Ночные услады - Райс Патриция (е книги .txt) 📗
Глава 22
Услышав стук в дверь, Филипп пробормотал что-то невразумительное. Одетый, он полулежал на кушетке, опираясь о стену: по правую сторону меч, по левую — фляга с вином. Филипп точил меч, медленно потягивая вино, хотя ему хотелось крушить и убивать направо и налево, а потом напиться до бесчувствия и уснуть на развалинах. Ни один человек в здравом рассудке не постучался бы в этот час к тому, кто наутро должен сражаться на турнире.
Посетитель отличался завидной настойчивостью, и Филипп, крикнув: «Чего надо?» — и не подумал подняться. Ему было не до гостей. Вот уже не один час он сражался с навязчиво возникавшей перед глазами картиной: Эльвина лежит в его объятиях. Филипп пытался заменить эту картину иной, представляя, как убивает ненавистного Раймонда, но осуществить замещение удавалось не вполне.
— Милорд, к вам посетитель. Это срочно, — из-за запертой двери отозвался паж.
Филипп неохотно встал, решив, что из позднего визита можно извлечь пользу. Отвлечься не помешает. По крайней мере будет на ком сорвать злость. Взяв на всякий случай в руку меч, он пошел отпирать.
Филипп стоял как громом пораженный. Он не знал, верить ли своим глазам: ведь перед ним была женщина, чудом материализовавшаяся из тех видений, которые преследовали его. Филипп любовался прекрасным лицом, синими глазами, прикрытыми длинными черными ресницами, розовыми полными губами, но при этом он не отходил от двери и не приглашал гостью зайти.
— Что ты тут делаешь? — хриплым, исполненным желания голосом спросил он, наконец придя в себя. Неужели она не понимает: стоит ей приблизиться хоть на дюйм, и он потеряет власть над собой?
— Филипп, впусти меня. Меня могут увидеть, — шептала Эльвина. Под его взглядом кровь в ней закипела. Она сама изнемогала от желания. Как Филипп этого не понимает?
— Ты в платье, которое я прислал тебе, — пробормотал Филипп, не двинувшись с места. — Оно идет тебе.
— Ты?! Я думала, оно от королевы. Я еще удивилась: странно, отчего все эти наряды так хорошо сидят на мне.
— Я хотел, чтобы ты была одета по-королевски, но они отняли тебя у меня до того, как я успел что-то предпринять. Портнихе пришлось довольствоваться тем, что я ей принес: грубой шерстью из сундуков матушки. Но синее платье удалось на славу — именно таким я его себе и представлял. В нем ты похожа на наяду, выступающую из вод.
Сегодня с ним происходило что-то не то. Он был разговорчив, более того, красноречив. Может, Филипп обезумел от горя?
Он протянул руку и погладил светлую прядь ее волос. Руки его сами тянулись к ней, еще немного, и он сойдет с ума. Сердце Филиппа сжалось от боли. Словно боясь обжечься, он отдернул руку и ухватился за дверной косяк.
Воодушевленная необычно ласковыми словами Филиппа, Эльвина улыбнулась так, словно хотела подарить ему всю себя, свое сердце.
— Пригласи же меня войти, чтобы как следует полюбоваться своим подарком, — тихо шепнула она. — Здесь темно и холодно, к тому же нас могут подслушать, а то, что я хочу сказать тебе, должен услышать лишь ты один.
— Эльвина, — застонал Филипп, — знаешь ли ты, чего стоит мне моя сдержанность? Знаешь ли ты, как сильно я хочу прижать тебя к себе? Не искушай меня более. Позволь проводить тебя в башню.
Слова ее и улыбка жгли его, он боялся, что погибнет в этом огне. Смотреть на ту, которая более не принадлежит ему, и думать о том, где взять сил, чтобы захлопнуть перед ней дверь, не поддавшись искушению, все равно что отрезать себе руку или выколоть глаз.
Эльвина зашла так далеко не для того, чтобы пойти обратно. Все, что останется ей до конца дней, — эта ночь. Потом, став женой другого, она будет хранить ему верность, следуя общепринятой морали. Но сегодняшняя ночь — слишком драгоценный дар, чтобы думать о таких мелочах, как верность несуществующему супругу. Да и что такое общественная мораль? До сих пор они с Филиппом открыто попирали ее и были счастливы. С тихим вздохом Эльвина поднесла руку к его лицу.
Пробормотав проклятие, Филипп сгреб ее в охапку и прижал к себе, увлекая за собой в комнату. Дверь с шумом захлопнулась. Соблазнительный аромат, который преследовал Филиппа ночами, окутал его. Он чувствовал, как бьется ее сердце, и ладони его сами заскользили вверх и вниз по ее спине. Филипп более не сомневался, что сердца их бьются как одно и его сердце последует за ней, куда бы она ни отправилась, оставив в груди зияющую рану.
— Филипп! О Филипп! — шептала Эльвина, когда он поднял ее, покрывая жадными поцелуями ее лицо и шею. — Если бы я имела больше, чем эту ночь, как много я сказала бы тебе!
— Эльвина, так нам будет только хуже. Не знаю, как ты нашла дорогу сюда, но тебе следует вернуться. Больше ты мне не принадлежишь.
Она закинула руки ему на шею, нежно перебирая черные волосы.
— Нет! — Эльвина подняла глаза. — Ты должен подарить мне эту ночь. Раньше я не понимала, что такое расставаться навсегда, но теперь знаю, что эта ночь — все, что у нас с тобой есть. Так давай же попробуем извлечь из нее лучшее. Я столько всего не сказала тебе. Я твоя. Я всегда буду твоей. Помни об этом.
— Эльвина, что ты делаешь со мной! Если я сейчас тебя поцелую, то уже не смогу остановиться.
— Филипп, один раз в жизни я заставлю тебя выслушать меня, даже если мне придется забраться на башню и кричать оттуда на весь свет! Завтра тебя могут убить, а ты отказываешь мне в последней возможности любить тебя? Не знаю, кто из нас больший глупец — ты со своей честью или я со своей любовью к тебе, недостойному!
— Так ты для этого сюда пришла? Боишься, что негодяй Раймонд одолеет меня в битве? Вот уж не стану тебя за это благодарить.
— Филипп, когда-нибудь ты поймешь, что мозгов у тебя куда меньше, чем спеси, если, конечно, доживешь до этого дня! Раймонд не намерен драться честно. Он прибыл от Марты с какой-то зловещей миссией, иначе его вообще здесь не было бы.
— Ты хочешь, чтобы я сдался без боя? — Филипп подвинул флягу к кровати. Каким бы противным ни казался вкус этого пойла, сейчас ему необходимо было выпить, не то он никогда не вернет на женскую половину королевскую подопечную.
Эльвина взглянула на флягу и вспомнила иную ночь. Филипп был крепким мужчиной, и одна фляга не свалила бы его с ног, помешав драться, но внезапно возникшее предчувствие насторожило Эльвину.
— Откуда это вино, милорд? — спросила она.
— Не знаю. Фляга была здесь, когда я пришел в спальню. Но для королевских кладовых вкус у вина довольно странный. Король мог бы позволить себе что-нибудь получше. Слишком горчит.
— Горчит? — встревожилась Эльвина. — Сколько ты уже выпил?
— Видишь, я жив, значит, это не то, о чем ты думаешь. И все же Филипп опустил флягу, так и не сделав глоток.
— Нет, смерти твоей он не хочет. Ты же помнишь, он говорил, что в качестве приза надеется получить меня. Раймонд говорил с чужих слов. Ему была обещана победа и я в качестве награды. Но кем? Скорее всего этой ведьмой Мартой. Я знаю, у Марты есть зелья, которые лишают человека сил. Осуши всю флягу, и ты едва ли будешь в силах поднять меч. Я уверена в этом.
— Может, так будет лучше всего — умереть в битве и не страдать тут, на земле, остаток жизни, видя тебя женой другого, зная, что ты носишь его детей, и понимая, что виноват в этом я один.
У Эльвины по щекам потекли слезы. Правильно она сделала, что пришла: Филипп нуждался в утешении, и она утолит его печаль, какими бы ни были последствия.
— Филипп, неужели все должно быть именно так? Я люблю тебя. Другого я никогда не полюблю, даже если тебе суждено умереть. Никто не займет в моем сердце место, которое принадлежит тебе. Честь и титул для меня не много значат. Должна ли я выходить за другого?
Филипп будто не слышал ее слов. Он говорил, словно беседуя сам с собой:
— Я ждал недели, нет, месяцы, чтобы услышать эти слова. Я думал, что никогда не услышу их после того, что сделал. Я восхищался твоей преданностью, твоим мужеством, твоей готовностью выдержать все ради нашего сына, но я полагал, будто твоя ненависть ко мне слишком глубока. А теперь я знаю, что завоевал сокровище, которое мечтал получить всю жизнь. И что? Сейчас я должен отказаться от этого сокровища! Уж лучше бы ты ничего мне не говорила.
