Смятение сердца - Фетцер Эми (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Он ожидал возгласа, толчка в грудь, пощечины и готов был принять все это, как заслуженную кару. Но ничего не случилось. Наоборот, Сэйбл прижалась еще теснее, безмолвно предлагая продлить украденную ласку.
Украденную. Все, что бы он ни получил от нее, будет ворованным.
Крошки с чужого стола.
Наслаждение, взятое взаймы.
Глава 16
Хантер оттеснил мрачную тайну своего прошлого, отбросил честь и предписанные обществом правила, которым следовал вопреки участи добровольного отщепенца. В этот момент он готов был жадно схватить каждую брошенную ему подачку, каждый миг наслаждения, которое Сэйбл так безрассудно дарила ему. Она не могла быть всецело его, даже если бы обстоятельства изменились. Он был неподходящей парой, тем более для такой женщины, как она. Что бы она ни чувствовала к нему, это чувство было обречено. Узнав правду, всю до конца, она тотчас отвернулась бы от него. Значит, оставалось пользоваться драгоценным моментом краденого счастья, и это примешивало к наслаждению ярость и тоску. Прикасаться к Сэйбл было все равно что прикасаться к собственным воспаленным ранам, бередить их, будить застарелую боль. Ничего хорошего не могло выйти из радости, замешенной на горечи. Но и назад дороги не было. Прошлое слишком долго держало его в своих темных глубинах, не позволяя чувствовать, желать и любить. Постепенно в душе Хантера образовалась громадная пустота, требующая заполнения. В его душе было слишком много мрачных тайников, и он тем более тянулся к свету, жадно черпая из чистого желания Сэйбл, как из прозрачного источника.
Она была такой живой в его руках и в то же время такой покорной! Звуки, которые она издавала, напоминали то мурлыканье оглаживаемой кошки, то ее хищный крик, Хантер слышал то страстный бессвязный шепот, то стон, и сам что-то шептал в ответ, не задумываясь, что именно. Движения их становились все более исступленными, пока оба не отпрянули с одновременным возгласом боли.
Сэйбл схватилась за затылок обеими руками.
Хантер, морщась, держался за правый бок.
Воспоминание оставалось не только в памяти, но и во всем теле: вкус рта, густота и жесткость черных волос, запах кожи. А еще было ощущение ладони на груди, словно там остался заметный даже на взгляд отпечаток. Что, если бы и она положила руку… Сэйбл отшатнулась от этой непристойной мысли.
Она робко посмотрела на Хантера. Тот не отводил взгляда от ее бедер, оседлавших его. Ленивая, многозначительная улыбка блуждала по его губам. Вспыхнув до корней волос, Сэйбл соскочила с него, точно ошпаренная. Он протянул было руку, чтобы поймать ее и удержать, но сдался боли и снова схватился за бок.
— Что такое, что случилось? — Сразу забыв про смущение, Сэйбл склонилась к Хантеру так резко, что стукнулась подбородком о его темя. — Ой! Простите, ради Бога!
Она легко тронула его ребра с правой стороны. Он содрогнулся.
— У вас есть хоть одно неповрежденное место, мистер Мак-Кракен? — спросила она, сверкая глазами, полными чем-то вроде негодования.
— Ты выглядишь ничуть не лучше, — усмехнулся тот.
— Благодарю, вы очень любезны, — огрызнулась Сэйбл, вздернув подбородок.
Она поднялась, запустив руки в перепутанные волосы. Пропылившись, они потеряли цвет красного дерева, превратившись в тускло-коричневые, но так и остались густейшей гривой, в которой пальцы Сэйбл запутались и потерялись. Посмеиваясь, Хантер мельком посмотрел на свои пальцы и вдруг заметил, что они в крови. Почему? Неужели это ее кровь? Улыбка на его лице сразу померкла.
— А ну-ка, присядь.
Она пропустила приказ мимо ушей, продолжая осторожно ощупывать затылок.
— Сэйбл!
— Вы же обещали! — прошипела она, покосившись на Ноя, который продолжал крепко спать.
Вместо ответа Хантер схватил ее за руку и потянул к себе. Рана была неопасна: рассеченная кожа и порядочная шишка могли со временем зажить — но пока это должно было причинять серьезное неудобство. Он дотянулся до жестянки с водой, намочил кусок ткани и коснулся вздутия под волосами. Сэйбл напряглась, но стояла спокойно, не мешая ему заниматься раной.
— Откуда у нас столько тряпок?
— Это была одна из нижних юбок. — Сэйбл покосилась через плечо, сверкнув глазами сквозь завесу падающих на лицо волос.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро будешь щеголять в чем мать родила, — доверительно сообщил Хантер ей на ухо.
— Неужели эти шуточки обязательны? — возмутилась она, сгребая волосы в горсть и открывая пылающие щеки.
— Не обязательны, но желательны, потому что от них ты пылаешь, как факел.
Он умолчал о том, что несколько лет видел на женских щеках только искусственный румянец. Его улыбка заставила Сэйбл невольно бросить взгляд на его рот. Она смутилась еще сильнее.
— Вам не следует так целовать меня, мистер Мак-Кракен, — пробормотала она, остро сознавая, что каждый новый эпизод с поцелуями еще чуточку подтачивает стену, за которой она скрывается, и все сильнее разрушает образ замужней женщины и матери.
— Так скажи мне, как целовать тебя. Клянусь, я буду строго следовать указаниям.
— Вы отлично понимаете, что я имела в виду, — вздохнула она, возводя глаза к небу.
В следующее мгновение она вновь посмотрела на Хантера и, как ей показалось, уловила короткое, как вспышка, выражение боли на его лице. Но было ли оно или ей просто почудилось? Она не могла утверждать с уверенностью.
— Да уж, как не понять, — сказал Хантер устало, потом выдавил из себя улыбку. — Прощения мне нет, высечь — и то будет мало.
— Вот хорошая мысль! — воскликнула Сэйбл, связывая обрывки юбки в один длинный бинт. — Я подумаю над этим предложением. А теперь прекратите шуточки и медленно, очень осторожно поднимите вверх обе руки.
— Будь нежной со мной! — томно простонал Хантер.
Ну что в нем было такого, что волновало ее вопреки всему? Сэйбл страстно пожелала, чтобы он сейчас же, немедленно превратился в толстого, покрытого бородавками коротышку.
— Лучше ответьте, трудно ли вам дышать, — буркнула она, аккуратно обматывая самодельным бинтом его мускулистый торс.
— Как будто нет. А что такое?
(Она касалась щекой его груди каждый раз, как заводила бинт за спину!)
— Если ребра сломаны, легкие тоже могут быть повреждены, — сказала она с важностью, завязывая крохотный бантик у него под мышкой.
— Радужная перспектива.
— Я думаю, до этого не дошло, так что считайте себя счастливчиком, мистер Мак-Кракен. Этот пауни как следует поработал над вами.
— Похоже, тебя это не слишком огорчает, — сверкнул глазами Хантер, но сразу смягчился. — Кстати сказать, я бы предпочел называть тебя по имени. Я слишком долго хотел его узнать, чтобы так просто от него отказаться. Интересно, что следует за «Сэйбл»?
— Ничего! — отрезала она, ткнув ему рубашкой в самое лицо.
— Чертовка! — Отмахнувшись от рубашки, Хантер схватил Сэйбл за руки и поднес к глазам ее израненные запястья. — Этим надо будет заняться, и поскорее.
— Я прекрасно обойдусь без вашей помощи. — Она попробовала вырваться, но не сумела. — Мистер Мак-Кра…
— Хватит. Скоро я начну ненавидеть эти слова, хотя они и часть моего имени. Меня зовут Хантер.
Он мягко приложил обе ее ладони к своей груди, прижав их, когда она сделала очередную попытку вырваться. Сэйбл прикусила губу, глядя снизу вверх с детским упрямством. Положительно, она вела себя странно: то казалась отстраненной и чопорной, как совсем юная и неопытная девушка, то боролась с ним, словно боясь себя самой, то бросалась в его объятия с поразительным пылом. Вот и сейчас она смотрела на него открыто, доверчиво, как бы говорила взглядом: не обижай меня, я этого не заслуживаю. Как ему хотелось стереть отпечаток невинности с ее лица! Эта невинность означала, конечно, что она принадлежит другому, кто бы он ни был, что ему она не может принадлежать.
И Хантер отпустил Сэйбл, но только для того, чтобы, мягко скользнув по ее рукам и плечам, взять ее лицо в ладони. Подчиняясь движению его рук, она подалась ближе, еще ближе. Едва слышный жалобный звук вырвался у нее, но она не сопротивлялась. Она просто опустила ресницы, укрыв от его взгляда отсвет индиго в своих глазах. Этого оказалось достаточно. Если секунду назад Хантер и лелеял в душе темные желания, то сейчас они растаяли или отступили. Так бывало всегда в присутствии Сэйбл: она сглаживала острые углы его натуры, заставляла всплыть на поверхность все лучшее, что было в нем, возвращала его к образу человека цивилизованного.
