Шелковый путь «Борисфена» (СИ) - Ромик Ева (читать книги .txt) 📗
Нина в ответ покачала головой. Как же ей уехать? Оставить здесь свое сердце? Несколько месяцев не видеть Сандро? Разве она сможет? Нет, это никак невозможно!
А Сергей продолжал уговаривать:
— Поедете, погостите, а там, может, и назад ехать не пожелаете. Ведь дома-то у нас лучше всего!
Мысль о возвращении на родину никогда не посещала молодую графиню. С тех пор, как граф привез ее в Геную, ее дом был здесь. В Италии она прожила половину своей жизни, здесь все стало ей близким и родным, здесь жили ее друзья. Там же ее не ждал никто. Не было даже дома, дворец графа в Петербурге и его дом в Москве перешли к Сергею. Нет, Нина никогда всерьез не задумывалась о возвращении.
Когда она сказала об этом Сергею, он с трудом подавил возмущение. Ну вот! Уже дошло до упреков! Будто он вынуждал дядю писать именно такое завещание. И ответил, демонстрируя оскорбленное достоинство:
— Мой дом — ваш дом, Нина Аристарховна! Обидно, что вы могли усомниться в этом.
— О нет, я всегда это знала! — поторопилась успокоить его Нина. — Просто предложение ваше слишком неожиданное. Позвольте мне подумать!
— Разумеется, — великодушно согласился Сергей, — у нас с вами еще есть время. До той поры, я думаю, мы еще погуляем на свадьбе милейшего Данилы Степановича.
— О, Бог мой, Сергей Андреевич, вы что-то знаете? Неужели они уже все решили? Мне Антонела ничего не говорила!
— И не скажет, уж поверьте. Пока вы здесь, они так и будут маяться, потому что — дело чести. Как же можно ничего не понимать? Ваш отъезд доставит им только радость. Вы для них обуза, Нина Аристарховна, а для меня, наоборот, первейшая радость в жизни.
Нина задумалась. Вообще, это не было для нее новостью, но прежде никто так откровенно об этом не говорил.
— Возможно, вы и правы… — неуверенно пробормотала она. — Я скажу вам свое решение вскоре.
Сергей возликовал. Никогда еще он не был так близок к победе, как сейчас. Когда она скажет “да”, все будет решено. Останется только обвенчаться по приезде домой.
Великое дело городские сплетни! Премьера “Волшебной флейты” собрала полный зал.
Зрители не знают чего ждать. Алессандро Лоренцини слишком заметная личность. Многие помнят его еще ребенком, и все хотят узнать, на что он способен теперь. Серьезное испытание, но Сандро оно не пугает.
“Вы думаете, сегодня я буду играть для вас? Нет. Я буду играть вами, вашими сердцами. Если мне это удастся, вы не скоро забудете этот вечер”.
Привычное возбуждение охватило Сандро, как только он переступил порог своей уборной. Калейдоскоп мыслей, нот, стихов привычно закружил его, будто не год назад, а только вчера он покинул подмостки. Все это так хорошо знакомо и так чарующе ново.
Мара в новом бархатном платье. Сегодня для нее волнующий праздник, после премьеры она впервые сопровождает отца в качестве дамы.
Гаспаро и Лидия в своей ложе. Вот неожиданность!
Джованни взвинчен до предела. Он по-прежнему боится, что австрийская опера будет плохо воспринята итальянской публикой.
Флора — перепугана и поэтому притихла. Тут уж ее Моретто не защитит. Зрители, сидящие в зале, чувствуют малейший промах и отмечают любой успех. У итальянской публики есть то, чего не встретишь больше нигде в мире, — особое тонкое чутье. То, что, собственно, и делает из нее итальянскую публику. Ее не проведешь. Все будет хорошо, Флора, главное, не отворачивайся от зрителей и не мешай мне делать свое дело.
Увертюра, занавес…
Безбрежное море чувств клокочет в груди, и выплеснуть его можно только так, с музыкой. При этом разум должен оставаться холодным, ибо иначе тебе никого не удастся убедить в том, что ты — Тамино, сказочный принц.
О, моя Памина, с чудными светлыми волосами и бездонными синими глазами! Ради тебя я готов пройти любые испытания, выдержать пытку молчанием и (о, черт побери!) даже попросить прощения у Гаспаро. Если только это поможет мне назвать тебя своей!
Мара что-то возбужденно рассказывает Сандро в антракте, наливая ему теплый, ни в коем случае не горячий, чай. Но Тамино ее не слышит. Его Памины здесь нет. А он думает только о ней.
Еще пять раз прозвучит увертюра, пять раз поднимется занавес, прежде чем тебе, любовь моя, придется сделать выбор. Либо ты останешься в своем сказочном замке, во власти Царицы Ночи, либо поедешь со мной в Милан.
Рука Флоры трепещет в руке Тамино. О, она не настоящая Памина, но почти поверила, что Сандро в нее влюблен. Зал же в этом полностью убежден. Он взрывается овациями.
А ты, Джованни, сомневался в Моцарте!
Уже светало, когда Алессандро, волоча за собой еле живую от усталости дочь, добрался домой. Прием после премьеры вообще утомительная штука, а для девчонок, которые привыкли засыпать вместе с курами, — это сущая пытка.
Зевая во весь рот, Мара отправилась в свою комнату, а Сандро захватил корзину с цветами, принесенную из театра, и вышел на улицу. Он отнесет эти цветы на могилу матери. Ведь именно ей, большей частью, он обязан своим сегодняшним успехом. К тому же, мамочке было бы, безусловно, приятно получить цветы от дона Гаспаро! Это была та самая корзина, что прислали синьору премьеру отец с Лидией.
На кладбище, как всегда в этот час, никого.
Где же вы, молодая вдова российского консула? Вы занимаетесь чем угодно, — сочиняете музыку, вышиваете картины, целуетесь со своим маэстро, — а вот о покойном супруге совсем забыли! Ах, какое безобразие, я ведь пришел сюда именно затем, чтобы увидеть вас!
Сандро уселся на скамейку в нише гробницы, вытянул ноги и устало закрыл глаза. Солнце еще пряталось за горами, цветущие травы наполняли воздух особым ароматом, птицы только начинали просыпаться. Господи, как хорошо! Никакой музыки! Такая тишина и покой!
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечи.
— Сандро, милый, вставай скорей! Сейчас начнется гроза, и ты вымокнешь до нитки!
Бездонные глаза Памины полны любви и тревоги.
— Нина! Что ты здесь делаешь?
Глупый вопрос, который можно было задать только спросонок. Он ведь уже не в театре!
Солнце так и не появилось. Все небо покрывали низкие темные тучи. Мощные порывы ветра раскачивали деревья, пригибали травы к земле. Обманчивая тишина была только здесь, в нише. Разве это гроза? Это буря!
— Бежим в церковь! — крикнула Нина.
Но где там! Разве успеть? Первые капли дождя уже упали на дорожку.
— Сюда, скорее, — Сандро увлек Нину выше по склону, к старой запыленной часовенке с заколоченным входом. Отодвинув несколько досок, он пропустил женщину вперед, и сам проник вслед за ней.
Жаркий поцелуй ознаменовал спасение от дождя.
Сандро был одет в шикарный черный камзол, белый атласный жилет и рубашку с тончайшими голландскими кружевами. Галстук заколот дорогой бриллиантовой булавкой, на правой руке — перстень с сапфиром. Маэстро не узнать! От него пахнет одеколоном и немного вином. Его волосы больше не рассыпаются непослушными волнами, укротить которые может только шляпа, они напомажены и гладко зачесаны. Только руки все те же, обнимают так же сладко, крепко прижимают к горячему жаждущему телу.
Это откровенно жадное объятие и обрадовало Нину и немного смутило.
— Ну, скажи мне скорей, как все прошло? — поторопилась спросить она. Нина уже знала все от Антонелы, но хотела услышать и от Сандро.
— Прекрасно, — ответил он. — Все сразу вспомнили Сандро Лоренцини и захотели получить его вместо музыкальной шкатулки.
— Да? — разочарованно переспросила она. — И это все?
— Да, — подтвердил он. — А разве этого мало? В ближайшие два месяца — ни одной свободной минуты. Пять спектаклей, благотворительный концерт в пользу сиротского приюта Фиеско, семь выступлений здесь, в Генуе, три в Парме и под конец, двадцать пятого мая, венчание, не помню уже чье, в Турине.
— А потом?
— Потом Милан. Я был там прошлой осенью. Но это еще не скоро. Со следующего сезона.
В этой жизни не было места для нее! Он больше не принадлежал сам себе.
