Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Я тоже. И поэтому – прощай! Пока я жив, никто не сможет сказать, что лотарингский принц, даже бастард, склонил голову перед тобой.
– Найдутся другие, кто так сделает. Ты знаешь, что твой дед Рене собирается завещать мне Прованс, чтобы укрепить древнее бургундское королевство?
– Это его дело. Мне неважно, что будет с Провансом. Меня волнует только Лотарингия, и мы еще поборемся!
Послав лошадь в галоп, бастард Калабрийский умчался в сторону Франции. Пятно грязи из-под копыт его лошади осталось на красном плаще Карла. Он слегка нахмурился, но тень недовольства быстро рассеялась.
– Нанси за нами, мои храбрецы! – обратился он к солдатам. – Давайте будем радоваться! И знайте, если кто-то из вас посягнет на жизнь или собственность горожан, будет наказан смертью!
К своему удивлению, в тот же вечер, так богатый на события, Фьора узнала, что папский легат взял ее под свое личное покровительство и что она будет следовать постоянно за ним до тех пор, пока не разрешится спор между Кампобассо и де Селонже. Юный Колонна пока оставался при ней, и еще она хотела добиться, чтобы ей отдали Эстебана.
На рассвете следующего дня она вместе с Баттистой присоединилась к небольшой группе священников и монахов, которые составляли эскорт монсеньора Нанни. Для всех остальных смертных она считалась паломницей, направляющейся к святым, и поэтому села в повозку самого прелата, а он – на мула: проехать по улицам, чтобы хоть как-то согреть сердца жителей города. Следуя непредсказуемым движениям души, Карл пожелал, чтобы господь бог в лице легата первым вошел в завоеванный город, в надежде, что это расположит к нему сердца тех его врагов, которых он желал видеть послушными подданными.
Однако при появлении прелата никаких проявлений радости не последовало, хотя все при его въезде в город опустились на колени в ожидании благословения.
– Не теряйте надежды, дети мои, – повторял он с состраданием, – герцог Карл не желает вам зла, и его приход сюда не принесет для вас страданий.
Из-за занавесок кареты с папскими гербами Фьора рассматривала этих людей, одетых в черное, их лица со следами перенесенных лишений и окружающие дома, многие из которых были разбиты ядрами пушек. Разрушенные стены, казалось, источали запах смерти, и ей стало стыдно, что она входит в этот город среди победителей. К счастью, карета проехала прямо в герцогский дворец, расположенный посреди центральной площади. Здесь Фьора и остановилась, а легат предпочел домик настоятеля церкви Святого Георгия, в котором собирался принять нового хозяина города... Рядом с Фьорой сразу же оказался Баттиста Колонна:
– Квартирмейстеры монсеньора Карла всю ночь готовили комнаты. Для вас тоже. Хотите пройти туда сразу или желаете полюбоваться «въездом победителей»?
– Все, что я видела до сих пор, не обещает народного ликования, но я дождусь появления герцога.
Она заняла место у большого окна на первом этаже. Заиграли шесть серебряных труб, что было знаком начать шествие от северных ворот. За трубачами шла сотня вооруженных солдат, за которыми следовала рота всадников, украшенных плюмажами и разноцветными флажками. На расстоянии нескольких шагов от них ехал Карл Смелый, окруженный ослепительной роскошью: он сидел на своей любимой лошади Морс, покрытой чепраком алого цвета с золотом; сам герцог был одет в затканный золотом плащ, на шее его висела массивная цепь с орденом Золотого Руна, а на голове сияла прекрасная корона, высокая бархатная шапочка [6] , покрытая жемчугом, с гирляндой из рубинов и бриллиантов и пряжкой, украшенной тремя большими рубинами, которые назывались «три брата», четырьмя огромными жемчужинами и бриллиантом в форме пирамиды, в котором отражалась малейшая игра света. В своем парадном уборе, более драгоценном, чем императорская корона, великий герцог сиял от гордости и наслаждался изумлением народа. Он ожидал криков приветствия, но слышен был лишь легкий шепот, пробегавший по толпе и похожий на дуновение ветерка над тихой водой. В зеркале своей памяти Фьора увидела фигуру короля Франции и подумала, что сравнение не в его пользу, однако не было никакой уверенности, что под ослепительной внешностью сказочного принца скрывался такой же мощный и острый ум.
Вслед за герцогом, также на великолепных лошадях в парадной сбруе, ехали герцог Энгельберт де Нассау, бастард Антуан, граф Шимэ Филипп де Круа, герцог Жан Клевский, принц де Тарант, граф де Марль, сын коннетабля де Сен-Поля. Далее ехали Жан де Рюбампре, владелец Бриевра, и многие другие, среди которых Фьора с волнением заметила Филиппа.
Он не старался блистать так, как это сделали другие сеньоры. Под плащом, на котором был вышит его герб – серебряный орел на голубом фоне, – была повседневная одежда. Только поднятое забрало шлема с графской короной наверху позволяло видеть его гордый профиль. Удерживая крепкой рукой свою рвущуюся вперед лошадь, он ехал с рассеянным видом, не глядя по сторонам, а его лицо, обрамленное голубоватой сталью, было бледным, напоминая Фьоре о том, что накануне он был ранен. Ее взгляд еще долго провожал его силуэт, и она пропустила Кампобассо, одетого в ярко-красную раззолоченную одежду, который проезжал в компании маркиза Хохберга, графа Ротлена и Джакопо Галеотто.
Но он ее заметил, и, чтобы она обратила на него внимание, стал размахивать руками и приподниматься в седле так резко, что его лошадь бросилась в сторону и столкнулась с соседними, что привело к возникновению некоторого беспорядка. Фьора машинально повернулась в ту сторону. Как только она узнала Кампобассо, то сразу отошла от окна в глубь комнаты. Один вид этого человека, который обладал ее телом, стал ей ненавистен, и ненависть росла вместе со стыдом. Она бы все на свете отдала для того, чтобы в ее жизни никогда не было Тионвилля.
– С меня довольно, – сказала она вошедшему Баттисте, – я хочу пойти к себе.
– Вы так торопитесь? Вы знаете, что перед вашей дверью снова поставят часовых, как и перед палаткой?
– У меня нет иллюзий относительно моей судьбы, Баттиста. Герцог ненавидит меня и желает только одного: не видеть меня больше никогда вблизи себя, хотя бы для этого пришлось меня казнить или расторгнуть брак.
– Может, и так... но чего вы сами хотите? Вы не намного старше меня, а в таком возрасте рано думать о смерти.
– Я о ней не думаю, но я просто устала бороться с судьбой и принимать от нее одни удары. У меня был отец, а теперь его нет; у меня был супруг, и я его потеряла, а когда захотела отомстить – я вообще все потеряла. Теперь для меня не имеет значения, что со мной будет. Знаете, Баттиста, я чувствую себя такой усталой... Я хотела бы уснуть и никогда не просыпаться.
– Так нельзя. За вас, за вашу любовь будут драться два человека!
– Нет, они будут драться из-за своего самолюбия, а это не одно и то же.
А тем временем герцог Карл прибыл на место, сошел с седла, отдал поводья в руки каноника, как этого требовали обычаи страны, после чего прево округа Жан д'Арокур проводил его в церковь, где он должен был прослушать мессу и дать клятву, которую давали всегда лотарингские герцоги во время коронования. Сам он мог бы обойтись и без этого, но стремился не нарушить ни одного старинного обычая в надежде на будущую признательность со стороны горожан.
Стоя на коленях перед сверкающим алтарем, Карл в полной мере наслаждался мгновением своей славы, потому что впервые земли по ту и другую сторону от Лотарингии смогли объединиться. Скоро император, за сына которого он собирался выдать замуж свою дочь, возложит на его голову королевскую корону, и Бургундия наконец сможет отъединиться от древнего древа Капетингов и от всякого подчинения ему и займется поиском своей собственной судьбы. Уже скоро... но не сию минуту. Осталось еще рассчитаться со швейцарскими кантонами, сборищем грубых и неотесанных мужланов, но достаточно храбрых и умелых воинов, которые доказали это, отобрав у него графство Ферретт, пытаясь захватить Франш-Конте и проникнув на земли герцогини Иоланды Савойской, его верной союзницы. А отомстит он скоро. А потом, немного отдохнув, соберет самую большую в мире армию, чтобы сбросить с украшенного королевскими лилиями трона короля Людовика XI, и Франция наконец получит достойного ее правителя.
6
Этот фантастический головной убор, захваченный швейцарцами в битве при Грандсоне, был затем продан ими банкиру Фуггеру аугсбургскому.