Прощай, пасьянс - Копейко Вера Васильевна (версия книг .TXT) 📗
— Она не может, — сказала Мария. — Гетеры не для этого задуманы.
— Не хочешь ли ты сказать, что твой свекор привез ее из Китая уже лишенную надежд на радости плоти?
— Именно так, — согласилась Мария. — Потому она так к тебе и льнет. Всегда влечет недоступное.
От батюшки из Москвы приходили письма, в которых он сообщал о своих делах, дороже которых для него ничего не было на свете.
«Платон Петрович Бекетов, — писал он, — расширяет свою типографию. Да и сам расширяется, обретая все большую власть. Он стал председателем Московского общества истории и российских древностей. Теперь печатает еще больше сочинений русских авторов. В их числе и любящий вас батюшка». Он прислал им две только что вышедших книги — «Пантеон российских авторов» и «Собрание портретов россиян, знаменитых своими деяниями».
— Как думаешь, батюшка будет счастлив, что у него наконец родится внук? — спросила Лиза сестру.
— Еще бы. Он непременно захочет, чтобы он стал ученым, — засмеялась Мария.
— А ты бы хотела, чтобы он кем стал? — спросила Лиза.
Мария помолчала, потом сказала то, что сильно удивило Лизу:
— Я бы хотела, чтобы он долго-долго оставался маленьким.
— Почему? — Брови Лиза поползли вверх.
— Потому что у меня больше никогда не будет маленьких. А я так их люблю!.. — Мария покачала головой.
Лиза засмеялась:
— Ну, мы еще посмотрим…
— Если ты родишь побольше детей от своего посланника, то я согласна принять их на воспитание, — сказала Мария.
— А что — верная мысль, — встрепенулась Лиза. — Я буду путешествовать по миру с мужем, а детей оставлю на тебя!
Упорные мартовские капели на пригорках пробивали снег до земли, и среди дня на солнцепеке можно было уловить запах влажной земли, которая готовилась принять в себя семена. Этот запах будоражил душу и тело, все силы, все соки, вся кровь приходили в движение. Они жаждали немедленного выхода, с ними было так трудно справиться.
В движение приходили и те силы, которые нельзя было назвать благотворными. В то самое время Павел и Анисим собирались из Москвы в Лальск.
— …Ты готов? — спросил Павел, глядя, как Анисим поднимает свой саквояж. — Я тоже выхожу, — сказал он.
— Не рано ли мы едем? — Анисим провел рукой по бритой щеке. В Москве он не решался носить бороду — себе дороже. Но в Лальске он забудет о бритье щек. Как забудет, и о немецкого кроя сюртуке. Он снова наденет русскую рубаху и полотняные штаны.
Вспомнив о своем лальском доме, он вспомнил и об Анне. Он возьмет ее к себе снова, без нее никак не обойтись в том деле, которое задумано. Что ж, можно из этого снова извлечь немало радостей. Хорошая баба…
Ему вспомнились намеки, которые он строил ей и Софьюшке. Отсюда, из большой далекой Москвы, они казались ему смешными. Господи, он, Анисим, — семейный человек! «Да брось, Анисим. Это не про тебя, — говорил он себе. — Не смеши народ».
А что про него? — спрашивал он себя. Ясное дело что. Карточный стол в Москве, игра, деньги. Снова игра… Та, что всю зиму. Карта шла к нему как шальная. Деньги тоже шли. Но их надо больше, больше!
За ними они сейчас и отправятся в путь. Они с Павлом знают, что плод почти созрел — этот плод зрел всю зиму, теперь об этом известно совершенно точно. Анна прислала письмецо, как и обещала. За это он купил ей подарок. Пустячок, но для нее большая радость от любого пустячка. Эх, женщина все равно что кошка. Погладь, одари лентой, и она твоя.
Анна хотела французской ароматной воды. Для него старается.
Он посмотрел на Павла, который шел из своей комнаты с саквояжем, и почувствовал досаду — поскорее бы сделать дело и расстаться с этим болваном. Ну сколько можно кидать деньги на Шер-Шальме, на Жанлис и черт знает на кого еще? Но ничего, скоро их пути-дороги разойдутся. Уже недолго.
Они сели в почтовый экипаж, который ждал их возле крыльца того дома, в котором они снимали меблированные комнаты, и поехали в Лальск на перекладных.
20
Рано утром Анна закрыла за собой дверь и ступила на жесткую, еще не отросшую траву. Она оглянулась на дом, где все еще спал Анисим. Сердце ее зашлось от счастья — он приехал в Лальск и первым делом, как говорит, кинулся за ней. Соскучился.
Он и впрямь подкараулил ее возле лавки, куда она ходила за пряниками, и Анна, увидав его, чуть не упала без чувств на дощатый, скользкий от талой воды тротуар.
Анисим привез ей подарок, значит, доволен ею. Она тоже довольна — не обманул. Так, может, и потом не обманет?
Он выспрашивал про ее жизнь с сестрами. Про Марию, какой у нее срок, Анна знала теперь многое, рассказывала Анисиму, какая легкая беременность у Марии. Она говорила об этом, а сама загадывала — может, и у нее будет такая, потому что казалось ей, что Анисим захочет детей.
Сейчас она направилась к реке поискать, не пробился ли молоденький щавель на пригорке. Самый нежный он в эту пору, она хотела сварить Анисиму суп, который он так любит — со щавелем и пшеном.
Анна нашла несколько кустиков, сорвала темно-зеленые листочки и несла их в фартуке, который прихватила с собой. Продираясь сквозь заросли прошлогодней малины, чтобы с тылу подойти к дому, она услышала топот лошадиных копыт. Осторожно выглянула из кустов — кого это принесло к ним в такую рань?
Она узнала рослого жеребца темного цвета. Узнала и седока. Конечно, не кто иной, как Павел Финогенов возвышался в седле, он сидел прямо, как сидят все низкорослые мужчины. Они, заметила Анна, всегда выбирают самых могучих жеребцов. Чтобы выше казаться и сильнее, чем Господь создал.
Чего ему понадобилось от Анисима в такую рань?
Анна незаметной тайной тропкой подошла к дому и спряталась в зарослях малинника. Оттуда ей хорошо видно крыльцо.
На первый же стук в окно вышел Анисим. Как будто не спал вовсе, едва она выскользнула за порог.
Анна свела брови, пытаясь вспомнить их ночной разговор… Но стоило ей подумать о ночи, как в голову лезли не слова, а другое. Что делали его руки… Ах, где они только не были, его руки, и чего только не выделывали…
— Ты что-то раньше времени. — Анисим потянулся, выйдя на крыльцо, почесал грудь под белой рубахой, зевнул.
Анна почувствовала сердцебиение… Жар охватил все тело.
— Не спалось, — бросил Павел, не слезая с коня.
— Такой молодой — и вдруг бессонница? — ехидно поинтересовался Анисим.
— Мадам прислала новое предупреждение, — быстро проговорил Павел, не обращая внимания на тон Анисима.
— Испугался?
Павел дернул плечом, словно отводя напрасные слова от себя.
— Ты, надеюсь, не расхотел денег? — спросил он, поигрывая уздечкой, отчего жеребец неодобрительно фыркнул. — Или ты приехал в Лальск навсегда?
— Да нет… — Анисим подтянул кальсоны, которые вчера ему дошила Анна.
— Тогда чего мы тянем?
— Но Анна сказала мне, какой срок. Пока рано. На кой она нам нужна сейчас-то?
Анна замерла и еще сильнее вжалась в кусты. Колючки малины впивались в тело, она вышла в нижней белой льняной рубахе, прихватив с собой только фартук для щавеля. Она не собиралась забираться в чащобу. Она ведь только пройтись хотела, оглядеться.
Нахальный дрозд едва не сел ей на голову, но передумал, устроился на ветке березы. Спасибо еще, что не затрещал, как сойка. Не выдал ее. Значит, она надежно затаилась. Анисим заметил бы сразу, он хорошо знает повадки зверей и птиц.
Так вот в чем дело! Анна торопливо вдохнула влажный воздух, едва не закашлялась и выругала себя за безудержное волнение.
Так же она волновалась в самую первую ночь, когда вышла из дома Финогеновых, оставив сестер и не сказав им, куда убегает, отправляясь на свидание к Анисиму.
Она шла тогда по темным улицам, да нет, не шла — летела, устремляясь туда, где он ее ждал.
Ноги несли ее туда, куда велено ей было прийти в ту ночь. На ярмарочную площадь, к коновязи, где целыми днями народ, где и на ночь не убирают длинные прилавки, только прячут от воров и от дождя свои товары приезжие купцы в амбары.
