Мой милый враг - Брокуэй Конни (читать полную версию книги TXT) 📗
Однако Хоб уже вовсю хлестал кнутом лошадь. Кобыла рванулась вперед, и Лили непременно выпала бы из окна если бы его сильные руки не поймали ее и не втащили обратно.
— Так вы можете убиться, — проворчал Эйвери.
Он посадил ее на сиденье напротив, стянул с себя парадный пиджак, сорвал с шеи белый шелковый галстук безнадежно смяв при этом жесткий накрахмаленный воротник.
Экипаж сильно накренился на неровной дороге, когда Лили вновь прильнула к окну, не в силах отвести взгляд от конюшни.
— Мои лошади! — Голос ее срывался. — Мои лошади… Эйвери крепко стиснул ее руку.
— Не подходите близко к конюшне! — приказал он. — Мне нужны сильные мужчины. Ступайте к Драммонду и найдите полевых рабочих. Разыщите ведра. Качайте насосом воду. Делайте что хотите, только, черт побери, держитесь подальше от конюшни! Вы меня поняли?
— Мои лошади!
Он с силой встряхнул ее за плечи:
— Я сам выведу ваших проклятых лошадей, клянусь вам! Ну же, дайте мне слово!
Она коротко кивнула. Тогда Эйвери выпустил ее и открыл дверь экипажа как раз в тот момент, когда Хоб потянул на себя вожжи. Он спрыгнул с подножки, упал, быстро вскочил на ноги и помчался к горящему зданию. К этому времени уже половина крыши была охвачена бордюром из оранжевого пламени, и было слышано шипение прожорливого огня, поглощавшего дерево.
Экипаж резко остановился. Хоб соскочил с козел и тоже бросился к конюшне. Где-то раздался звон колокола, оповещавший всех, кто мог его услышать, о пожаре. Она распахнула дверь и спрыгнула на землю. Ее каблук застрял в подоле платья, порвав тонкий шелк. Чуть не плача от досады, Лили побежала к конюшне.
Она была не слабее любого мужчины в Милл-Хаусе. Ведра стояли возле конюшни, а кухонный насос находился слишком далеко отсюда, чтобы с его помощью можно было накачивать воду. Однако рядом с конюшней имелся колодец, из которого наполняли корыта, чтобы напоить лошадей.
Она подобрала юбки и побежала вперед.
Слава Богу, что сезонные рабочие оказались на месте! Двадцать взрослых мужчин, не считая подростков, нанятых на время июньской жатвы, уже сновали между горящим стогом сена и конюшней, словно муравьи, однако действия их не отличались слаженностью и пользы от них было мало. Некоторые из них били одеялами по стерне, чтобы загасить огонь, другие лили воду там, где этого вовсе не требовалось.
Если огонь доберется до амбара, Милл-Хаус сгорит дотла. Тогда Мартин Камфилд сможет просить за оставшееся пепелище любую сумму.
Эйвери тут же принялся выкрикивать приказания с таким решительным видом, что спустя десять минут у него уже имелась в распоряжении группа рабочих, рывших противопожарный ров между конюшней и амбаром, другая группа пыталась потушить пылающее сено, а водоносы поливали крышу конюшни. С каждой минутой воздух все больше сгущался в его легких, вставая комком в горле и сжимая стальными тисками грудь. Долгая поездка в душном, пропахшем лошадьми экипаже, дым и сухой жаркий воздух — все это, вместе взятое, неотвратимо приближало его к очередному приступу. Однако сейчас ему некогда было поддаваться слабости.
Неистовое ржание заглушало даже шум пламени. Копыта ударяли по дверям стойл, с треском ломали деревянные балки. Лошади Лили.
Эйвери сорвал с себя рубашку, погрузил ее в ведро с водой и обмотал вокруг головы, оставив открытыми только глаза. С трудом переведя дыхание, он смачно выругался и бросился в конюшню.
Вокруг него клубами вился дым, к счастью, пока еще не слишком густой, так что он мог различить задвижки на дверях стойл. Он распахнул одну из них и отошел в сторону. Кобыла, находившаяся в стойле, взвилась на дыбы, дико вращая глазами и перебирая копытами в воздухе. Эйвери хлопнул в ладоши, и животное испуганно отпрянуло назад, лязгая зубами и прядая ушами.
— Ты, безмозглое создание! — с трудом выдавил из себя Эйвери.
Он сорвал с лица рубашку и набросил на глаза кобыле, потуже завязав рукава под мордой, затем изо всех сил потянул за самодельные шоры и выволок ее в проход между стойлами. Тут он стащил с морды лошади рубашку и шлепнул ее по крестцу. Кобыла взбрыкнула и ринулась вон из конюшни.
Эйвери нагнулся вперед, ловя губами воздух. У него все плыло перед глазами, легкие сжимались от недостатка кислорода.
— Нет! — яростно процедил он сквозь стиснутые зубы и скрючившись, поплелся к следующему стойлу. Слава Богу, что у лошади, которая его занимала, хватило ума самой спастись бегством! Как только Эйвери отодвинул задвижку, животное тут же выскочило из конюшни и устремилось на свободу с такой скоростью, что копыта едва касались земли. Еще одно стойло, и еще одна лошадь. С каждым шагом пелена белого дыма становилась все гуще. Эйвери закашлялся, чем лишил свои пораженные параличом легкие того немногого драгоценного воздуха, который в них еще оставался. Он протянул дрожащую, покрытую потом руку к задвижке. И тут силы покинули его.
В стойле он заметил призрачный силуэт лошади, метавшейся по заполненной дымом темнице. Лили наверняка убьет его, если с ее питомцами что-нибудь случится. Он с трудом поднялся на колени. Впереди было еще два стойла с лошадьми. Он больше не слышал их ржания и вообще утратил способность воспринимать окружающее. Слабый гул, надвигавшийся на него с неумолимой быстротой, заглушил треск и шипение горящего дерева. Последние отчаянные призывы животных о помощи вдруг стихли, и он упал вниз лицом, опираясь на руки. Боль от соломы, пронзившей кожу на его ладони, на миг вернула ему ясность сознания.
Лили ни к чему было его убивать. Он и так умрет.
Она видела, как он вошел в конюшню. Даже в ярком свете пожара его лицо выглядело мертвенно-бледным над грязной мокрой рубашкой, которой он прикрыл рот и нос. Его мускулистые руки и крепкий торс лоснились от покрывавшего их пота, и он шел пригнувшись к земле, словно его мучила нестерпимая боль.
Спустя минуту из конюшни выскочила Индия, припадая задними ногами к земле и отбивая копытами тревожный отрывистый ритм. Затем она исчезла в ночи, а следом за ней, непрерывной цепочкой, огромный мерин и еще семь остававшихся в конюшне лошадей. Прочие должны были уже находиться на пастбище.
Лили трудилась не покладая рук, перекачивая воду насосом из колодца в ведра, а вокруг нее все ее надежды и мечты обращались в пепел посреди злорадного шипения трескавшихся деревянных балок и густого сладковатого аромата горящей травы. Мужчины что-то кричали друг другу, колокол звонил беспрестанно, призывая на помощь соседей. Где-то внутри конюшни жалобно заржала лошадь.
Один из сезонных рабочих, лицо которого покрылось волдырями из-за того, что ему пришлось трудиться слишком близко от источника огня, подошел к Лили и сменил ее у насоса. Он крикнул что-то своим приятелям, одновременно дергая за ручку насоса с силой, до которой ей самой было далеко. Лили поплелась прочь, и ноги сами привели ее к конюшне в надежде хоть что-нибудь разглядеть в задымленном помещении.
Прошло уже несколько минут с тех пор, как последняя лошадь вырвалась на свободу. Дым постепенно мутнел, собираясь у потолка и становясь чуть более разреженным внизу. Она наклонилась и заглянула внутрь.
Лошадь билась о двери стойла, звук ее отчаянного ржания и разлетавшегося в щепки дерева оглушил Лили. Где же Эйвери? Она, пошатываясь, вошла внутрь и распахнула дверь стойла.
— Эй! — крикнула она.
Спасенное животное, на губах которого уже выступила пена, а вокруг глаз появились белые ободки, ринулось к выходу, между тем как Лили, всхлипывая, ощупью добралась до последнего стойла и освободила его обитателя.
Эйвери… Боже правый, что с ним? Она начала лихорадочно осматриваться по сторонам и вдруг увидела его. Он лежал ничком в углу конюшни. В считанные мгновения она преодолела проход между стойлами и рухнула рядом с ним на колени. Схватив за руки, Лили перевернула его на спину. Лицо его потемнело, глаза были закрыты.
— Эйвери! — Она в отчаянии принялась бить его по щекам. — Эйвери!
Он глухо застонал, не открывая глаз. Она поняла, что он не сможет выбраться отсюда без посторонней помощи.