Приручить чудовище - Хойт Элизабет (книги хорошего качества .txt, .fb2) 📗
Абигайль подняла на него васильковые глаза.
— Она любит тебя… — он остановился и прокашлялся, — просто за то, что ты — это ты.
— О! — Абигайль опустила взгляд на носки своих туфель и глубоко вздохнула, словно сдерживая слезы. — И еще мы хотели поблагодарить вас за то, что вы позволили придумать имя вашей собаке.
Алистэр приподнял бровь.
— Мы решили назвать его Баджер, барсук, — объяснила она, — потому что он бегал с нами к барсучьим норам. К тому же он не может вечно оставаться Прудлом. Все-таки это детское имя.
— Баджер — это очень хорошее имя… А вам не жалко оставлять его? Ведь вы гуляли с ним каждый день и присматривали, чтобы он не ел слишком много?
— Но он же не наш.
— Я знаю. Когда-то я сказал, что Баджер — мой пес, но я взял его для вас.
Она смотрела на него с тем же выражением лица, что и ее мать.
— Нет. Он не наш.
Она подтолкнула Джейми, имевшего совершенно несчастный вид. Мальчик шагнул вперед и протянул ему щенка:
— Вот. Он ваш. Абби сказала, что вы нуждаетесь в нем больше, чем мы.
Сбитый с толку Алистэр взял в руки вырывающегося щенка.
— Но…
Абигайль решительно подошла к Алистэру и потянула его за руку, чтобы он нагнулся. Потом обняла его за шею.
— Спасибо вам, сэр Алистэр. Спасибо. Всхлипнув и поймав ручонку брата, она утащила его из комнаты прежде, чем Алистэр смог что-либо сделать в ответ.
— Черт! — Он посмотрел на щенка. — И что мне с тобой делать?
Алистэр подошел к окну и стал смотреть, как Хелен помогает детям сесть в экипаж. Абигайль подняла голову, взглянула наверх, и ему показалось, что она смотрит на него, но девочка быстро отвела взгляд, так что, вероятнее всего, он ошибся. Затем Хелен села сама, и экипаж тронулся.
Они уехали из его дома, из его жизни. И Хелен ни разу не оглянулась.
Душой Алистэр рвался за ними, но его разум удерживал его на месте. Ведь нельзя было отрицать очевидное: сегодня или позже — он всегда знал, что Хелен должна была покинуть его.
Глава 20
Чародей охотно открыл дверь перед принцессой и рассмеялся, когда она сказала, зачем пришла к нему. Он провел ее в старый сад и указал на фигуру Говорящего Правду, холодную и недвижную:
— Вот твой рыцарь. Можешь попытаться расколдовать его, но помни: у тебя есть всего один день. Если он не оживет до захода солнца, ты станешь его каменной невестой, и вы навечно останетесь в моем саду.
Принцесса была согласна на все, ведь как иначе она могла помочь своему спасителю? Одно за другим она пробовала заклинания и снадобья, и вот уже солнечный свет стал угасать, а Говорящий Правду все еще оставался — каменным.
Три дня спустя Алистэр был разбужен суетой на первом этаже. Он застонал и накрыл голову подушкой. Последнее время Алистэр просыпался поздно. Дни его были безрадостны. Он плыл по течению…
Шум становился все громче и ближе и, нарастая, как летняя гроза, пока, наконец, не достиг двери спальни. Когда же дверь распахнулась и в комнату ворвалась сестра, Алистэр одарил ее не самым дружелюбным взглядом.
— Алистэр Майкл Манро, ты лишился рассудка? — набросилась на него София.
Он прикрыл одеялом голую грудь, словно стыдливая дева, и спросил:
— Чему обязан честью видеть тебя, дорогая сестра?
— Своей глупостью. Я встретила вчера утром в Эдинбурге миссис Галифакс. Она сообщила мне, что вы больше не общаетесь.
— Нет, — вздохнул Алистэр. Баджер тоже был разбужен шумом и теперь карабкался на кровать и искал его пальцы. — Сказала ли она тебе, что на самом деле она не миссис Галифакс?
София, метавшаяся по комнате, тревожно застыла.
— Она не вдова?
— Нет. Она бывшая любовница герцога Листера. София моргнула. Затем пристально посмотрела на брата:
— Я подумала, она по-прежнему замужем. Если она оставила Листера, не имеет значения, кем она была прежде. — Она отмахнулась от скандального прошлого Хелен нетерпеливым движением руки. — Имеет значение только то, что ты сейчас же оденешься и поедешь в Эдинбург, чтобы извиниться перед этой женщиной за все глупости, которые ты сказал или сделал.
Алистэр молча смотрел на сестру, пока та нервно раздвигала шторы на окнах, потом спросил:
— Я так понимаю, ты считаешь, мы расстались по моей вине?
София кивнула.
— Но в чем, прости, я должен извиняться? В чем я виноват? Она сама захотела уехать.
София повернулась к брату и поджала губы:
— Ты просил ее выйти за тебя замуж? Алистэр бросил взгляд в сторону.
— Нет.
— Почему?
— Не будь дурой, София.
У него болела голова, и он хотел уснуть снова — возможно, навсегда.
— Она была любовницей одного из самых богатых мужчин в Англии. Всю свою жизнь она жила в Лондоне или недалеко от столицы. Ты бы видела, какие драгоценности Листер ей подарил. Возможно, ты не заметила, но я изуродованный одноглазый мужчина и мне уже почти сорок лет. Я живу в грязном старом замке в самой глуши. Какого дьявола она захочет выйти за меня замуж?
— Потому что она любит тебя! — почти выкрикнула София.
Алистэр покачал головой:
— Она может говорить, что любит меня…
— Она сказала это тебе, и ты ничего не сделал? — София выглядела потрясенной.
— Дай мне закончить! — прорычал Алистэр. Голова была словно чугунная, во рту ощущался вкус эля, выпитого накануне, и он не брился с тех пор, как Хелен уехала. Ему хотелось побыстрее закончить разговор с сестрой и снова уснуть.
София нетерпеливо махнула рукой, побуждая его продолжать. — Алистэр тяжело вздохнул:
— Это она сейчас думает, что любит меня, но какое будущее ожидает нас впереди? Какое будущее ожидает меня, если ей надоест со мной и она уедет?
— А какое будущее у тебя сейчас?
Алистэр медленно поднял голову и посмотрел на сестру. Выражение ее лица было сердитым, но глаза за круглыми очками смотрели печально.
— Что ты видишь впереди, выбирая жизнь в одиночестве? — тихо спросила София. — Без детей, без друзей, без любимой или просто собеседника, с которым можно перемолвиться словом по вечерам. Такую жизнь ты защищаешь, боясь разочарования? Алистэр, ты должен верить.
— Верить?! — прошептал он. — Но в любой момент все может измениться. Я могу все потерять. Я не могу больше верить в счастливое будущее, в удачу, в саму веру. Я потерял мое лицо, София.
— Тогда ты трус, — сказала сестра, и ее слова были подобны пощечине.
— София…
— Нет. — Она тряхнула головой и отгородилась от него руками. — Я знаю, для тебя это было бы тяжелее, чем для многих других. Я знаю, у тебя не было иллюзий об утраченном счастье, но будь все проклято, если ты позволил Хелен уйти, — ты мог просто убить себя сейчас. Дело не в том, что счастье капризно, а в том, что у тебя нет надежды на счастье.
Ему было больно дышать. В груди словно копошилось что-то твердое, билось, поднималось, кромсало его сердце. Отнимало у него кровь и силу.
— Ты не можешь изменить свое лицо, так же как она не может изменить свое прошлое. И то и другое есть, и с этим ничего не поделаешь. Ты должен просто научиться жить со своими шрамами, как Хелен должна научиться жить с ее прошлым.
— Я научился жить со своим лицом. — Алистэр закрыл глаз. — А вот Хелен… Я не знаю, сможет ли она жить со мной. Я не знаю, смогу ли я вынести, если она не сможет.
— Зато я знаю. — София подошла к нему ближе. — Ты многое можешь вынести, Алистэр. Я бы даже сказала «все». Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю. И это так. С тобой уже случилось самое плохое, и ты видишь жизнь без иллюзий. Я не могу даже вообразить, сколько усилий тебе нужно, чтобы просто жить день за днем, но я прошу тебя найти сейчас еще больше смелости.
Он покачал головой.
Кровать скрипнула, и он открыл глаз. Сестра сидела рядом с ним, ее руки были молитвенно сложены.