Чужая вина (Пленник) (Другой перевод) - Монк Карин (читаемые книги читать .txt) 📗
Хейдон мог легко вообразить эти ловушки. Постоянная угроза детских болезней, нескончаемые поиски денег, презрение окружающих.
— Думаю, большинство здешних жителей всегда хотели, чтобы я потерпела неудачу, — с горечью продолжала Женевьева. — Конечно, они не высказывали вслух столь немилосердные мысли, но не сомневались, что меня ждет поражение. Все были уверены, что, учитывая происхождение моих детей, их порочные наклонности неизбежно одержат верх. Вот почему все были рады отправить Шарлотту назад в тюрьму. Ведь сбывались их предсказания! Они же говорили, и они оказались правы. Большинство жителей Инверэри, безусловно, верили, что девочка это заслужила и ее, безусловно, лучше и безопаснее запереть вместе с такими же порочными и неисправимыми натурами. Но вы этому не поверили. — Она смотрела на Хейдона так, словно видела его впервые. — Вы ведь могли погибнуть. Стоило Томпсону, надзирателю Симсу или какому-нибудь клерку в зале суда узнать вас, и вы бы снова оказались в тюрьме, а вечером — на виселице.
Ее взгляд, казалось, стремился проникнуть сквозь внешнее спокойствие Хейдона, узнать, каков он на самом деле. Женевьева натянула плед, чтобы сильнее ощутить его запах.
— Почему? — чуть слышно прошептала она.
На этот простой вопрос ответить было нелегко. Хейдон не был уверен, что сам толком понимает свои действия. Он знал только то, что не мог вынести мысли о пребывании Шарлотты в тюрьме хотя бы еще один день. Если бы начальник и шериф не освободили девочку, Хейдон отправился бы в тюрьму и выкрал ее, не задумываясь о последствиях. Он очень привязался к Шарлотте. Он хотел ее защитить, но знал, что это не единственная причина его поступка. Решающую роль сыграла память о его бедной дочери Эммалайн. Но Хейдон не мог признаться в этом Женевьеве. Она казалась настолько чистой и бескорыстной, что наверняка почувствовала бы к нему презрение, узнав, как он был труслив и эгоистичен.
Женевьева молча смотрела на него. Хейдону стало не по себе под этим пристальным взглядом. Он понимал, что девушка может испытывать вполне естественное любопытство или даже считать, что имеет право знать о нем все. В конце концов она рисковала собой и своей семьей, чтобы защитить его. Но ему не хотелось, чтобы его постыдные тайны вытаскивали на свет божий. Хейдон стремился выглядеть в ее глазах, конечно, не безгрешным, что было и невозможно, но по крайней мере способным на поступки, вызванные желанием помочь другим. Помимо этого существовало лишь одно объяснение его действий. Невероятно простое и в то же время такое сложное, что он едва осмеливался признаваться в нем даже самому себе. Но сейчас Хейдон внезапно почувствовал, что больше не в силах это скрывать, каким бы мрачным и безысходным ни было его прошлое, настоящее и будущее.
— Я сделал это ради вас, Женевьева.
Ее глаза расширились. «Конечно, — думала она, — сейчас он добавит, что поступил так из чувства долга, искупая все те тревоги и беспокойства, которые мне пришлось пережить ради него, и что теперь мы в расчете».
Но он ничего не сказал.
Именно это молчание и сокрушило ту стену, которую Женевьева так тщательно воздвигла вокруг своего сердца. Человек вроде Чарлза пустился бы в нескончаемые разглагольствования о том, какими теперь должны стать их отношения. Он бы ожидал своего рода воздаяния — разумеется, не денежного. Такого долга благодарности ей бы не удалось выплатить до конца дней, как бы она ни старалась. Но Хейдон просто молчал, и это странным образом делало его неуязвимым. Казалось, будто он открыл перед ней самую потайную часть своей души и теперь ждал, будет ли она обращаться с ней бережно или же безжалостно растопчет.
Женевьеву охватило непреодолимое желание. Она хотела объятий, поцелуев и ласк Хейдона. Она внезапно ощутила холодный воздух, от которого не спасала тонкая ночная рубашка, кажущиеся ледяными половицы под босыми ногами. Восемь лет Женевьева провела среди детей и взрослых, которые нуждались в ней, ожидая, что она научит их быть сильными и научит защищаться от окружающего мира, словно вознамерившегося стереть их в порошок. Но только теперь, заглянув в сердце Хейдона, Женевьева поняла, насколько она сама одинока и беззащитна.
Подбежав к Хейдону, Женевьева обняла его и прижалась губами к его губам.
Со стоном Хейдон обхватил руками ее хрупкую фигурку. Плед, обмотанный вокруг бедер, соскользнул на пол. Шаль и плед Женевьевы отправились следом. Лишь прозрачная ночная рубашка прикрывала ее тело. Хейдон попытался расстегнуть ее, но страсть сделала его пальцы неловкими. Маленькие пуговички наотрез отказывались подчиняться. Рыча от нетерпения, он разорвал ткань, и рубашка, шурша, заскользила вниз по шелковистой коже Женевьевы.
Подняв девушку на руки, Хейдон положил ее на узкую кровать, покрывая поцелуями ее тело, лаская ее молочно-белую кожу. Он напоминал себе, что она девственница и ему следует быть осторожным, но, чувствуя, как ее ногти впиваются ему в плечи, а ноги переплетаются с его ногами, понял, что не в состоянии больше медлить.
Женевьева застонала, когда Хейдон овладел ею, но продолжала прижимать его к себе. Он проникал в нее все глубже, возбуждаемый шелковыми прядями ее золотистых волос, жарким летним ароматом кожи, поистине скульптурной красотой груди, бедер и ног.
Теперь Хейдон понял, что ему не нужна никакая другая женщина, кроме Женевьевы, но им никогда не быть вместе. Он убил человека, потерял имя и не может жить здесь, не подвергая опасности ее и детей, которым она себя посвятила.
Даже если ему удастся вновь стать маркизом Рэдмондом, он все равно так эгоистичен, что никогда не будет достоин подобной женщины. Эта мысль вызывала мучительную боль. Если бы он знал о существовании Женевьевы, то, возможно, вел бы совсем иную жизнь, воздерживаясь от пьянства, азартных игр и распутства, не плодя детей, на которых не имел прав и которых не мог уберечь.
Хейдон пытался продлить счастливые мгновенья, но, чувствуя, как Женевьева извивается под ним, впиваясь ему в спину ногтями, слыша, как она отвечает полными страсти стонами на каждое его движение, он не мог больше оттягивать последний рывок…
Потом они долго лежали, боясь шевельнуться, чтобы не разрушить хрупкую связь. Но голос рассудка зазвучал вновь. О чем он только думал? Он уже произвел на свет одного никому не нужного ребенка и сейчас, вполне возможно, зачал другого. Хейдон, разумеется, не вел монашеской жизни после бурной связи с Кассандрой, но со времени смерти Эммалайн поклялся никогда не быть столь беспечным и два года следовал этому правилу. Однако сейчас он не смог заставить себя вовремя оторваться от Женевьевы.
Встав с кровати, Хейдон поднял плед, обернул его вокруг бедер, потом подошел к окну и мрачно уставился в ночную тьму, проклиная собственную глупость.
— Боже мой, Женевьева, — тихо произнес он. — Мне жаль…
Женевьеву охватил стыд. Закутавшись в плед и скрыв свое тело от взгляда Хейдона, она подняла ночную рубашку, повернулась и стала одеваться. Сегодня она показала себя во всей красе, думала Женевьева, дрожа от унижения, — распутной шлюхой. Она отдалась Хейдону, не думая о последствиях. Он не был ее мужем и никогда им не будет. Хейдон осужден за убийство, бежал из тюрьмы и покинет ее дом при первой же возможности. Даже если со временем ему удастся восстановить свои права в качестве маркиза Рэдмонда, то разве он вернется, чтобы жениться на такой женщине? Ни один мужчина, занимающий достойное положение, будучи при этом в здравом уме, не женится на бедной женщине не первой молодости, воспитывающей пять малолетних воров и незаконнорожденного сына служанки.
Женевьева хотела что-нибудь сказать, но никакие слова не могли выразить ее чувств. Хейдон сожалел о случившемся. Он сам об этом сказал. Она явилась к нему в комнату среди ночи в одной рубашке и шали. Ей хотелось поговорить с Хейдоном, понять, что вынудило его идти на такой колоссальный риск ради Шарлотты. Женевьева чувствовала необходимость сорвать покровы тайны, окутывающие человека, которого окружающие считали ее мужем. Но ведь это была не единственная причина! Страстный поцелуй несколько дней тому назад в гостиной пробудил в ней неведомые чувства. Да, она снова хотела испытать те же ощущения, несмотря на все старания запереть свое желание где-нибудь в темном уголке души. Женевьева мечтала о ласках и поцелуях Хейдона, жаждала, чтобы он наполнил ее тело своей силой…
