Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
— В гостиную, пожалуйста, — негромко произнес Жак, не поднимая глаз и делая приглашающий жест рукой. Эдмон, не настроенный терять время на лишние объяснения с лишними людьми, благодарно кивнул.
Впрочем, избежать объяснений все же не удалось. Жюли, услышав стук дверного кольца, сама вышла в прихожую, полагая, что это раньше обычного явился врач. Она уже собиралась, было, поделиться своими опасениями относительно апатично-подавленного состояния Иды и её постоянных размышлений, как вдруг, поняв, кто перед ней, замерла, мгновенно меняясь в лице.
— Маркиза Лондор, — Эдмон коротко поклонился и мысленно улыбнулся, замечая перемену лица маркизы, которую вызвал один его вид. — Рад видеть вас в добром здравии.
— К сожалению, не могу сказать, что рада видеть вас, — Жюли гордо вскинула голову, в один миг занимая оборонительную позицию, принимая решения не пускать Эдмона дальше порога чего бы ей это не стоило. — И лучше бы вам сейчас же уйти и больше никогда не появляться в жизни моей сестры. Вы причинили ей немало боли, я думаю, этого достаточно для удовлетворения вашего самолюбия.
— Я проделал немаленький путь, маркиза де Лондор, — спокойно и терпеливо ответил Эдмон, который предвидел подобную встречу. — И дело не в расстоянии, а во времени и в том, сколько я успел осмыслить за это время. Я хочу, чтобы вы это понимали.
— Мне все равно, какой путь вы проделали, — гневно проговорила Жюли, отчаянно стараясь не повышать голос, боясь привлечь внимание Иды, от которой она надеялась скрыть это внезапный и нежелательный визит. — Я хочу, чтобы вы оставили в покое мою сестру! Ей куда лучше теперь, когда вы исчезли из её жизни.
— Я уйду, маркиза, непременно уйду, — с нарастающим раздражением ответил Эдмон, — но только после того, как Ида сама прогонит меня и скажет, что более никогда не желает меня видеть. До этих пор извольте потерпеть мое общество.
Проговорив последние слова, он попытался, было, обойти Жюли, которая стояла, скрестив на груди руки с явным намерением не пропустить внезапного посетителя дальше порога, резко кинулась вперед.
— Вы уже сделали достаточно, господин Дюран! — прошипела она, вцепляясь мертвой хваткой в его руку.
— Да отпустите же меня! Вам тоже есть, кого встретить! — тихо воскликнул Эдмон, выдергивая свою руку из цепких пальцев Жюли и решительно распахивая двойные двери гостиной.
Ида стояла у окна и задумчиво смотрела на улицу. На ней было домашнее платье с нежной золотистой вышивкой и пеленой белых кружев. Сейчас она напоминала ангела, сошедшего на землю и грустью наблюдавшего несовершенство мира. Дюран замер на пороге, бессильно опустив руки. Несколько секунд Ида продолжала глядеть в окно, а затем резко обернулась, чувствуя пристальный взгляд, направленный в её спину. Она молча смотрела на Эдмона, не веря своим глазам. Ей казалось, что сделай она хоть шаг в его сторону, он исчезнет и больше никогда не появиться. Она столько мечтала о том, что он приедет к ней, что теперь, когда он стоял в каких-то пяти метрах от нее, боялась двинуться с места. Дюран молча смотрел на нее, пытаясь прочитать что-то по её ничего не выражавшему взгляду. Но в следующие мгновение по её бледному, измученному лицу пробежала тень радости, и она решительно бросилась к нему. Эдмон сделал два быстрых шага ей на встречу. Теперь они стояли совсем рядом, в каком-то полуметре, глядя друг другу в глаза так, словно никогда до этого не виделись либо знали друг друга тысячу лет и не расставались ни на один день.
Ида больше не могла сдерживаться. Она уткнулась в плечо Эдмона, обвивая руками его шею. Все бесконечные дни ожидания вылились обжигающе горячими слезами на её бледные щеки. В порыве искреннего отчаянного раскаянья Дюран упал на колени, обхватывая её ноги, сминая тонкую ткань утреннего платья, и прижимаясь лбом к животу. Они не произнесли ни слова.
***
Тем временем в прихожей маркиза Жюли де Лондор рыдала и почти кричала от счастья, повиснув на шее воскресшего мужа. Маркиз, явно рассчитывавший на куда более холодную встречу, с растерянным видом гладил волосы жены, не зная, что ему следует сейчас сказать. О том, какая перемена произошла в чувствах его жены за то время, пока он официально считался погибшим во имя Франции и императора, он, разумеется, даже не догадывался.
— Пожалуй, — наконец произнес он, отстраняясь и разглядывая лицо жены, которое, хоть он и вспоминал его каждый день, несколько под стёрлось в его памяти, — ради такой встречи и впрямь стоило умереть и оставить вас без наследства.
— Причем здесь наследство? — возмущенно воскликнула Жюли, не выпуская, однако, мужа из объятий. — Вы умерли и оставили меня в одиночестве, а это ужасно эгоистично с вашей стороны.
— О, дорогая моя, не вам обвинять меня в эгоизме, — Антуан все же вывернулся из объятий жены и оглядел её теперь с ног до головы. — В любом случае, я жив, поэтому немедленно снимайте с себя это ужасное платье и велите собирать вещи, потому что мы возвращаемся домой. И покажите мне уже, наконец, мою дочь. Мне кажется, я заслуживаю права взглянуть на нее.
— Ее зовут Диана-Антуанетта, — не без гордости ответила Жюли. Антуан коротко засмеялся и кивнул:
— Да, Жозефина рассказала мне о том, что вы выбрали для неё столь необычное имя. Надеюсь, вы понимаете, что теперь, с таким именем, ей не остается ничего другого, кроме как вырасти девушкой исключительной красоты и незаурядного ума.
— Разве наша дочь может вырасти девушкой посредственной? — улыбнулась Жюли и, словно проверяя, не оказался ли Антуан вдруг чрезвычайно реалистичным видением, дотронулась до металлических пуговиц, сиявших на его мундире, и провела по плечам, смахивая с них невидимую пыль. Столько ночей, когда никто не мог её видеть и слышать, она молилась о том, чтобы смерть её мужа все же была ужасной ошибкой, и однажды он все же появился бы на пороге “Виллы Роз”. Столько раз, уже перестав верить в чудо, она представляла, какой могла бы быть эта их встреча, как она кинулась бы к нему и, прижавшись к его груди, произнесла бы, наконец, заветное признание. И вот теперь, когда настала та минута, наступления которой она так страстно желала и в которую одновременно с этим не верила, Жюли не могла произнести ни слова. Её муж был жив, не смотря на то, что прошло уже столько времени, что любая надежда на счастливый исход угасла, а она даже не могла радоваться так, как должна была бы: настолько невероятным казалось это воскрешение.
— А ведь не случись всего этого, я бы даже не догадывалась о том, что ценила вас куда больше, чем сама привыкла думать, — проговорила Жюли, улыбаясь несколько смущенно и избегая смотреть в глаза Антуана, делая это неожиданное признание. Гордость, с которой Жюли все же не рассталась окончательно, не позволяла ей столь прямо говорить о своих чувствах, позволяя лишь упомянуть о них как бы невзначай, туманным намеком.
— Ради такого признания не жаль потратить на русский плен, не то, что полгода, но и в самом деле умереть, — прошептал маркиз де Лондор, осторожно перехватывая руку жены и целуя её тонкие пальцы. Теперешнее признание Жюли, как бы он не желал услышать его от неё, не казалось ему серьезным, скорее, сиюминутным порывом. Кто знает, может быть через несколько месяцев она, привыкнув к тому, что он жив и вновь находится у её ног, забудет о том, что сказала ему в первую минуту встречи. Но, тем не менее, признание не теряло своей прелести, особенно, если учесть, что сорвалось оно с губ Жюли, от которой он никогда не слышал даже намека на нечто подобное.
— Я все же надеюсь, что смерти вам хватило, и вы предпочтете жизнь, — просто улыбнулась Жюли, и Антуан подумал о том, что, пожалуй, ни разу в жизни не видел на её лице улыбки доброжелательной и открытой. Возможно, по крайней мере он искренне этого желал и очень на это надеялся, пережитое изменило Жюли в лучшую сторону и теперь его супруга и впрямь будет куда более благосклонна к нему. В конце концов, испытания всегда меняли людей бесповоротно.
Жак, тактично и незаметно покинувший сцену еще в самом начале действа, поднялся на второй этаж, где в детской осталась Люси.
