Английская наследница - Джеллис Роберта (лучшие книги TXT) 📗
Роджер был совершенно спокоен.
Гнев уступил место спокойным размышлениям. Он был не в силах освободиться, схватить Шаметта и вырвать у него признание о том месте, где укрывают Леонию. Сейчас ему не остается ничего другого, как притвориться согласным.
— Скажите своим людям, чтобы отпустили меня, — спокойно сказал Роджер. — Я не злюсь больше, — Роджер поднял глаза, чтобы Шаметт не думал, что он их прячет, — я согласился честно заботиться о вашем грузе. Я даже жене ничего не говорил об этом. — Это было ложью. Роджер велел Леонии делать вид, что она не знает, почему они под наблюдением. Просто ее муж делает какое-то дело для коммуны. — Я думал, что груз вот-вот прибудет. Не очень приятно, что мне не доверяют.
Шаметт пожал плечами. Он дал знак своим приспешникам отпустить Роджера:
— Уверяю вас, нет никакого недоверия к вам, однако груз настолько драгоценный, что я даже себе не могу доверять. Не думайте, что я держу вашу жену для того, чтобы не дать вам обещанного. Все будет именно так, как было оговорено. Чтобы доказать свою честность, я оставляю этот залог.
Шаметт вытащил из кармана пальто сверток и положил на прилавок. Потом он направился к двери. Роджер и люди, которые не отходили от него, тоже медленно двинулись. Внезапно Роджер сжался и дернулся к прилавку, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что вытащить револьвер из кармана или дотянуться до ружья за прилавком он не успеет. К тому же, какая польза от револьвера? Он не смог бы убить всех троих, а на карту была поставлена жизнь Леонии.
— Я сдержу слово, — сказал Роджер. — У меня других намерений не было, в чем вы могли бы убедиться, опросив своих сторожей. Однако, — он поднял пакет, как бы взвешивая на руке, — я понимаю то, что вы сказали. Мне не нравится это, но я понимаю.
— Ну и отлично. Когда напишете письмо, отдайте его Гарнье, он будет на своем обычном месте. Конверт получите завтра, ближе к полудню. Мы можем не увидеться до того, как доставят груз. Человек, который будет сопровождать его, даст вам дальнейшие инструкции. Пожалуйста, слушайтесь его, и все будет хорошо.
Он вышел за дверь. Роджер несколько минут стоял как вкопанный. Наконец, он бросил сверток с золотыми монетами на прилавок и неистово потер руку о бриджи, как бы стараясь вытереть грязь. Потом обхватил голову руками и склонился к прилавку, борясь с гневом, печалью и отчаянием. Дурак, вот он кто! Дурак! Дурак! Как он мог быть таким идиотом и поспешил уверить Шаметта, что лучше, если его будет сопровождать женщина, чтобы заботиться о ребенке. Он должен был понять по той поспешности, с которой Шаметт согласился, что тот не собирается выполнять договор.
Роджер рвал на себе волосы. Он должен придумать что-нибудь, найти способ отыскать Леонию. Нет, сначала нужно написать ей. Что бы ни говорил Шаметт, а бедная девочка, должно быть, до смерти напугана. Роджер кусал губы. Что, если они побоями и угрозами заставят ее написать то, что они хотят. Ему необходимо внушить ей, чтобы она была спокойна и послушна. Он должен как-то вселить в нее надежду, без намеков, что он намеревается освободить ее. Он ни на миг не сомневался, что его письма будут читать, уверение Шаметта было очередной уловкой.
Роджер понимал, что Шаметт оказался гораздо хитрее и безжалостнее, чем он думал. Едва ли это было утешением. Скорее всего, их собираются убить, как только получат бедного маленького дофина. Это и будет наградой. Роджер встряхнулся. Нельзя думать об этом. Он должен верить, что скоро найдет Леонию, до того как беда настигнет ее. Но как это сделать? За каждым его шагом следят. Любой подозрительный поступок вызовет ответный удар. Чтобы наказать его, они могут сделать что-нибудь с Леонией. Его затрясло.
Он глубоко вздохнул, осознав, что должен держать себя в руках. Нельзя показывать свой страх ни Леонии, ни Шаметту, нужно побыстрее написать ей. Роджер пошарил под прилавком в поисках бумаги и чернил. Он взял нож, чтобы заточить перо, но увидел, как сильно дрожат у него руки, и решил налить себе брэнди. Прикончив его одним глотком, он огляделся и понял, что смотреть-то не на кого. Человек, сидевший на кухне для наблюдения, исчез.
Он не мог сразу понять причину его исчезновения, но почувствовал большое облегчение. Это было хоть маленькой, но надеждой. Шаметту, должно быть, не хватает истинно преданных людей. Роджер вернулся в лавку, перемалывая это в голове, заточил перо и стал писать. Пробегая законченное письмо, он подумал, что не выдал своего смятения. Он объяснил, что случилось, почему Шаметт (не называя имени) сделал это, осторожно написал о ценном грузе, который нужно доставить, и убеждал Леонию быть спокойной и послушной. Он знал, что Шаметт ждет этого, и написал Леонии, что ему позволено задавать вопросы, на которые, кроме них, никто не знает ответа. Он будет задавать по вопросу в каждом письме. В этом он спросил, что лежит за испорченным бочонком.
Он пытался придумать способ тайного общения, но был слишком расстроен, чтобы собраться с мыслями. К тому же, он подумал, пока складывал лист, запечатывая сургучом и ставя личное клеймо, которым маркировал готовое оружие, что слишком рано начинать хитрить. Пусть Шаметт поверит, что он не питает надежд и не будет пытаться найти Леонию. Пусть думает, что они примирились со своим положением, и не понимают, что их ждет. Раз больше нет стражника, возможно…
В переднюю позвонили, и Роджер даже подпрыгнул. Почти стемнело, но он забыл закрыть дверь. Меньше всего на свете он хотел сейчас видеть какого-нибудь проклятого комиссара, хотя до этого ни разу не осмеливался отказывать им. Это не соответствовало роли. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не орать «Лавка закрыта, уходите», он поднялся, чтобы побыстрее от него отделаться. И тут он остолбенел от изумления.
— А мне говорили, что вы честный оружейник, — сказал Пьер, вопросительно изогнув бровь.
ГЛАВА 20
Леония проспала несколько часов после того, как Дан запер ее в комнате наверху, измученная болью и переживаниями. Когда она проснулась, голова почти прошла, хот, она еще ощущала боль там, где ее ударили. Она поразилась, увидев, что находится в постели и полностью одета, но тут же вспомнила все, что произошло. Она перекатилась на бок, чтобы соскользнуть с кровати, и резко откатилась обратно, когда что-то твердое и острое впилось ей в бедро, а потом зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Ее пистолеты! У нее еще были пистолеты, которые она всегда носила с собой. Она совсем забыла о них! Как хорошо, что, очевидно, в доме не было женщин, так как они обязательно попытались бы снять с нее одежду, чтобы было удобнее, а мужчина, похитивший ее, даже не подумал искать оружие. Она ликовала, что может сбежать, когда захочет.
Но ее радость была недолгой. Пистолеты делали побег возможным, но это не было гарантией. Она может стрелять, но не очень метко. Это скорее угроза или защита против толпы, — если не ранишь одного, то, скорее всего попадешь в другого, и никто не поймет, куда целился. Однако угрозы бесполезны против двух мужчин, которые могут подойти с разных сторон. Для одной женщины, не владеющей оружием, пистолеты не являются ключом к свободе.
Леония тихо лежала, размышляя над своим положением. Она не хотела двигаться, боясь, что издаст какой-нибудь звук, который привлечет Дану или другого мужчину. У пистолетов должны быть запасные пули и порох, но она так медленно их заряжала, что была фактически беззащитна.
Если в доме будет только один человек, этого достаточно. Она позвала бы его, и, скорее всего, он пришел бы и отпер дверь. Если она будет стоять рядом с ним с пистолетами под рубашкой, ей почти не придется прицеливаться, промахнуться будет невозможно, прежде чем он поймет, что она делает. Даже если не убьет первым выстрелом, убьет вторым. Леония вздохнула. Одно дело — стрелять в обезумевшую толпу, ты не видишь, кого ранишь, и не знаешь этого человека. Другое дело — хладнокровно обдумывать убийство человека, который похитил тебя из страха перед другим. Дану был нежным и внимательным, насколько это было возможно в данных обстоятельствах.
