Милая мятежница - Холл Констанс (книги без сокращений txt) 📗
Ларк полулежала на перине, опираясь спиной о высокое резное изголовье кровати. Ее золотистые волосы разметались по плечам. Глаза у нее были закрыты, а губы чуть приоткрылись во сне. Ларк и Варик выглядели так трогательно, что Стоук улыбнулся.
Заметив отца, Варик вынул изо рта палец и прошептал:
— Оте-ес, Ваику луссе.
— Очень рад, что тебе лучше. — Стоук подошел ближе.
— Это все мама… — Варик ткнул пальчиком в живот Ларк.
— Она не твоя мать.
Варик смутился:
— Не мама?
— Нет, не мама. Маму для тебя я еще не нашел.
— Тогда кто она? — Варик провел пальчиком по золотистой пряди волос Ларк. — Мозет, ангел?
— Нет, не ангел. Просто она знает, как облегчить страдания ближнего.
— Моя мама, — лукаво улыбнулся мальчик, обнял Ларк и приник головой к ее животу.
Стоуку не хотелось затягивать этот неприятный для него разговор, и он решил переменить тему.
— Ухаживая за тобой, Ларк совсем выбилась из сил. Ты не против, если мы позволим ей немного отдохнуть? А потом она вернется и снова будет с тобой.
Варик нахмурился: слова Стоука восторга у него явно не вызвали. Однако, с минуту поразмыслив, он сказал:
— Холосо.
Стоук взглянул на Амори, который до его прихода дремал в кресле в углу комнаты. Рядом с ним спал Балтазар. Впрочем, когда Стоук вошел, Амори и Балтазар разом пробудились.
— Присмотрите за парнем. Я скоро приду.
— Ладно, — кивнул Амори.
Стоук поцеловал Варика в лоб, отметив, что жар у него спал.
— Отдыхай пока. Я скоро вернусь.
Варик кивнул и переключил внимание на Балтазара.
— У нас новая собаська? — спросил он Амори.
— Да. Хочешь ее погладить? — Амори вместе с Балтазаром подошел к кровати мальчика.
Стоук, убедившись, что мальчик заинтересовался волком, подхватил на руки спящую Ларк.
— Стоук? — удивленно прошептала девушка, проснувшись. Стоило ему услышать, что она называет его по имени, и коснуться ее тела, как его захлестнула волна желания. Лицо Ларк находилось в каком-нибудь дюйме от его губ, и он чувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке.
— Я отнесу тебя в постель, — сказал Стоук тяжело дыша.
— Я не устала.
— Ты провела у кровати моего сына три дня и три ночи. Тебе необходимо немного поспать.
Стоук вышел из комнаты сына и направился по коридору к себе. Губы Ларк нежно, словно крылья бабочки, касались его шеи, а жар ее тела передавался ему даже сквозь одежду.
— Не беспокойся за Варика, — пробормотала Ларк в полусне. — Худшее уже позади.
— Теперь я в долгу перед тобой. — Распахнув дверь в свои покои, Стоук вошел и опустил Ларк на постель.
— Да нет, мы квиты. Ты спас мне жизнь — там, на скале, — помнишь? А я тебя даже не поблагодарила. — Она смотрела на него медовыми глазами, в золотистой глубине которых проступила необычайная нежность.
— Сказать «спасибо» никогда не поздно.
Стоук скользил жадным взглядом по ее телу, прикрытому только тонкой сорочкой.
Желание Стоука предоставить девушке возможность отдохнуть растаяло, как снег под вешним солнцем. Он протянул к Ларк руки и приник к ней. В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам. Она не сопротивлялась, а сама обхватила Стоука за шею, прижала к себе и ответила на его поцелуй.
Он будто прикипел к Ларк губами — целовал ее лицо: подбородок, губы, щеки, лоб.
Внезапно Стоук почувствовал, как руки девушки скользнули ему под тунику и стали ласкать его обнаженную грудь. Он замер. Но сладкая пытка на этом не кончилась — Ларк продолжала исследовать его тело. Она коснулась его живота, потом ее руки перебрались к нему на спину, а затем, поднырнув под пояс тесных штанов, обхватили ягодицы Стоука.
Из его горла вырвался глухой протяжный стон. Он ощущал жар ее тела, знал, что она желает его. Это сводило Стоука с ума. В следующую минуту он осознал, что если не овладеет ею тут же, его семя изольется впустую.
Должно быть, она догадалась, какие чувства обуревают Стоука, и начала развязывать шнурки на его штанах. Положив девушку на край постели, он высоко задрал на ней сорочку. Созерцание ее белого тела, длинных стройных ног и золотистого треугольника внизу живота вызвало у него дрожь.
Раздвинув Ларк бедра, Стоук вошел в нее.
Она выгнула спину и прижалась к нему.
— Посмотри на меня, Ларк, — хрипло сказал он, чувствуя, как ее влажное лоно облегает его плоть. Ему хотелось, чтобы эта пытка длилась вечно.
Стоук видел, как в глубине ее глаз то вспыхивают, то затухают яркие искорки страсти. В эту минуту между ними не существовало ничего, что разделяло бы их, — было только огромное, всепоглощающее желание обладать друг другом.
Это могучее первобытное чувство было сильнее Стоука, сильнее всех клятв, которые он давал себе. Раз за разом он погружался во влажные глубины Ларк, а затем отступал, чтобы через мгновение проникнуть в нее вновь. Пролив семя в ее жаркое лоно, он отыскал ее губы и закрепил поцелуем то, что совершилось между ними.
В следующий момент он потянул Ларк за собой — подальше от края, на простор необъятной постели Блэкстоунов. Стоук сделал это осторожно, стараясь, чтобы его мужской жезл не выскользнул из ее влажных недр.
— Мы не должны делать этого еще раз, — пробормотала Ларк, заметив, что Стоук устроился у нее между ног и готовится продолжить начатое. — Я обязана вернуться домой и предстать перед отцом и Эвенелом.
Стоук оторвался от ее груди, вскинул голову и с удивлением и ревностью спросил:
— Поздно теперь каяться перед женишком, ты не находишь?
— Знаю, что поздно, но ведь мне так или иначе придется с ним объясниться. Как-никак, мы ведь обручены.
— Ты все еще любишь его?
— Я любила его всю свою жизнь. Если Эвенел узнает о том, что случилось, это разобьет ему сердце, и он не оправится до конца своих дней. Эвенел очень чувствителен, и душевная или сердечная боль ранит его глубже, чем любого другого человека.
Если бы Ларк, говоря это, не целовала его, ревность Стоука перехлестнула бы через край. Этого, однако, не произошло еще и потому, что, когда Ларк упоминала об Эвенеле, в ее голосе не слышалось подлинного чувства. Стоук не сомневался: она испытывает к жениху дружбу, но не любовь. Он научился разбираться в подобных тонкостях на собственном опыте. Когда Стоук ухаживал за Сесиль, в ее голосе тоже не хватало глубины истинного чувства, а он был тогда так молод и глуп, что не замечал этого.
В наступившей вдруг тишине Ларк, приблизив свои губы к его губам, прошептала:
— Одного только я не понимаю…
— Чего же, моя тигрица?
— Неужели это всегда заканчивается так быстро? — Девушка потупилась. — Мои родители, к примеру, иногда занимались этим всю ночь напролет. Или все дело в том, что я не устраиваю тебя как женщина? Конечно, я худая и бедра у меня тощие — не то что у Элен. Может, тебе следует подыскать себе даму с формами?
Стоук приложил палец к ее губам.
— Даже если бы в эту комнату вошли три такие же женщины, как Элен, они не доставили бы мне той радости, какую приносит близость с тобой.
— Это правда? — Щеки Ларк зарделись.
— Правда. Ты стоишь трех таких женщин, как Элен. Неужели ты не видишь, какое удовольствие мне доставила?
— Значит, это моя заслуга? — удивилась Ларк.
— Это и заслуга твоя, и вина. Ты распалила меня до такой степени, что я не мог больше терпеть.
— Значит, мне не следует прикасаться к тебе и я должна лежать неподвижно, как бревно? Чтобы твое семя не излилось слишком быстро?
— Думаю, тебе не придется идти на такие жертвы. С этой минуты все пойдет по-другому. — Стоук улыбнулся. — Чем чаще мы будем заниматься с тобой любовью, тем меньше будет вероятность того, что я изольюсь в твои недра, не успев доставить тебе удовольствие.
— В таком случае та тигрица, которая, если верить твоим словам, живет во мне, рада приветствовать входящего в нее дракона. — Ларк откинулась на подушки и обхватила ногами его смуглые мускулистые бедра.
