмма не сомневалась: скоро весь остров будет знать, что она пригласила к себе мужчину, и не важно, что этот мужчина — родственник ее мужа.
Когда Мерфи наконец остановил дроги перед ее домом, Джеймс спустился на землю и помог ей выйти из катафалка с такой галантностью, словно они прибыли в Сент-Джеймсский дворец, а не в ее скромное жилище. Он терпеливо ждал, пока она суетилась по хозяйству, развела огонь, зажгла лампы и покормила животных — собаку, кошку с приплодом, обосновавшуюся в дровяном сарае, кур и козу. Эмме с трудом верилось, что Джеймс, сидевший в ее доме, и Джеймс, с которым она рассталась в Лондоне год назад, одно и то же лицо.
Слушая забавные истории об их общих знакомых, Эмма не могла не признать, что Джеймс может быть просто очаровательным, когда захочет. Она чувствовала себя на удивление непринужденно, сидя рядом с ним на широком диване, который они передвинули поближе к огню. Его высокая спинка защищала их от сквозняков, задувавших из-под двери, и, казалось, ограждала от всего остального мира. В таком уютном окружении ничего не стоило потерять бдительность Ведь так просто забыть, что они находятся на уединенном острове, а за окнами завывает ветер с моря. С таким же успехом они могли сидеть за полуночной трапезой в лондонском особняке графа, как не раз бывало после затянувшейся вечеринки в не таком уж далеком прошлом.
Впрочем, одно весьма существенное различие все же имелось: с ними больше не было Стюарта.
Эмма слушала красочное описание платья, в котором Пенелопа недавно появилась в опере, и размышляла о том, что эти двое, как она не без интереса узнала, до сих пор не женаты и даже не обручены, что, надо полагать, до бесконечности бесит Пенелопу Интересно, подумала она, ощущает ли Джеймс так же, как она, отсутствие Стюарта. Скучает ли он по своему незадачливому кузену? В сущности, несмотря на все противоречия, они были близки, как родные братья.
