Вереск и бархат - Медейрос Тереза (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Взгляд Пруденс метнулся по комнате и остановился на Триции, к счастью, занятой разговором с леди Кэмпбелл и Девони.
– … просто скандально, – возмущенно говорила Триция, и ее белые руки порхали над пышными юбками, как птицы. – Вы знаете, что она бросила в мешок мои любимые сережки, словно это были простые побрякушки!
Встревоженно взглянув на кровать, леди Кэмпбелл всплеснула своими пухлыми ручками.
– Я так надеюсь, что она оправится. Такое потрясение для утонченной молодой девушки. Я чувствую на себе ответственность за ее здоровье и благополучие. Два особняка напротив были ограблены ранее на этой неделе, но я и подумать не могла, что у них хватит наглости забраться к нам. Бог мой, ведь мой Демпстер – член Парламента!
– Она очнулась, мэм, – объявила служанка, подсовывая горячий кирпич, обернутый фланелью, под покрывало Пруденс.
Женщины собрались вокруг, с любопытством разглядывая девушку, словно неведомую ранее звезду в туманной галактике. Триция поморщилась и поцеловала подушку рядом со щекой Пруденс.
– Ты напугала меня, дорогая. Лаэрд Мак-Кей был так добр и отнес тебя сюда, в твою спальню.
– Ты лежала прямо на пороге двери, – добавила Девони, и у Пруденс создалось впечатление, что они могли бы оставить ее там, не будь это неудобно для гостей.
– Я не осуждаю тебя за обморок, – зябко поежившись, продолжила Девони. – Надо было видеть, как этот негодяй вырывал шпильки из твоих волос. Мы думали, что он вот-вот перебросит тебя через плечо и унесет с собой или изнасилует прямо на полу.
Пруденс покраснела при воспоминании о грубой властности Себастьяна. Лаэрд Мак-Кей протер ей лоб влажной салфеткой и бросил на Девони ледяной взгляд из-под густой бахромы по-мальчишески темных ресниц.
– Я так смущена, – сказала Пруденс. – Я никогда прежде не падала в обморок.
Мелодичный говор Мак-Кея успокоил ее.
– Нет нужды извиняться, девочка. Вы прошли через ужасное испытание.
Триция тронула пальцами его широкое плечо. Для затуманенного взора Пруденс они выглядели как когти.
– Думаю, вы согласитесь со мной, что лучшим лекарством для моей племянницы будет отдых. Не желаете ли присоединиться ко мне для теплой дружеской беседы в моей гостиной, милорд?
Мак-Кей откинулся на спинку стула и вытянул свои длинные ноги.
– Пожалуй, я посижу здесь немного. Девушка сможет спать спокойно, зная, что мужчина присматривает за ней.
Триция, слегка сощурившись, посмотрела на свою племянницу. Этот взгляд обещал ей неприятности. Пруденс знала, что, без сомнения, следующим утром перед ней пройдет новый парад раболепных поклонников. Сейчас же Триции ничего не оставалось, как подчиниться. Лаэрд Мак-Кей выглядел решительным и непоколебимым, как скала.
Женщины вышли, оставив у двери служанку. Пруденс закрыла глаза, притворяясь спящей, но когда она через некоторое время решилась взглянуть на Мак-Кея, то встретила изучающий взгляд его ясных, как у сокола, глаз.
– Себастьян – довольно необычное имя для этих мест, не правда ли?
Девушка откинулась на подушки.
– Моего кота зовут Себастьяном.
Пруденс нагнулась и с надеждой заглянула под кровать. Где же носится это мохнатое чудовище, когда она так нуждается в нем? Когда-нибудь она научится обходиться без существ мужского пола и будет полагаться только на себя.
Она выпрямилась и сдула прядь волос, упавшую на глаза.
– Он, должно быть, в оранжерее снова терроризирует какаду леди Кэмпбелл.
– Если это красивый серый парень, то он, скорее всего, на кухне моего дома лакает сметану из миски и ухаживает за моей Бэллой.
Пруденс заключила, что Бэлла – владелица светлых кошачьих волос, которые пристали к его пледу. Так легко было представить себе пушистую белую кошку с розовым язычком и зеленющими глазами.
– Боюсь, мой Себастьян бегает за каждой хорошенькой усатой мордашкой, которая встречается на его пути. Типичный представитель мужского племени, – ворчливо добавила она.
– Немного жестоко для такой молодой леди, вы так не считаете? Возможно, неудача вашей тети с тем повесой, одурачившим ее, так повлияла на ваше мнение.
Слова Мак-Кея призвали румянец на ее щеки. Мужчина слабо улыбнулся, и она отругала свой предательский цвет лица. Девушке показалось, что он собирался сказать что-то еще, но в этот момент в углу громко захрапела служанка.
Мак-Кей поправил подушку Пруденс.
– Уже поздно, девочка. У тебя был тяжелый вечер. Мы можем поговорить завтра.
Какая-то настороженность в его взгляде предупредила Пруденс, что он имел в виду нечто большее, чем светскую беседу. Мак-Кей разбудил служанку и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Пруденс дрожала. Она вытянула ногу и отыскала теплый кирпич под покрывалом. Придет ли к ней Себастьян? Осмелится ли?
Девушка легла на бок, не отрывая взгляда от двери на террасу. Она, должно быть, действительно сошла с ума. Себастьян придет только для того, чтобы пристрелить ее, а не обмениваться любезностями.
Как она могла быть настолько слепа? Грубая маска скрывала лицо, волосы и дымчатую сталь глаз, но бешено колотящееся сердце отчаянно пыталось предупредить ее о его присутствии. Даже в грязной, потрепанной одежде Себастьян гордо возвышался над сливками эдинбургского общества, словно сказочный король пиратов. За несколько коротких мгновений он похитил куда больше груды драгоценностей. Он украл ее бесценную искушенность, холодную надменность, за которыми она пряталась все эти месяцы, чтобы скрыть от посторонних любопытных взоров свои чувства: скорбь, сожаление, гнетущую вину. Жадная горячность рук Себастьяна пробудила к жизни каждую клеточку ее существа и сделала такой же безмозглой, как Девони Блейк.
Как, должно быть, Себастьян презирал ее! Она разрушила все его красивые планы, выдала человеку, к которому он питал глубочайшее презрение. Но тогда как объяснить то мимолетное прикосновение к ее коже с такой болезненной нежностью? Тот миг, когда он надел ей на нос очки с той же заботой, которую он однажды проявил к обсыпанной мукой девчонке, стоявшей посреди разгромленной кухни в имении Триции?
Пруденс плотнее закуталась в пуховое одеяло, сотрясаясь от нервной дрожи в своей тонкой сорочке.
Сапоги Себастьяна оставляли грязные следы на террасе. Ледяная влага пропитала шерстяные чулки, проникая сквозь трещины в коже. Тяжелые мокрые хлопья лениво падали на землю, устилали белым покрывалом газоны парка, крыши домов; облепляли ветки черных озябших деревьев; присыпали белой пудрой его волосы.
Себастьян не чувствовал холода. Прижавшись кончиками пальцев к ледяному стеклу двери, он напряженно вглядывался внутрь комнаты. Угасающий огонь камина отбрасывал легкий багрянец на хрупкую фигурку, съежившуюся под одеялом. Себастьян ощущал тепло огня даже здесь, на холодной террасе. Он горько улыбнулся, сравнивая себя с голодным ребенком, разглядывающим через окно магазина щедро разложенные на прилавке сладости, и пробормотал проклятие.
Себастьян не ожидал вновь встретить Пруденс. Ни в Англии, ни, конечно же, в Эдинбурге. Он уже не надеялся снова почувствовать тяжесть ее волос на своих ладонях и коснуться в сдержанной ласке кремовой кожи. Он отчаянно боролся с нежностью к этой женщине, жившей в его сердце и грозящей поработить все его существо. Черт бы ее побрал! С той ночи, когда она пришла к нему в «Липовой аллее», его сны были воспламенены образами ее податливого тела, ее медового поцелуя. Себастьян позволил ей уйти в ту ночь, но теперь поклялся сам себе, что на этот раз он ее ни за что не отпустит.
Себастьян вытащил жемчуг из кармана, опутав мерцающей нитью ожерелья свои пальцы, потрескавшиеся и закостеневшие от холода. Жемчужины были так похожи на Пруденс; связанные тонкой, но прочной нитью, холодные на первый взгляд, они вобрали тепло его ладони и мерцали в темноте серебристым огнем.
Себастьян порывисто отвернулся от двери, прижался спиной к стене и в смятении провел рукой по волосам. Он проклинал свое влюбленное сердце сотни раз с той ночи в «Липовой аллее». Привело ли оно его сюда, чтобы снова предать? Без сомнения, один взгляд ее затуманенных глаз не сможет стереть из памяти бесконечные холодные и голодные месяцы, проведенные в сырых ущельях, где нельзя было развести огонь, чтобы согреться, из страха привлечь представителей закона. Он спал рядом с угрюмыми, оборванными людьми, вынашивал и лелеял свою ярость на Пруденс до поры, пока она не охватила бушующим пламенем его измученное тело, вытесняя из головы все здравые мысли и безумно-сладостные сны картинами изощренной, безжалостной мести.
