Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗

— Я хотел смерти.

— В таком случае не проще вам было бы просто застрелиться? — Анхель уселся в ногах кровати и внимательно вгляделся в лицо собеседника.

— Застрелится? — переспросил Эдмон с усилием поднимаясь на локте и усмехнувшись добавил, — Я хотел умереть красиво и благородно, что бы доказать себе, что я не только пьяница и развратник.

— Вы хотели доказать что-то себе своей смертью? — непонимающе переспросил Блан.

— Да, — спокойно ответил Дюран, — Я хотел понять, каково это, чувствовать, как из вас уходит жизнь, не сразу, а постепенно, медленно, когда ваш мозг не затуманен алкоголем. Когда вы понимаете, что умираете. Я хотел понять, что чувствуешь, когда понимаешь, что ещё мгновение и тебя больше не будет.

— Ну что ж, вы живы и если судить по тому, что Жиро похоронил вас, вы помните эти ощущения, — Блан неуверенно качнул головой.

— Мне хотелось дышать, — Эдмон внезапно вскинул голову и посмотрел в глаза Блана. — Как можно больше вдохнуть перед тем, как умереть. Это как помешательство, когда вы перестаете понимать, где вы и что вы. По сути, даже осознания смерти нет. И в какой-то миг все чувства притупляются.

— И о чем же вы вспоминали в свой, как вам казалось, последний миг? — спросил Анхель и Эдмон отвел глаза. Блан молча кивнул.

— Мне нравилось, то, что я видел, — наконец ответил Дюран, снова подняв глаза на капитана, — И если бы мне было суждено тогда умереть, то это была бы счастливая смерть.

— Вам нечего здесь делать, Дюран, — решительно сказал Блан после недолгого молчания. — Вернитесь туда, откуда вы приехали и перестаньте желать себе смерти. Вы уже почувствовали её дыхание и получили то, что хотели. Вам здесь не место.

Эдмон покачал головой, говоря этим, что он ни за что никуда не вернется, пока не исполнит свое намерение и не отдаст свою жизнь Франции.

— Ах да, я забыл, вам некуда возвращаться, — Блан иронично приподнял брови.

— Вам так необходимо издеваться надо мной? — Дюран продолжал смотреть в потолок.

— Я не издеваюсь над вами. Это было бы низко с моей стороны, — Блан нагнулся чуть ниже, так, что бы Эдмон мог хорошо его слышать. — Мне действительно некуда вернуться, капитан. У меня нет жены, нет детей, потому что всю свою жизнь я провел в армии. Мои родители умерли не оставив мне состояния, на которое я мог бы жить. Все мои друзья здесь. Там у меня нет ничего. А у вас есть титул и деньги, есть ваша таинственная возлюбленная…

— Не все так просто, — Эдмон слегка повернул голову, чтобы не встречаться взглядом с настойчиво настроенным Бланом.

— О да, я наслышан о ваших любовных победах, — Блан кивнул. — Эта таинственная незнакомка, она одна из них, да? Одна из соблазненных и брошенных вами женщин?

— Она должна была стать моим Аркольским мостом или Тулоном.

— А стала вашей битвой при Ватерлоо, не так ли? — Блан печально улыбнулся.

— Не совсем. Я выиграл, но эта победа похожа на поражение, — Эдмон замолчал, переводя дыхание, и затем снова продолжил, внезапно повернувшись к Блану и вопросительно взглянув на него. — Что мне делать, Блан?

— Сюда едет генерал Д’Эвре. У меня, у нас всех, есть предположение, что вы будете отправлены в отставку или переведены в штаб в связи с ранением, — Блан выпрямился и, осторожно натягивая белоснежные перчатки, продолжал, — И в том, и в другом случае вы будете отправлены во Францию. Найдите её. И скажите ей то, что вам следовало бы сказать раньше, но вы почему-то этого не сделали. Что это будут за слова решать вам, но мой вам совет: послушайтесь сердца, а не разума и скажите ей то, что захотите сказать в ту минуту, когда вновь увидите, а не то, что вы придумайте за долгие дни, проведенные в ожидание встречи.

— Один бог знает, захочет ли она меня видеть и говорить со мной, — Дюран продолжал смотреть на Блана. — Как мне сказать ей, что я предпочел видеть её любовницей, а не женой, потому что любил, что я бросил ее, потому что любил, что я хотел умереть, потому что любил? Блан, все, чем я владел, все великолепие, которое мне принадлежало в случае моей смерти должно стать её, так я написал в своем завещании, потому что я люблю её. И мне легче сейчас умереть, что бы она узнала, как я любил…

— Вы боитесь, капитан, — покачал головой Блан. — Боитесь, что она отвергнет ваше чувство, как вы сами его отвергали, да?

— Возможно, — Эдмон снова устремил взгляд в потолок. Блан снова присел на краешек стула и, наклонившись к герцогу, проговорил:

— Не бойтесь. Людям свойственно ошибаться. Вы не знаете, что чувствует и чувствовала к вам эта девушка. Быть может, она тоже любит вас.

Эдмон резко повернул голову к лейтенанту и слабым голосом прошептал:

— Вы думайте, я не предполагал это? Иногда мне казалось, что это и в самом деле так, но… Я просто видел, то, что желал видеть больше всего. Да, Ида не так плоха, боже, она почти совершенство, но она не тот человек, который способен на любовь.

— Как и вы, не так ли? Если бы год назад вам кто-то сказал, что вы полюбите женщину больше, чем свою жизнь, поверили бы вы этому человеку? — Блан продолжал глядеть в глаза Дюрана и этот взгляд словно гипнотизировал. — Вы всегда успеете умереть и сделать её богатой, но вот признаться в своих чувствах и получить ответ, который может оказаться таким, какой вы ждете… Любовь не то чувство, которого стоит стыдиться.

Эдмон коротко кивнул, пожимая руку Блана.

— Я не знаю почему, капитан, но вы запали мне в душу, — усмехнулся последний, поднимаясь. — Хотя признаюсь, сначала я вас недолюбливал. Но в вас ещё есть что-то человеческое.

— Блан, — Эдмон все ещё не отпускал его руку, — у меня было мало друзей в жизни. Честно сказать только один. Я хотел бы, что бы вы были вторым.

— Для меня это будет честь, капитан, — улыбнулся Блан, слегка пожимая сжимавшую его запястье руку.

— Эдмон, — слабо проговорил Дюран, — Меня зовут Эдмон.

— Анхель, — кивнул в ответ Блан и, улыбаясь, вышел.

***

29 сентября, через две недели после того, как французская армия высадилась в Крыму, случилось то, что мало кто ожидал, но то, что было в принципе ожидаемо — заболел холерой и умер маршал де Сент-Арно. Ожидаемо это было потому, что состояние здоровья маршала в последнее время оставляло желать лучшего. Неожиданно — потому что никто не предполагал, что столь необыкновенный человек, как де Сент-Арно может заболеть чем-то вроде холеры и покинуть этот мир по пути в Константинополь, так и не выиграв свою последнюю войну. Учитывая все обстоятельства его жизни, хотелось сказать, что эта смерть была глупой. Принявший командование генерал Канробер, казалось, тоже был немало удивлен своим внезапным повышением, но прекращать продвижение французских войск к Севастополю не стал. Армия внезапной потерей командующего полностью деморализована не была, а значит угрозы поражения не было.

Эдмона новость о кончине де Сент-Арно застала все еще в госпитале и, что было удивительно, в первую очередь он подумал о Ромини, который лишился своего любимого и единственного командира, под руководством которого стремительно преодолел подъем от младшего офицера до адъютанта по особо важным поручениям. Дюрану даже было жаль, что сам он пробыл под командованием этого необычного и интересного человека так мало времени.

Впрочем, у этого события было последствие, которое волновало Дюрана куда больше судьбы Данте Ромини: его собственная судьба была решена и решена не так, как ему хотелось бы. Теперь, после смерти маршала ему предстояло вернуться в Париж и, исходя из того, что сюда, в Крым, ехал генерал Д’Эвре, решение это было окончательным. В Париже, судя по всему, смерть де Сент-Арно не только никого не удивила, но и даже ожидалась. С политикой Эдмон всегда старался иметь как можно меньше общего, потому что прекрасно разбирался в том, что в основном двигало теми, кто вершил ее. Кроме того, герцог Дюран неплохо знал натуру Наполеона III. Все это говорило против анализа решений, которые были приняты за сотни миль от того места, где должны были исполняться. Конечно, отказываться от своего права на смерть без ожесточенного словесного боя Эдмон не собирался, но чувствовал, что сил на этот поединок у него нет. В словесных баталиях генерал Д’Эвре был не менее искусен, чем его крестник. Политическая арена развивала красноречие куда лучше светских споров.