Твое имя после дождя (ЛП) - Альварес Виктория (книги полностью txt) 📗
Молодой человек поднял лампу, чтобы осветить бесконечную вереницу сложных иероглифов и рассмотреть все как можно лучше.
«Возможно, в чем-то Дэвис был прав — мне стоило научиться распознавать этот язык? — неохотно признал он. — Хотя, это по части Оливера — он один знает больше языков, чем все мы вместе взятые могли бы изучить за всю жизнь. В любом случае, мне нет необходимости расшифровывать какие-либо символы «Книги мертвых» [11], чтобы найти то, что мне нужно». Он пробегал глазами стену еще и еще, изучая желтовато-белую поверхность, пока, наконец, не нашел нужный символ на нижней части стены, на уровне своих стоп. Он с трудом сдержал победную улыбку.
На первый взгляд это было похоже на какое-то веревочное орудие, снабженное более длинной, чем обычно рукояткой, но Лайнел знал, что это не так просто, как кажется. Именно так египтяне изображали сущность человека, его нутро: напоминающий сердце овал внизу с вертикальной линией, имитирующей трахею.
Этот иероглиф читался как «nefer», а «nefer» означает «красота». Именно это определение, по его скромному мнению, как нельзя лучше подходило для описания прекрасного тела принцессы.
Согласно летописи, о которой было известно лишь самому узкому кругу людей, — Лайнелу ее показали в условиях строжайшей конфиденциальности, — слугам было приказано спрятать под этим символом нечто невероятно ценное.
Никто из археологов группы Теодора М. Дэвиса не верил этим слухам и даже не предполагал, что один из иероглифов гробницы Мересаменти скрывает сокровище. И, разумеется, так и будет продолжаться после того, как Лайнел приложит к этому руку. Стараясь не разрушить старинную роспись, он оперся руками о стену гробницы. В его взгляде читалось вовсе не нетерпение ученого на пороге величайшего открытия, а жажда наживы.
— Прошу прощения, красавица. Сожалею от всего сердца, — он опустился на колени, осторожно поставив лампу рядом с собой, и расстегнул куртку, чтобы достать инструменты, которые он якобы забыл в пирамиде, а, на самом деле, принес с собой. — Как жаль, что обстоятельства сложились именно так, — продолжал он говорить. — Ничего личного.
Расстелив маленькое одеяло у подножия стены, мужчина взял стамеску и молоток. Он знал, что надо действовать, не только тихо, но и быстро. Задержав на мгновение дыхание, Лайнел нанес первый удар по облицовке. Посыпались маленькие белые осколки, еще, еще, потом кусочки побольше. Лайнел не мог сдержать широкую улыбку, поняв, что не ошибся: сырость, повредившая часть росписи, размягчила стену, существенно облегчив ему работу. Через несколько минут образовалось отверстие достаточно большое, чтобы туда поместилась рука. Едва дыша, он осторожно прощупал дыру изнутри и почти сразу его пальцы на что-то наткнулись.
— Вот ты где… — пробормотал Лайнел. Он лег на пол, чтобы было удобнее и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Затем ухватил за край нечто, похожее на сверток из льняного полотна, чтобы медленно вытащить это из тайника. Лайнел на всякий случай оглянулся через плечо, но, похоже, никто не встревожился из-за ударов молотка. Он был один на один со своей находкой… и с Мересаменти.
Держа в руках найденное сокровище, Лайнел понял, почему Александр Куиллс казался ему самым умным из друзей. Оно было именно там, где предположил профессор, в дальнем уголке забытой гробницы, затаившись на три тысячи лет, чтобы кто-нибудь, наконец, нашел его. Это было зеркало, когда-то отражавшее чарующую красоту Мересаменти, и которое, согласно легенде, принцесса всегда носила с собой. Зеркало, изображенное на той самой фреске, которая так притягивала археологов, неспособных распознать, что в легендах о его чудодейственной силе было зерно правды.
Зеркало было примерно 20 см в длину, и, судя по издаваемому при тряске звуку, находилось в ящике, завернутом в множество слоев льна для сохранности. У Лайнела не было времени в этом убедиться. Он рассмотрит находку поподробнее через несколько дней, когда уедет в Англию. Улыбаясь в предвкушении выражения лиц Александра и Оливера при виде зеркала, он аккуратно положил его рядом и стал гипсом заделывать проем в стене. Все шло по плану.
— В любом случае, не думаю, что зеркало необходимо тебе прямо сейчас, — продолжал разговаривать Лайнел с разъяренным духом, который, по его убеждению, бродил здесь из зала в зал. — Ты итак вошла в историю как красивейшая из всех существовавших женщин. Так чего тебе еще надо?
Выйдя из склепа, Лайнел потратил пару мгновений, чтобы придать себе спокойное выражение лица, чтобы охрана не догадалась о произошедшем в недрах гробницы. Он прочистил горло, направляясь к выходу с коробкой, завернутой в лен, за пазухой. И, достигнув внешней границы раскопок, весело сказал:
— Ну вот, я провозился дольше, чем планировал, но приложил все усилия, чтобы к утру все выглядело безупречно. Думаю, что даже Дэвис не найдет к чему…
Он хотел сказать «придраться», но слова застряли у него в горле. Он споткнулся обо что-то мягкое прямо на выходе. Поколебавшись несколько секунд, Лайнел поднял повыше лампу. Как только он это сделал, то не смог сдержать вопль ужаса.
Молодой Дэвидсон лежал лицом вниз с кровоточащей раной на затылке. Похоже, что он был еще жив: с его губ сорвался едва слышный стон. Его напарников настигла та же участь — они лежали ничком у ворот, голова одного из них была склонена к плечу другого. Лайнел выругался сквозь зубы. Он собирался наклониться, чтобы попытаться помочь Дэвидсону, но вдруг ощутил, что кто-то приближается к нему за спиной, поэтому резко развернулся, роняя на песок лампу.
Он просто онемел от изумления, поняв, что окружен. Паренек, которого он попросил присмотреть за верблюдом, смотрел на него диким взглядом, пятясь назад, чтобы на всякий случай держаться подальше. В смуглых руках была веревка. Только сейчас Лайнел заметил, что английские солдаты были связаны.
— Что, черт возьми, тут происходит? — произнес он. Голос слегка дрожал, но больше от ярости, чем от страха перед тем, что его сейчас ждет. — Что вы задумали? Получается, что вы тоже работаете на других?
— По-моему, не только они, Леннокс.
Лайнел повернулся, чтобы посмотреть, кто ему ответил. Феллах тут же воспользовался моментом и схватил его за руки. Попытки вырваться ни к чему не привели. На участке, освещенном висящими у входа в усыпальницу газовыми лампами, появились два других египтянина. Англичанина толкнули так, что тот упал на колени на песок прямо перед темной лошадью, приближающейся шаг за шагом. Подняв глаза, Лайнел увидел закутанную с головы до ног в черное фигуру, осматривающую все вокруг с вершины холма. Незнакомец был одет в балахон подобно жителям пустыни, лицо полностью скрыто платком. Единственное, что можно было разглядеть среди складок, это пристально смотрящие глаза цвета ночи.
Не было никакой необходимости в том, чтобы феллахи продолжали удерживать Лайнела — при всем своем желании он просто не мог сдвинуться с места под влиянием смотревших прямо на него миндалевидных глаз. Человек в черном остановил своего коня так близко, что ощущалось дыхание животного. Складки прикрывающего лицо платка задрожали. Незнакомец явно насмехался над Лайнелом.
— Вы себе не представляете, как я сожалею, что мы познакомились при столь странных обстоятельствах, — сказал незнакомец совершенно спокойно. У него был немного хриплый голос, как бывает у людей с поврежденными голосовыми связками. — Но мне ничего не оставалось, как спокойно ждать, пока вы не выполните свою часть работы. Я вас поздравляю, друг мой, вы отлично справились.
— Боюсь, я понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил Лайнел. — Единственное, что я делал в гробнице, это забирал некоторые….
— Некоторые инструменты, которые вы забыли. Именно это вы сказали тем бедолагам. Как жаль, что они настолько вас уважают, что верят всему, что вы им говорите. Даже у стен с тысячелетней росписью есть уши. Я знаю, что вы делали внутри.
— Так значит, стены не только говорят, но и слышат. Какого черта вам от меня надо?
