Невеста лорда Кэрью - Бэлоу Мэри (книги без сокращений .TXT) 📗
– О! – Она потерянно смотрела на него. – Я так обрадовалась, увидев вас. Те дни в Хаймуре, когда мы с вами встречались, – счастливейшие дни в моей жизни.
– Встречались с таким простым, самым обыкновенным человеком – мистером Уэйдом, – сказал маркиз. – К тому же еще и калекой. Полным антиподом донжуану. С человеком, который никогда не смутил бы вас, не обидел, не покинул. Был бы вашей послушной собачкой. С ним вы чувствовали бы себя в полной безопасности. И вы вышли за него замуж.
Ужас был в том, что в его словах была правда. Но только какая-то часть правды. Не вся правда.
– Хартли! – Саманта так стиснула ручку двери, что руке стало больно. – Не принижайте себя. Прошу вас, не делайте этого!
– Тогда, быть может, вы все же скажете, почему вы вышли за меня замуж? Саманта, скажите мне.
– Потому что я хотела выйти за вас, – сказала она. – Потому что вы приятный, добрый и…
– …и очень богатый?
Саманта не узнавала его голоса – столько в нем было сарказма. Лицо его поплыло у нее перед глазами, и горячая слеза капнула ей на платье.
– О, Хартли, не надо! – взмолилась она. – Прошу вас! Вы же знаете, я даже не подозревала, что вы богатый. Я вышла за вас замуж, потому что хотела за вас выйти, потому что вы нравились мне больше, чем кто-либо из моих знакомых, потому что я чувствовала себя…
– …со мной в безопасности. – Голос его зазвучал резко, даже грубо. – А я, полагали вы, приду в такой восторг, что завоевал первую в Лондоне красавицу, что не буду отходить от вас ни на шаг? И кстати, Саманта, вы правы: для меня супружество – это прежде всего верность. Обоюдная верность. Боюсь, этот мой принцип чреват осложнениями, но это так: ни любовниц у меня, ни любовников у вас я не потерплю.
– Хартли…
– Выслушайте меня, Саманта, – резко и властно произнес он. Это звучало как приказ, и Саманта испугалась и огорчилась. – Вы солгали мне. И позволили мне жениться на вас, веря в эту ложь. Может быть, вы сделали это под влиянием момента. Брак без любви всегда был для меня невозможен, и все же я оказался в него вовлечен. Вовлечен бесповоротно. Не забывайте, мы с вами вступили в брак, вы моя жена. Раз и навсегда разберитесь в ваших чувствах к моему кузену. Если это любовь, вырвите ее из вашего сердца. Если это ненависть, пусть она останется. Я не хочу, чтобы вы пугались при каждой встрече с ним, даже если вы поймете, что любите его. И я не хочу, чтобы вы грезили о нем, когда я обнимаю вас, и представляли его на моем месте.
– Хартли! – Саманта задохнулась от возмущения.
– Может быть, между нами никогда уже не будет любви, – сказал он. – Я поражен, как моя вдруг увяла за последние несколько часов. Но пусть нас не преследуют ничьи тени. Пусть у нас не будет никаких секретов. Вы поняли меня?
– Вы несправедливы ко мне, – сказала Саманта. – И жестоки. Я никогда…
– Я спрашиваю, вы поняли меня? – Лицо у Хартли было каменное, глаза непроницаемые. Он был неузнаваем. Саманта не знала этого человека.
– Да, – сказала она.
– Если ваша горничная начала паковать ваши вещи, пусть разложит их обратно. Мы остаемся в Лондоне.
– Нет, Хартли! – Саманта прислонилась головой к двери. – Я хочу уехать домой. Пожалуйста, поедемте домой! Прошу вас!
– Мы остаемся здесь, – сказал он. – Сезон еще продолжается, и вы можете развлекаться, как это делали всегда. Я могу заняться какими-то делами, полезными и неполезными. Мы можем не искать общества друг друга, если оно нам будет в тягость.
– Я хочу домой, – прошептала Саманта, но она знала, что просить бесполезно. Он был неумолим, этот незнакомец, который по-прежнему стоял на другой стороне комнаты, у потухшего камина.
– Если вы уже попрощались с вашими друзьями, – сказал маркиз, – можете похвастаться – скажите, что вы попросили обожающего вас супруга остаться здесь еще на какое-то время, и он исполнил ваше желание. Я не опровергну ваши слова… Ну что ж, сейчас уже поздно, и, очевидно, вы хотите переодеться к обеду. Если вы не возражаете, миледи, сегодня я пообедаю в клубе.
Не сказав ни слова, Саманта повернулась и вышла. Опустив голову, чтобы лакей не увидел ее лица, она чуть ли не бегом поднялась в свою комнату. Все рухнуло, думала она. Ее замужество. Ее жизнь. Все!
Наверное, она была не права, когда в конце концов простила давнюю ошибку. Счастье для нее невозможно.
Всего три дня и три ночи чистой радости – теперь они ничего не стоят. Лучше бы их вообще не было, лучше бы она не узнала, что можно быть счастливой!
Как ей теперь жить с этой неотступной болью? Теперь ей хуже, чем было шесть лет назад.. Намного хуже. Потому что на сей раз…
Да, на сей раз она одна повинна в том, что случилось, и утешения ей не обрести.
Хартли положил левую руку на каминную полку и опустил на нее голову. Он не узнавал себя. Что с ним случилось? Как мог он позволить себе впасть в такой гнев и так жестоко с ней обойтись? Он намеревался только поговорить с ней, узнать правду, чтобы они вместе могли все исправить и спокойно. жить дальше. Он вовсе не хотел проявлять гнев – он никогда не терял выдержки. Никогда – до сегодняшнего дня.
И на кого же он обрушился? На женщину, которую любит больше жизни! И он никогда не испытывал желания причинить ей боль – до сегодняшнего дня. Он хотел всадить пулю Лайонелу в лоб… Нет, это был бы для него слишком быстрый конец и, наверное, даже безболезненный. Лучше избить его до полусмерти.
Он только что делал все, чтобы довести Саманту до слез, унизить ее, отказать ей в ее просьбе…
И он замечательно преуспел в своей жестокости! Маркиз сделал глубокий вдох носом. Не помогло. И тогда он заплакал, горько, надрывно.
Дверь за его спиной отворилась, и он застыл, не поднимая головы. Саманта подошла совсем близко, потом заговорила.
– Хартли, – тихим, очень спокойным голосом сказала она. Если бы она дотронулась до него сейчас, он прижал бы ее к себе с такой силой, что у нее затрещали бы все косточки. – Я хотела бы, чтобы вы вернули это лорду Рашфорду. Если эта брошь дорога вам как память о матери, возьмите ее себе. Я же не хочу держать ее у себя, не хочу ее видеть. Это «что-то голубое» разрушило мою жизнь.
Маркиз поднял голову – на ладони у Саманты лежала сапфировая брошь его матери, Ничего не сказав, он взял ее.
Он почувствовал ее взгляд на своем полуопущенном лице, потом она повернулась и вышла из комнаты.
Хартли так крепко стиснул в руке брошь, что бриллианты больно врезались ему в ладонь.
Домой он вернулся поздно. Уставившись в купол балдахина, Саманта уже несколько часов лежала без сна, прислушиваясь к доносившимся в спальню звукам. Дверь его комнаты открылась и закрылась несколько раз, до нее доносились голоса – он разговаривал со своим камердинером. Потом наступила тишина.
Саманта смотрела на балдахин, и ей мерещились Хаймур и она на том холме. Он стоял прислонясь к дереву, наблюдая, как она смотрит на «Аббатство», маячившее далеко внизу. Если бы он не заговорил с ней тогда или если бы она бросилась наутек и вернулась в Челкотт, ничего бы не случилось. Но она не спаслась бегством…
Дверь ее гардеробной тихо отворилась, и слабый лучик света от фонарика протянулся к кровати. Она не повернула голову и не закрыла глаза. Он подошел к кровати.
– Так, значит, вы не спите, – сказал он немного погодя. Как видно, его глаза не сразу привыкли к темноте.
– Не сплю.
«Пожалуйста, поговори со мной! Скажи мне, что ты не хотел бросать мне такие тяжкие обвинения. Скажи, что ты сам не веришь в свои обвинения и знаешь – я не лгала тебе. Увези меня завтра в Хаймур!»
Она не пошевелилась, продолжая смотреть на свод балдахина.
Он сбросил халат, лег рядом с ней и начал ее ласкать.
«Скажи хоть слово! Не делай это молча!»
Он медленно и нежно ласкал ее. Его руки – но не губы – творили волшебство, тело ее откликалось на ласки, и скоро они оба знали, что оно уже готово принять его. Тогда он вошел в нее и так же медленно, искусно творил волшебство, пока не довел ее до высшей точки блаженства, до экстаза, и только в этот момент горячий поток его семени извергся в глубь ее тела.
