Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан (список книг TXT) 📗

На другой день Николя по милости Санблера напрасно поджидал своего Меркурия [39], чтобы вновь отправить его с любовным посланием.

«Его, наверное, убили, чтобы отнять золотой, — решил сыщик. — Досадно, ведь этот мальчишка приносил мне кое-какую пользу… Я предпочел бы, чтобы несчастье случилось с ним позднее, года через два-три, когда я перестал бы нуждаться в его услугах».

Никто, кроме Николя, не заметил исчезновения Пьеро, и угольщик напрасно так старался изменить его наружность.

Амели, твердо решив узнать все до конца, собиралась на другой день выследить мальчугана, но тот не явился. Николя отправился в редакцию газеты, затем в префектуру и в кафе. С ловкостью профессионального сыщика Амели следила за каждым его шагом.

В полиции всем хватало работы: целая свора шпиков рыскала всюду в поисках Санблера, чей портрет, сделанный по памяти, был сфотографирован и роздан им. Искали также убийцу Обмани-Глаза. Дело Руссерана отодвинулось на задний план. Огюст по-прежнему оставался в тюрьме, хотя смерть старьевщика, очевидно убившего Руссерана и других, давала повод освободить Бродара-сына.

Побывав у тетушки Грегуар, Лезорн долго обдумывал сложившуюся ситуацию. Чувствуя, что его разгадали или во всяком случае заподозрили, и стараясь предотвратить опасность, какую, несомненно, представляло для него освобождение Огюста, он написал анонимное письмо следующего содержания:

Отправив это послание, Лезорн успокоился, но ненадолго: он жил в вечном страхе. Правда, дети Бродара должны быть ему благодарны за то, что он проявляет столько внимания к ним, но если им известно об обмене именами, то следует остерегаться.

Анонимному письму поверили, как обычно верят такого рода гнусностям. Запросили тюрьму Клерво о поведении Огюста в бытность его там. Получив ответ, что он вел себя примерно, решили, что это объяснялось вовсе не тягой к знаниям, помогавшей ему забыть о своих бедах, а стремлением скрыть близость к преступной шайке. Отсюда был лишь один шаг до того, чтобы признать его главарем. За этим дело не стало, и Огюст в воображении полицейских поднялся на самую высокую ступень иерархии преступного мира.

Между тем обыск в квартире Обмани-Глаза дал неожиданные результаты. Читатель помнит, что де Мериа преподнес г-ну N. во время его визита в замок Турель кубок из чеканного серебра, принадлежавший Руссерану. Санблер, который под именем графа Фльеро часто посещал заводчика, ухитрился похитить у него точно такой же кубок и отнести его Обмани-Глазу. Из-за этой пропажи выгнали трех лакеев; четвертый до сих пор сидел в тюрьме.

Но еще более неожиданной находкой был объемистый бумажник из русской кожи, с письмом на имя виконта д’Эспайяка, вырезками из его газеты «Хлеб» и, что особенно компрометировало владельца бумажника, — с заметками, сделанными им для себя. Эта находка произвела сенсацию среди полицейских, делавших обыск. Что касается старинных хрустальных бокалов, принесенных Лезорном Обмани-Глазу, то их никто не опознал, хотя они были украдены в день смерти Сен-Сирга из его особняка. Но это случилось так давно!

Драгоценные вещи, разбросанные возле трупа, принадлежали Руссерану так же, как и часы. Однако, взломав пол еще в нескольких местах, нашли ценности, имевшие отношение к другим, не так давно совершенным убийствам, за которые уже осудили нескольких ни в чем не повинных людей. Вся квартира кишела предметами подозрительного происхождения, столь искусно спрятанными или же сваленными в таком беспорядке, что, несмотря на небольшие размеры лавки, находкам, казалось, не будет конца. Словом, сыщикам дела было по горло. Еще никогда в их руки не попадало столько разнообразных вещественных доказательств; но уличить кого-либо с их помощью было невозможно. Помимо бумажника и кубка, нашли множество вещей, тайна пропажи которых до тех пор не была раскрыта.

После обыска допросили соседей. Дядюшка Пивуа с гордостью рассказал историю с голубями, пролетавшими сквозь стену. Но так как отверстия были уже заделаны, то решили, что он не в своем уме, и его показаниями пренебрегли. Одна девочка сообщила, что утром видела хорошо одетого мужчину, который вошел в лавку, но сейчас же вернулся обратно. Входил он медленно, опустив голову; выбежал же быстрее ветра. Она подробно описала наружность этого человека, но почему-то никто не признал в нем виконта д’Эспайяка, хотя все приметы были налицо.

Документы, найденные у Обмани-Глаза, подверглись самому тщательному изучению. Следствие поручили г-ну N. Наконец-то его усердие было вознаграждено! Однако, по мере того как папка с протоколами разбухла, чиновника все больше и больше охватывал страх. Он очень боялся, что его связи с преступным миром выплывут наружу и погубят его. Совсем же он струсил, когда ему сообщили, что среди ценностей, найденных у Обмани-Глаза, есть кубок из чеканного серебра, парный тому, которым восхищались все, заходившие в кабинет следователя. А вдруг проведают, кто подарил ему этот кубок и при каких обстоятельствах? У него помутилось в глазах при мысли, что следствие могли поручить не ему, а кому-нибудь, кто знал бы об этом подарке. Тут г-н N. вспомнил про лакея, сидевшего в тюрьме, и решил, что он-то и есть участник шайки, о которой шла речь в письме Лезорна. Да, они напали на след, и Огюст Бродар — наверняка сообщник этого лакея. Одно, конечно, связано с другим!

Арестованный совсем одурел от долгого пребывания в одиночной камере. Это был человек недалекий, слабовольный, один их тех несчастных, кого тюрьма и допросы доводят до помешательства, до готовности признаться в чем угодно, вплоть до кражи луны.

— Вы подозревались в похищении кубка, — сказал ему г-н N. — Теперь он найден.

— Вот как! Тем лучше! — воскликнул бедняга. — Значит, меня освободят?

— Освободят? Это еще почему?

— Как почему? Ведь кубок-то нашелся!

Следователь заговорил о другом:

— Вы знали торговца подержанными вещами по имени, вернее по-прозвищу Обмани-Глаз?

— Знал ли я его? Еще бы! Я всегда покупал у него одежду. В его лавке можно было приобрести по случаю отличные вещи, чуточку, правда, отдававшие плесенью, но почти совсем новенькие. Он жил на улице Шанс-Миди.

— Вы ему тоже что-нибудь продавали?

— Довольно часто; но не за деньги, а в обмен.

— Достаточно, — сказал г-н N. — Уведите арестованного.

— Сударь, сударь, — взмолился бедняга, — разве вы меня не отпустите? Ведь кубок-то нашелся! Может быть, вы освободите меня завтра?

— Не прикидывайтесь дураком и не пытайтесь что-нибудь скрыть от правосудия. Вы принадлежите к шайке убийц!

Несчастный был огорошен.

Господин N. почувствовал некоторое облегчение. Украденный кубок не мог его скомпрометировать; дело лакея казалось ясным, причастность Огюста также не вызывала сомнений. Продолжая расследование, он вскрыл доставленный ему запечатанный пакет с бумажником Николя, который тот уронил, обнаружив труп Обмани-Глаза.

Господин N. открыл бумажник. Вырезки из газеты «Хлеб»? Но ее покупали все. Письмо, адресованное виконту д’Эспайяку? Это уже кое-что значило… Содержание его было таково: