Прелестная сумасбродка - Дэвис Мэгги (книга жизни .txt) 📗
На мгновение она задумалась.
— Конечно, надо сбросить с себя одежду, пройтись по спальне обнаженной, потом лечь в какую-нибудь соблазнительную позу (знать бы только, какие позы у мужчин считаются соблазнительными!). Но, мне кажется, этого будет маловато. Чтобы человек вроде герцога Уэстермира согласился выложить свои денежки на школу и больницу, требуется нечто большее.
Зловещая темная фигура двинулась к ним. Толстый ковер заглушал ее шаги.
— М-может быть, — пролепетала Пенелопа, не отрывая глаз от герцога, — может быть, любящая и добродетельная женщина вроде тебя поможет ему осознать свои ошибки, и он займется благотворительностью добровольно, по зову сердца?
— Это было бы лучше всего, — со вздохом заметила Мэри. — Только откуда возьмется любовь? Вспомни, что пишет об этом Мэри Уоллстонкрафт: «Истинная любовь свободна, и там, где царят дружба и взаимное уважение, едва ли необходимы цепи брака».
Она отложила салфетку и потянулась за бутербродом.
— Такая любовь возможна только с идеальным мужчиной, — продолжала она мечтательно. — А где же его найдешь?
Мэри и не подозревала, что Доминик, герцог Уэстермир, в этот миг стоит у нее за спиной.
— О чем разговор? — рявкнул он ей в самое ухо. — Шантаж, мошенничество и свободная любовь?
Обе женщины с визгом вскочили с мест. Чашки полетели на пол — хорошо еще, что они были серебряные и не могли разбиться. Мэри уронила бутерброд; Пенни неизвестно зачем схватила свой черно-желтый плед и прикрылась им, словно щитом.
На лице герцога отразилось отчаяние.
— Опять! — простонал он. — Опять эта мерзкая пестрая тряпка!!
Вырвав плед из рук бедной девушки, герцог швырнул его в камин и принялся ожесточенно мешать угли кочергой.
— Будь я трижды проклят! — взревел он, вздымая кочергу к небесам. — Нигде нет спасения от просвещенных женщин! Господи, будет ли этому конец?!
Для Пенелопы это оказалось последней каплей. Бедняжка тихо ахнула и мешком повалилась на ковер.
3.
Не успел Доминик выехать из Бристоля, как его любимый жеребец по кличке Ватерлоо, полученный в подарок от герцога Веллингтона в память о знаменитой битве, потерял подкову.
Это досадное происшествие случилось в Суиндоне; дождь лил вовсю, а до Лондона оставалось добрых сорок миль. Доминик проклинал себя за то, что отправился в путешествие верхом, не взяв карету, но от проклятий и запоздалых сожалений было мало толку.
Коня пришлось оставить в придорожной гостинице, а вместо него нанять какую-то полудохлую клячу, что, конечно, не улучшило герцогского настроения. О том, что может сделать с жеребцом полупьяный деревенский кузнец, Доминик предпочитал не думать вовсе.
Измученный, промокший насквозь, простуженный и злой на весь белый свет, герцог добрался наконец до своего лондонского особняка, влетел внутрь и, даже не сбросив плащ на руки верному дворецкому, устремился в библиотеку. Там, надеялся он, ждет его горящий камин и рюмочка бренди.
Однако у дверей герцог Уэстермир остановился как вкопанный: из библиотеки слышались приглушенные женские голоса. Похоже, его любимое место занято незваными гостями.
Заглянув в приоткрытую дверь, герцог увидел, как блестит серебряный чайник: очевидно, мисс Фенвик поставила на стол любимый сервиз его матери.
Прислушавшись к разговору женщин, Доминик различил слова, от которых у него потемнело в глазах, а по голове словно кувалдой ударили. Он не верил собственным ушам. Неужели эта наглая девица и вправду собирается его… тьфу ты черт… «обворожить»?!
Но нет, герцог не ошибся: трепетные юные девы с удивительным хладнокровием (тем более удивительным, что они сидели у него в доме, грелись у его очага и пили его чай) обсуждали, как превратить Доминика Уэстермира в «раба страсти» — иными словами, в жалкого слюнявого идиота, недостойного называться настоящим мужчиной.
А затем выманить у него «крупную сумму» на какую-то дурацкую благотворительность!
Черт побери, это уже слишком! Пока он, проклиная все на свете, скакал под дождем по раскисшей дороге, эти две хорошенькие мошенницы, греясь у огонька и лакомясь горячим чаем, решали, как бы половчее сделать из него дурака!
Были в их речах и другие интересные моменты, но Доминик решил, что услышал достаточно.
Он отворил дверь и начал бесшумно красться по персидскому ковру, желая застать негодяек врасплох.
Приглядевшись к блондинке, герцог мог бы ее узнать, но сейчас все его внимание было поглощено другой красоткой, статной и синеглазой. Дочкой священника, будь она трижды проклята.
Когда она наклонилась, чтобы вытереть с колен подруги пролитый чай, герцог рявкнул у нее над ухом:
— О чем разговор? Шантаж, мошенничество и свободная любовь?
Эффект был великолепен! Доминик едва не расхохотался во все горло, когда девицы вскочили с мест, визжа, словно вдруг увидали целую стаю мышей.
К несчастью, именно в этот миг усталый и раздраженный взгляд Доминика упал на полосатый плед, который прижимала к себе перепуганная блондинка, — тот самый омерзительный черно-желтый плед, с которым у герцога прочно связались воспоминания о лондонском рынке, нападении амазонки, изгнании из клуба и прочих неприятностях.
С самого детства двенадцатый герцог Уэстермир обладал развитым эстетическим чувством. Он не терпел никакого уродства и безобразия: грубые очертания или кричащее сочетание цветов оскорбляли его до глубины души. В детстве случалось, что безвкусная шляпка или старомодное платье какой-нибудь дамы вызывали у него настоящие приступы ярости.
Став взрослее, герцог, разумеется, научился владеть собой. Однако бывали случаи, когда самообладание ему отказывало. Например, сегодня.
Вырвав у барышни из рук злосчастный плед, герцог швырнул его в камин и, схватив кочергу, принялся с остервенением ворошить остывающие угли.
Слишком поздно он сообразил, что лучше было бы бросить плед на пол и как следует потоптать ногами — а сжечь всегда успеется…
Огонь взметнулся яркими алыми языками, раздался треск… Через несколько минут все было кончено: черно-желтый плед навсегда покинул сей мир.
Обернувшись, герцог обнаружил, что белокурая шотландочка лежит на ковре в глубоком обмороке, а синеглазая красотка стоит между ней и герцогом, раскинув руки, словно собирается закрывать подругу своим телом.
— Не смейте к ней прикасаться! — взвизгнула она.
— А вы не будьте дурой! — рявкнул в ответ Доминик. — Успокойтесь, я не собираюсь срывать с нее остальную одежду… Хотя стоило бы, — добавил он, разглядев непритязательный наряд гостьи. — Скажите, у вас в городишке все женщины шьют себе платья из старых одеял?
Дочь деревенского священника гневно сверкнула синими, как небо, глазами.
— Сэр, вы невыносимы! Неужели все, на что вы способны, — оскорблять женщин? Сперва вам не нравилось, как я одета, теперь вы критикуете наряд бедняжки Пенелопы… Да, моя подруга бедна, ее отец — скромный школьный учитель, она не в состоянии одеваться по последней моде; но знали бы вы, что она за человек! Великодушная, преданная, самоотверженная… Если бы не ее помощь и поддержка, я ни за что не сумела бы претворить свои стремления в жизнь!
«Так я и думал, — мрачно сказал себе Уэстер-мир. — Еще одна треклятая заговорщица».
Скинув мокрый плащ, он подхватил бесчувственную гостью на руки и уложил ее на софу. В это время дверь распахнулась, и в библиотеку вошел дворецкий с подносом, на котором позвякивали бутылочки и бокалы из богемского хрусталя. По пятам за ним следовал Джек Айронфут, кучер, — он нес седельные сумки герцога и еще какой-то черный кожаный футляр странной формы, размером со шляпную коробку. Этот загадочный предмет Джек с величайшей осторожностью поставил на столик у окна.
— Нюхательные соли и другие укрепляющие средства, ваша светлость, — провозгласил дворецкий, ставя поднос.
Доминик торопливо пробормотал благодарность. У старины Помфрета было настоящее чутье на такие вещи: годы службы у покойного герцога настолько развили его слух, что даже из своей комнаты в задней части дома дворецкий мог расслышать стук падения легкого девичьего тела на толстый ковер.