Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан (список книг TXT) 📗
В приемной уже собралось с десяток женщин. Заученным тоном Эльмина рассказывала им о «милых малютках», о заботах, какими они окружены, и о том, как она счастлива, что здоровье большинства девочек значительно улучшилось. Бедные матери были в восторге.
Дети вместе с учительницей направились в столовую обедать, а матерям, большей частью прибывшим издалека, предложили в приемной по чашке шоколада. Какая любезность со стороны начальницы! Среди присутствующих был только один мужчина, вдовец, он смотрел на Эльмину с немым обожанием. Бедняга недавно потерял жену, умершую от лишений; как же ему было не боготворить ту, которая (как он думал) спасла его дочь? Все держали себя словно в церкви: разговаривали шепотом, опустив глаза.
В углу приемной сидел Гектор и читал номер «Небесного эха», где в высокопарных выражениях восхвалялась его деятельность. Графа де Мериа изображали благодетелем, раздающим беднякам не только хлеб насущный, но и духовную пищу. Не хватало только причислить его к лику святых, наравне со св. Лавром, покровителем вшей… Г-жа Сен-Стефан тоже не была забыта в этой льстивой статье — литературном дебюте какого-то петушка из клерикального курятника.
Но, несмотря на расточаемые похвалы, де Мериа не мог забыть страха, пережитого им накануне. Между ханжескими строками статьи ему чудился отчет об убийстве…
Эльмина приняла картинно-благочестивую позу, рисуясь перед женщинами, исполненными благодарности к ней. Уже давно девочки не выглядели такими здоровыми. Немалую роль тут сыграло, конечно, исчезновение малаги и прекращение оргий, которые именовались «детскими вечерами». Приемная имела весьма торжественный вид; у ног мраморной богоматери курился ладан. Появление тетушки Николь и Анжелы нарушило это благолепие.
Анжела, заметив графа, собралась привести неотразимые доводы и настоять на отъезде сестры. Но тетушка Николь, поклонившись, заговорила первая.
— Сударыня, — сказала она, — я приехала с племянницей выразить вам глубокую благодарность и забрать девочку, так как мы вынуждены покинуть Париж.
Еще никогда тетушка Николь не произносила столь длинной речи. Она тщательно подготовилась к ней в дороге.
Эльмина поднялась, чрезвычайно взволнованная.
— Это невозможно! — воскликнула она. — Перевозить девочку — значит подвергнуть ее жизнь серьезной опасности.
— Господин де Мериа, — вмешалась Анжела, — наверное, не откажется поддержать нашу просьбу, хотя бы ради моей подруги Олимпии, к которой он когда-то был так добр!
Теперь вздрогнул и Гектор. Ему показалось, что он где-то видел Анжелу; ей, очевидно, было известно кое-что из его прошлого. Все это грозило крупной неприятностью.
— Пожалуй, можно разрешить родственникам маленькой Софи забрать ее, — сказал он. — Во всяком случае, мы их предупредили, что переезд может оказаться для нее гибельным.
— Конечно! — подтвердила Эльмина.
— И все же это необходимо, сударыня! — возразила тетушка Николь.
— Будь это ее собственная дочь, — шептались женщины, сидевшие в приемной, — она не стала бы так рисковать!
Слова Анжелы они поняли просто как напоминание о каком-то добром деле, совершенном графом.
— О, не считайте нас неблагодарными, — сказала тетушка Николь, как бы отвечая на мысли матерей. — Мы забираем Софи только потому, что уезжаем из Парижа, вот и все.
Госпожа Сен-Стефан, заметив, с какой злобой Анжела взглянула на Гектора, догадалась, что дело пахнет скандальными разоблачениями.
— Подождите минутку, я сейчас приду, — сказала она.
Вернувшись через некоторое время, она заявила.
— Я была у Софи. Девочка очень слаба; к тому же у нее начинается кризис, вызванный сильнодействующим лекарством. Можете ее увезти, но вам придется взять всю ответственность на себя.
— Мы согласны, — ответила Анжела.
Эльмина снова вышла. Все молчали. Вернувшись, она пригласила Анжелу и тетушку Николь следовать за нею и ввела их в небольшую комнату, смежную с классом. Софи лежала там почти в беспамятстве; лицо ее было мертвенно-бледно, полуоткрытые глаза блуждали, губы посинели.
— Господи! Никак она умирает! — воскликнула тетушка Николь.
Анжела с безмолвным ужасом смотрела на сестру.
— Я вас предупреждала, — холодно ответила Эльмина.
Анжела взяла Софи на руки и вместе с тетушкой Николь покинула приют. Г-жа Сен-Стефан вернулась в приемную. Де Мериа, не отличавшийся таким присутствием духа, как его сообщница, не мог скрыть беспокойства.
— Как девочка? — спросил он.
— Это будет ее последняя поездка, — шепнула Эльмина.
Вновь воцарилось молчание, прерываемое лишь жалобным мяуканьем кошки, доносившимся из сада.
Эльмине не хотелось, чтобы остальные посетительницы уехали с тягостным чувством. Она позвала детей, которые на короткое время оживились, выпив по чашке черного кофе. Бланш Марсель села за пианино, несколько девочек тоненькими голосами спели песенку. Затем была подана легкая закуска, и в концу дня все матери успели позабыть о неприятном впечатлении, произведенном отъездом Софи.
Когда все разъехались, взволнованный граф подошел к Эльмине, которая казалась совершенно спокойной, и спросил, есть ли основания опасаться, что Софи их выдаст? Он положительно пресмыкался перед этой женщиной. Г-жа Сен-Стефан молча смерила сообщника взглядом, не желая ни признаваться в совершенном злодеянии, ни дать повод думать, что она своей особе придает меньше значения, чем он своей.
Кошка продолжала мяукать.
— Прогоните эту тварь! — сказала Эльмина. — Не могу же я посылать туда слуг!
В свою очередь Гектор промолчал. Он отнюдь не испытывал желания, чтобы его увидели в саду.
— Вы знакомы с этой потаскушкой?
Слово «потаскушка» показалось графу несколько странным в устах этой женщины, хотя оба они были одного поля ягоды.
— У кого не бывает подозрительных знакомых? — промолвил он.
Между тем тетушка Николь и Анжела, усадив больную Софи в фиакр, возвращались в переулок Лекюйе. Свежий воздух хорошо подействовал на Софи, и произошло совсем не то, на что рассчитывала Эльмина: сильный приступ рвоты освободил желудок девочки от выпитого ею яда. Впрочем, жертва гнусного де Мериа была бы, пожалуй, счастливее, если бы сразу уснула вечным сном…
XIII. В катакомбах
Хватит, друг-читатель, говорить о преступлениях святош! Послушай-ка лучше о доброте отверженных.
Выскочив из кареты, Клара убежала недалеко. Волчье логово было бы для нее наилучшим убежищем, и она нашла нечто подобное. Рискуя жизнью, она бросилась в крепостной ров. Тина, покрывавшая его дно, смягчила удар; беглянка очутилась по колени в грязной вонючей воде. Холод пробирал до костей. Всякая другая на ее месте погибла бы; но те, кому нечего ждать, кроме беды, — живучи. Клара побрела по рву, стремясь отойти как можно дальше от места падения. Шла она бесшумно, стараясь чтобы не слышно было плеска воды.
Когда смело решаются на невозможное, отвага чаще всего приводит к успеху. Так случилось и на этот раз: попытка Клары удалась. Пока Эльмина с кучером искали ее у Отейльских ворот, она продвигалась все дальше и дальше и к двум часам ночи была уже у Орлеанского шоссе. Но выбраться из этого глубокого рва она могла только чудом. Кругом царило молчание. Кто придет ей на помощь? А если и придет, то не для того ли, чтобы вновь отдать ее во власть извергов?
Клара думала о дяде, о жителях Дубового дола, спокойно спавших в этот час, о своей прежней беззаботной жизни. Она вспомнила, как раньше боялась даже днем ходить одна в рощу…
Время от времени тишина нарушалась то криком ночной птицы, то воем собаки, то отчаянным воплем какой-нибудь несчастной жертвы убийц. Раздавались песни пьяниц, шаги часовых, обменивавшихся паролем. Клара не звала на помощь: солдаты доставили бы ее обратно к Эльмине, встреча с пьяным также грозила опасностью. Она решила, что лучше умереть, чем снова попасть в приют, и смело последовала принятому решению. В глубине души у нее теплилась надежда: может быть, она еще увидит Дубовый дол?
