Прелестная сумасбродка - Дэвис Мэгги (книга жизни .txt) 📗
Бедняга-прохожий был уже мертв и ничего объяснить не мог. Ладберри стоял над трупом, зажав в руке золотые часы, брошенные грабителем. В кулаке у жертвы была зажата прядь рыжих волос. Именно из-за часов и пряди Ориса Ладберри и обвинили в убийстве с целью ограбления.
— Если вы рассмотрите эту прядь под микроскопом, — говорил Доминик, — и сравните ее с волосами Ладберри, разница станет для вас очевидна! Да, Ладберри тоже рыжий, но он молод и здоров, и волосы у него густые и крепкие, без признаков седины. А человек, чью прядь зажал в руке умирающий, уже немолод. В волосах невооруженным глазом видна седина, а под микроскопом вы увидите, что и фактура у них другая, тонкая и слабая. Нельзя же отрицать очевидные вещи, милорд! Ладберри говорит правду: он не убийца. Зато один из убийц — рыжий, с сединой, и его-то ваши люди и должны искать в первую очередь.
— Не будем мы никого больше искать! — твердо ответил сэр Роуленд. — Подумайте головой, Уэстермир! Этот дурень стоял над трупом с часами в руках — полицейские видели его собственными глазами! Для присяжных этого достаточно! И для меня, кстати, тоже.
Доминик в последний раз попытался подвести судью к микроскопу, но тот только руками замахал.
— Нет, нет, Уэстермир, и близко не подойду к этой треклятой штуковине! — пропыхтел он. — Стар я уже глаза ломать! И что я там увижу? Две пряди волос, обе рыжие. Какая еще, к черту, разница? Вы все равно ни за что не убедите остальных двоих судей. Убийца пойман на месте преступления с добычей в руке — все ясно как день, о чем тут еще говорить!
Этот разговор происходил вчера.
Доминик отодвинул пустую тарелку и одним махом осушил последнюю рюмку кларета. Камин догорал, но герцогу не хотелось вставать и мешать угли. У него кружилась голова, и по телу разливалась непривычная слабость. Доминик определенно заболевал.
Сегодня утром жизнерадостный Секвилл и двое его коллег, без сомнения, столь же тупоумных, рассмотрели дело Ориса Ладберри и вынесли приговор: преступник виновен и не заслуживает снисхождения. Приговаривается к повешению в субботу на рассвете.
Ахроматический микроскоп, равных которому не было в Англии, вернулся на свое обычное место — великолепный и, увы, никому не нужный.
Герцог уже собирался позвать слугу и потребовать вторую бутылку кларета, когда дверь распахнулась и невозмутимый Помфрет пропустил в библиотеку кучера Джека Айронфута.
— Какого черта ты так быстро вернулся? — поинтересовался Доминик, вручив дворецкому пустую бутылку и жестом приказывая принести новую.
Кучер подошел к камину и, повернувшись к нему спиной и приподняв полы камзола, принялся греться у огня.
— Я подумал, что могу вам понадобиться, — объяснил он, — и, чтобы не тратить времени попусту, довез барышню до остановки Йоркминстерского экспресса и посадил в дилижанс. — Широкая физиономия его озарилась лукавой улыбкой. — А чтобы она не боялась ехать одна, отправил с ней Гарольда — нет-нет, не в дилижансе, конечно, а верхом. Видели бы вы, как просиял мальчуган, когда я приказал ему проводить даму! Небось размечтался, как будет ее спасать, если на дилижанс нападут разбойники. Впечатлений ему хватит до конца года. А вот Деннис всю обратную дорогу ехал нахохлившись — еще бы, ему-то выпало «провожать» не молоденькую красотку, а старого ворчуна!
Он подошел к столу и, не спрашивая позволения, налил себе вина.
Доминик с улыбкой смотрел на своего старого сержанта. Джек все такой же, как был пять лет назад в Испании. В то время он муштровал рекрутов — сейчас школит молодых лакеев. Джек суров и придирчив, но лакеи и конюхи его обожают, как когда-то обожали своего сержанта новобранцы.
Джек Айронфут допил вино и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Итак, на этот раз Ладберри влип, — произнес он.
Доминик нахмурился.
— Да, мне не удалось уломать этого осла-судью. Очевидность для него ничего не значит, а о научной логике он и вовсе не имеет никакого понятия.
— Должен вам сказать, сэр, — философски заметил Джек, — меня это нисколько не удивляет. Сказать по правде, я и не надеялся, что у вас что-то выйдет. А Ладберри не везет: вечно влипает в какие-то истории. Солдат из него был что надо, а вот от мирной жизни он скучает и начинает заливать тоску вином.
В самом деле, в Испании Орис Ладберри проявил себя отлично. В отряде, которым командовал герцог Уэстермир, трусов не держали; любого из «Девяноста стволов» можно было без преувеличения назвать героем, но Ладберри даже среди них выделялся неукротимой отвагой.
Герцог налил себе еще кларета. Руки у него слегка дрожали: наверно, не стоило так много пить. Самое обидное, что от вина ему становилось только хуже. Теперь першило не только в горле, но и в груди.
— И не смотри на меня так, Айронфут! — проворчал он. — Неужели ты думаешь, что мы позволим отправить нашего боевого товарища на виселицу? Казнь назначена на субботу и состоится в тюремном дворе. Я три дня подряд бродил вокруг тюрьмы и заводил знакомства со стражей. Нашел нескольких человек, которых легко подкупить. Поверь, это было не так-то легко — судья Секвилл, хоть и дурак, догадался следить за каждым моим шагом!
Одним махом он опрокинул в себя бокал кларета и откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок.
— Теперь давай подумаем, кого отправить на дело. Ты, Мерс Коффин, Мортимер — если только тебе удастся оторвать его от жены и детишек…
Мрачная физиономия кучера осветилась улыбкой — словно солнышко выглянуло из-за туч.
— Об этом не беспокойтесь, командир, справлюсь! А вот вам лучше в Бристоле больше не появляться. Тамошние судьи знают, что вы были в городе и интересовались делом Ладберри — так что, если во время казни произойдет что-то непредвиденное… — Тут медвежеватый кучер хрипло рассмеялся. — А что-то произойдет, за это я ручаюсь! — подозрение сразу падет на вас. Так что, пока мы с Мерсом и Мортимером будем обделывать дельце в Бристоле, вы, ваша светлость, оставайтесь в Лондоне и почаще показывайтесь на всяких там балах и раутах — чтобы побольше народу могло подтвердить, что видели вас здесь.
Доминик подмигнул в ответ, хотя, сказать по правде, сейчас ему вовсе не хотелось на бал. Хотелось лечь в постель и не вставать дня два, а лучше три. Но он понимал, что Джек прав.
— Верно, Джек, — ответил он, — так я и сделаю. Однако вызволить Ладберри из темницы будет куда легче, чем посадить его на корабль, идущий в Сидней или в Бостон. В Англии или даже на континенте ему оставаться опасно. Война окончена, но наши старые враги еще живы, и я вовсе не хочу, чтобы Ладберри снова попал в переделку.
— Для Ориса самый страшный враг — бутылка, — согласился Джек. — Да, лучше ему будет уехать в Америку или в Австралию и начать там новую жизнь. Но, командир, что-то мне подсказывает, что капитан и матросы возьмут за свои услуги и за молчание побольше бристольских тюремщиков!
— Не сомневаюсь, — устало ответил герцог. — Зайди ко мне утром, Джек, я посмотрю, сколько золота осталось в сейфе. Придется платить наличными — ведь по банковским чекам полиция легко выйдет на меня.
Вошел Помфрет, чтобы унести пустую посуду. Вслед за ним ушел и Джек, в отличие от дворецкого он передвигался с шумом и топотом, а выходя из библиотеки, так хлопнул дверью, что, казалось, сотрясся весь дом.
Доминик откинулся в кресле-качалке, глядя усталыми, слезящимися глазами на языки пламени, пляшущие в камине.
Было уже поздно — должно быть, больше двенадцати. Пора спать… Но герцог не мог заставить себя встать с кресла.
Итак, думал он, Ладберри будет спасен — но спасен с помощью силы и хитрости, которым научились его люди на войне под командованием Веллингтона. План герцога не увенчался успехом.
Доминик понимал, что этого следовало ожидать, но на душе у него было очень и очень тоскливо.
За судьбу Ориса он не беспокоился: Мерс и Мортимер — лучшие солдаты в отряде, а о самом Джеке и говорить нечего. Ладберри в безопасности… Но кто поможет сотням и тысячам несчастных, которые, как и он, ежедневно становятся жертвами судебных ошибок?
