Ястреб и голубка - Хенли Вирджиния (книги полностью txt) 📗

Она готова была язык себе откусить! Ох, водилась за ней эта дурная привычка — выпаливать первое, что придет в голову! В результате она вечно попадает из огня да в полымя.

— Ну, Сабля, ты уже совсем завралась, — со смехом отозвалась Бет.

Кузина, в которой от одного предположения, что в похвальбе Сары могла бы содержаться крупица правды, немедленно взыграла зависть, обратилась к Бет.

— Боюсь, у Сабли мания величия. В Глостерском приюте для умалишенных многие страдальцы поражены этим ужасным недугом.

— А что, у тебя привычка такая — посещать приют для умалишенных? Странно, что врачи еще не приняли тебя за свою пациентку и не засадили тебя… по ошибке, конечно… под замок, — небрежно отбила атаку Сара.

— Если ты не придержишь язык. Сабля Уайлд, я скажу папе, чтобы он еще раз задал тебе трепку, — пригрозила Бет.

— Трепку? — Кузина чуть не задохнулась от любопытства.

— Мы придерживали Саблю на столе, пока папа охаживал ее тростью по мягкому месту.

Никто не мог бы сказать, как это вышло, но чашка с чаем выскользнула из пальцев Сары, и безвозвратно испорчен был не только светлый шелковый наряд Бет, но и весь послеполуденный визит. Любой наблюдатель мог бы поклясться, что то была чистая случайность, которая, тем не менее, никого не обманула.

Бет разрыдалась, что-то бессвязно восклицая сквозь слезы, затем впала в истерику, и миссис Бишоп была вынуждена подхватить двух своих дочурок и поспешно отбыть домой, рассыпаясь в извинениях перед хозяевами.

Мэри Бишоп откинула голову на бархатный валик кареты и закрыла глаза. Сара чувствовала себя виноватой: всем было известно, что мать не отличается крепким здоровьем.

Бет продолжала свои нелепые причитания, так что Саре не оставалось ничего другого, как быстро навести порядок:

— Если ты немедленно не кончишь хныкать, я тебя прибью! — Она подкрепила обещание выразительным взглядом.

Бет затихла, шмыгая носом, ибо без поддержки кузин или сестер немедленно раскисала.

Как только путешественницы добрались до Челтенхэмской церкви, миссис Бишоп поспешила утащить Бет домой, чтобы попробовать отчистить платье, а Сара оставалась в экипаже, пока они не подъехали к каретному сараю Засунув руку под корсет, девушка вытащила бесценное письмо.

Жадным взором она пробежала содержание, пропуская цветистые приветствия и всякую светскую болтовню. Ага, вот оно…

«Мне — как смотрительнице королевского гардероба — действительно нужны многочисленные помощницы, и я была бы рада взять под крыло одну из твоих милых дочерей, если бы ты решилась послать ее ко двору. Знаю, что ты оценишь великолепную возможность, которую я предоставляю, и заверяю тебя, что, находясь при дворе, хорошо воспитанная девушка из почтенной семьи может получить такие предложения руки и сердца, о каких в иных обстоятельствах не приходилось бы даже мечтать.

Мы пока будем располагаться в Гринвиче — до наступления лета: в жару Лондон вреден для здоровья. В начале лета королева с большой свитой отправляется в поездку по стране, поэтому настоятельно рекомендую поспешить со сборами дочери. Будь покойна, я с радостью прижму к сердцу любое твое дитя. Единственное, о чем я тебя умоляю, дражайшая Мэри, — не навязывай мне на шею рыжую малышку с неукротимым нравом. Мне нужна девушка исполнительная и усидчивая, а нам обеим известно, что «дикарка» [1] ни одним из этих качеств не обладает».

Письмо выпало из рук Сары, и по щеке покатилась одинокая слеза: все ее прекрасные мечты и планы обратились в прах.

Лишь через час девушка постепенно вернулась к действительности. Запах кожи и лошадей защекотал ноздри; Сара пошевелилась, тяжело вздохнула, прощаясь с несбывшимися надеждами, и медленно побрела к дому. Проходя мимо кабинета отчима, она услыхала ледяной приказ.

— Зайди ко мне!

Сара распахнула двери и, взглянув в глаза преподобного, в ту же минуту поняла, что трехдневная передышка закончилась. Он узнал о купанье нагишом. Страстно желая лишь одного: чтобы все это скорее кончилось — и выволочка, и наказание, — Сара неподвижно стояла, выслушивая бесконечную нотацию: она — позор всей округи, ее поведение безответственно, безнравственно и не укладывается ни в какие рамки. Она орудие сатаны. В ее «дикой» ирландской крови бродит зараза, поэтому не действуют ни вразумления, ни наказания; ей чужды сожаление и раскаяние в содеянном.

Сара слушала, как он оглашает длинный перечень ее грехов, и ожидала решения своей участи. Однако приговор, произнесенный ровным, бесстрастным тоном, оказался совершенно неожиданным и был для Сары страшнее любой порки.

— С этого момента ты лишаешься многих своих прав, и в первую очередь права кататься верхом. Чтобы гарантировать повиновение, я продал сегодня твою лошадь.

— Только не это! — ошеломленно прошептала Сара. — Кому вы ее продали? — Разум отказывался воспринимать его слова.

— Молчать! — приказал отчим.

Светло-зеленые глаза Сары сузились. Она чуть присела в насмешливо-дерзком реверансе и с достоинством удалилась. Челтенхэм — достаточно маленький город. Она скоро узнает, кому досталась Суббота. Сейчас Сара бессильна каким-либо образом предотвратить потерю лошади, но, будьте уверены, она вернет ее обратно, хотя бы для этого пришлось пройти огонь и воду. А пока она смирится с тем, что сможет лишь время от времени навещать Субботу, совершая ради этого пешую прогулку длиной в две мили туда и две мили обратно.

Свадьба Бет приближалась. Каждой детали пышной церемонии уделялось столько внимания, что Саре все это смертельно надоело.

Оставалось только ждать, когда тяжкие испытания останутся позади.

Противен был сам свадебный ритуал во главе с отчимом, лично совершающим венчание дочери. Вести Бет к алтарю поручили мужу Джейн. Церковь наверняка будет забита до отказа глостерскими родственниками и паствой отчима из Челтенхэма. Под церковными сводами опять начнутся гнусные перешептывания: отчего это Сара все еще не замужем? Что ни говори, сейчас ее черед, ведь Бет почти на пять лет моложе.

В Англии времен Тюдоров девушки обычно выходили замуж до того, как им стукнет шестнадцать. Если же это не удавалось, то окружающие считали, что на замужестве таких девушек можно ставить крест: никому не нужные, нежеланные — не видать им венца.

«Проклятье! Хотела бы я подкинуть им другую тему для разговора», — горестно размышляла Сара. Она сидела во фруктовом саду, придумывая один план за другим и отвергая их почти с той же скоростью, с какой они приходили ей в голову.

Ненавистное темно-розовое платье, которое предназначалось ей как подружке невесты, было готово и висело у нее в комнате, приводя Сару в уныние всякий раз, как попадалось ей на глаза. Ах, все равно, через два дня все будет позади, ко всеобщему ликованию, да только ей придется уворачиваться от знаков внимания трех зятьев вместо двух, ибо женишок уже подловил ее пару раз, когда Сара была одна, и попытался сорвать поцелуй.

Проходя мимо прачечной, Сара заметила одну из служанок, склонившуюся над большой лоханью для стирки.

— Что вы делаете, миссис Прингл?

— Ах, милочка, крашу сутаны для мальчиков-певчих. Преподобному очень хочется, чтобы все выглядело великолепно. Видите ли, сутаны должны быть ярко-красными. Белые кружевные стихари на алых сутанах — это так празднично!

— Может быть, вам нужна помощь, миссис Прингл?

— Не откажусь милочка. Знаете, как болит старая спина. Вы бы вычерпали лохань вон тем ведром, а я унесу сутаны в сад для просушки.

Только будьте осторожны и не ошпарьтесь.

Пусть вода сначала остынет.

Сара рассматривала ярко-красную пузырящуюся жидкость, бесенок, живущий в ней, мгновенно напомнил о себе. Почему бы и нет?

Должно быть, алый — единственный цвет, в котором она будет выглядеть еще хуже, чем в темно-розовом. Не тратя времени даром, Сара тайком приволокла в прачечную пресловутое платье.