Скандальный брак - Джойс Бренда (книги .txt) 📗
— Поскольку мне не удалось возбудить твой интерес цивилизованными способами, я решил прибегнуть к более варварским, — сказал он и прижался ртом к ее губам, не давая ее ярости выплеснуться наружу.
Фелисити сопротивлялась, но Блейк сжал ее железной хваткой, и она затихла. Объятия стали нежнее, его язык скользнул между ее губ. Фелисити обвила руками широкие, плечи Блейка и приоткрыла рот, отвечая на его поцелуй, который становился все требовательнее. У Фелисити вырвался стон.
Блейк запустил одну руку за лиф ее платья и, обхватив ее пышную грудь, тронул большим пальцем сосок. Затем, оторвавшись от ее рта, взял его губами. Фелисити вскрикнула, у нее подкосились колени и она вцепилась в Блейка. Он поднял голову и улыбнулся.
— Ну а теперь я заинтересовал тебя?
Фелисити сверкнула глазами и в бешенстве отвесила ему оплеуху.
Дом и не собирался идти спать. Со свечкой в руке он спустился вниз. Герцог и Блейк ушли. На первом этаже царила полная тишина. В библиотеке он поставил свечку на стол, зажег лампу и налил себе виски.
Дом сидел на диване, глядя на тлеющий огонь, и пытался выбросить из головы мысли о жене, надеясь охладить страсть, которая не дала бы ему уснуть. Слабые языки пламени отбрасывали на его лицо длинные прыгающие тени.
— Доминик?
Дом вздрогнул и чуть не пролил виски.
— Мама? — удивленно спросил он, поднимаясь. — Я не слышал, как ты вошла.
Кларисса еле заметно улыбнулась. Она стояла в дверях, одетая в длинный белый шелковый халат, и держала в вытянутой руке свечу. Две белые кошки, как обычно, терлись об ее ноги.
— Да, я видела, твои мысли блуждали очень далеко. — Она протянула ему тетрадь в красном кожаном переплете. — Надеюсь, ты не против, что я брала дневник?
Дом не отрываясь смотрел на толстую тетрадь, даже не тетрадь, а целую книгу.
— Я искал его. Совершенно забыл, куда его подевал. — На самом деле Доминик отлично помнил, что положил дневник в спальне на прикроватный столик, откуда он исчез. Дом совершенно точно знал, что кто-то взял его, но не мог представить, кому и зачем он мог понадобиться. — Мне и в голову не пришло, что его взяла ты.
— Знаешь, я хочу тебе кое-что объяснить.
— Не надо, — ответил Дом, беря дневник. — Ты имела полное право прочитать его.
— Но это право было дано только тебе. Они молча смотрели друг на друга.
— Приятное чтение? — спросил он наконец.
— Не совсем. Спокойной ночи, Доминик, — сказала Кларисса, повернулась и вышла.
Дом осушил стакан виски почти до дна. Знакомое приятное тепло разлилось по телу, но напряжение не спадало. Доминик посмотрел на тетрадь. Черт побери!
Теперь он точно не уснет. Сначала Анна, потом дневник… О чем писал Филип? Теперь простое любопытство не даст Доминику сомкнуть глаз всю ночь.
«Прочитай! — шептал ему внутренний голос. — Неужели ты боишься мертвого человека?»
Дом скривился и наугад открыл дневник где-то посередине. Глянув на страницу, он наткнулся на слова «мой сын», которые приковали его внимание. Он начал читать. Даты не было. Мой сын приехал домой и, как всегда, не соблаговолил поставить нас в известность о своих планах. Кларисса и я ведем себя примерно. Я мысленно проклинаю Рутерфорда. Как бы я хотел, чтобы меня избавили от этого притворства!
Дом захлопнул дневник. В его глазах застыло изумление. Он не знал, что таят в себе записи Филипа, но такого не ожидал. Неужели отец ненавидел его? Неужели он ненавидел Рутерфорда? Почему Филип и Кларисса «ведут себя примерно», когда он вернулся домой? Какое притворство Филип имеет в виду?
Дом почувствовал, что ему необходимо подкрепиться. Он встал и налил себе еще стакан виски. Сделав большой глоток, он немного успокоился.
Доминик посмотрел на старые часы деда, стоявшие в углу комнаты. Была полночь. Он вернулся к дивану, взял тетрадь и открыл на первой странице. На этот раз перед записью стояло число. У Дома забилось сердце. Это был день его рождения.
11 февраля 1828 года
Я в ужасе. Кларисса уже целый день пытается произвести на свет нашего ребенка. Я не знаю, что делать.
Чувствую себя совершенно беспомощным. Слава Богу, рядом отец. Он, как всегда, не теряет присутствия духа. Он как скала, на которую можно опереться. Но мне кажется, что и он тоже очень обеспокоен.
Дом поднял глаза и задумался. Как изменился тон Филипа за тридцать лет! Здесь он озабоченный муж и любящий сын.
Дом стал читать дальше.
У меня родился сын. Я так взволнован, что чуть не плачу от радости и облегчения.
Дом встал и нервно прошелся по комнате. Ясно, что в первый год после женитьбы Филип заботился о Клариссе и любил маленького Дома.
Что же случилось в последующие двадцать восемь лет? Почему он стал так презирать свою жену, что, умирая, не оставил ей абсолютно ничего и даже позаботился о том, чтобы тон завещания был откровенно издевательским? Что случилось в их жизни, от чего из любящего отца Филип превратился в почти постороннего человека?
Он должен все узнать. Дом снова сел и начал читать другую запись.
15 декабря 1830 года
Я обнаружил доказательства, которые искал! Да, мне пришлось подглядывать и совать нос в чужие дела, но я нашел: письма хранились в запертом ящике стола в потайном отделении. Там все ясно сказано. Я получил доказательство измены Клариссы. Будь она проклята. БУДЬ прокляты они все.
Как я был глуп. Ведь я уже давно подозревал правду сразу после рождения сына. А может, и раньше. О Господи, я никогда не прощу ее. Я никогда их не прощу. Мне плохо, так плохо, что когда я смотрю на ружье, висящее на стене, я чувствую искушение взять его и свести счеты с моей несчастной жизнью.
Я был не прав. Я старался жить по общепринятым правилам, но эти люди насмеялись надо мной. Они причинили мне зло. В мире нет справедливости.
Но я слишком слаб, чтобы прекратить свое жалкое существование. Я не способен убить ни ее, ни его. Вместо этого я уеду в Индию и, возможно, никогда не вернусь.
Дом поднялся и медленно вышел в холл. Он прочитал больше половины. Небо уже посветлело, а на востоке вспыхнула огненно-оранжевая полоска.
Его отец не совершил самоубийства и не убил ни Клариссу, ни ее любовника. Он возвратился из годового путешествия по Индии только для того, чтобы почти сразу отправиться на Балканы. Действительно, с той зимы 1830 года он почти не появлялся в Уэверли Холл.
У стены стоял сервант с огромным венецианским зеркалом. Дом подошел к нему и посмотрел на свое отражение. Когда маленьким ребенком Дом отчаянно жаждал внимания Филипа и не находил его, мальчику иногда хотелось, чтобы у него был другой отец: добрый, прекрасный геройг который бы любил его. Когда Доминик подрос, эти мечты, разумеется, исчезли, как прочие детские фантазии.
Теперь у него были все основания полагать, что Филип не был ему отцом.
Правда, Филип ни разу не упомянул имени любовника Клариссы. Он также не писал и о том, изменила ли она ему до брака или после и продолжалось ли это потом. Но, обнаружив неверность Клариссы, Филип стал враждебен ко всем, кто его окружал. Если в первой записи в дневнике он представал заботливым супругом и ласковым отцом, то последующие были заполнены ненавистью к жене и сыну.
Может ли человек ненавидеть собственного сына за грехи его матери? Или этот сын и есть результат греха? Был ли Филип его отцом?
У Дома засосало под ложечкой. Если Филип ему не отец, то вполне понятно, почему он не только не проявлял к нему никаких теплых чувств, но и испытывал глубокую неприязнь. И, разумеется, даже узнав об измене жены, Филип не мог бы при этом ненавидеть собственную плоть и кровь.
Невероятно! Рутерфорд наверняка обо всем знал — да и как он мог этого не знать? Дом воспитывался как Сент-Джордж. Дед никогда бы не позволил ему стать наследником Филипа, а со временем наследником герцогского титула, если бы он не был настоящим Сент-Джорджем.
