Зов одинокой звезды - Финч Кэрол (читать книги без сокращений TXT) 📗
Прозвучал и захлебнулся вопль смертельного ужаса, когда бывший хозяин ранчо скользил вдоль вертикальной стены каньона, на которой не было ни кустика, ни деревца, ничего, что могло бы приостановить падение. Затем последовал глухой удар, еще один и еще, и наконец стук осыпающихся камней.
Так нашел свою смерть Меррик Рассел, человек без чести и совести, без каких бы то ни было принципов, без привязанности даже к дочери, которую считал своим единственным ребенком. Все, о чем он думал, чего желал и чем жил, сосредоточилось в каньоне Пало-Дуро, и страсть эта была настолько сильна, что в конце концов каньон и стал местом его последнего успокоения.
Наступившая после падения Меррика тишина показалась оглушительной, но почти сразу ее заполнили захлебывающиеся, отчаянные рыдания Джулии. Девушка содрогалась всем телом, припав к спинке кресла, а когда Тэра, жалея, привлекла ее к себе, упала подруге на плечо, совершенно измочив его слезами. То были слезы по человеку, которого Джулия называла отцом, но которого совсем не знала, одержимого жадностью и жаждой власти настолько, что в сердце его не осталось места для любви. Единственная любовь, которую он знал, была запятнана насилием.
Через некоторое время вернулся Стоун и молча спешился, присоединившись к безмолвной группе мужчин, стушевавшихся перед женскими слезами. — Джулия, мне так жаль…
Девушка бросилась к нему и обвила руками его шею. Поверх ее головы Стоун встретился взглядом с Тэрой, и в глазах его не было упрека. Тихие слезы проточили дорожки в гриме Тэры. У них не было слов утешения для Джулии. Бессознательным жестом Стоун погладил девушку по роскошным рыжим волосам. Неожиданно у него появилась сестра, и он еще должен привыкнуть к этой новости, осмыслить ее, ведь Джулия была дочерью человека, ненависть к которому вошла ему в плоть и кровь. Да что там Джулия! Он и сам был сыном этого человека.
К тому же многое оставалось неясным, и Стоун обратил вопросительный взгляд к Берну, который стоял рядом, повесив голову.
— Что я могу сказать, сынок?. Твоя мать взяла с меня слово никогда, ни за что не говорить тебе правды. Нет такого человека, который стал бы хладнокровно и без жалости мстить родному отцу, будь тот хоть самим дьяволом. — Берн тяжело вздохнул и не без усилия встретил взгляд Стоуна. — Не каждому дано понять ненависть, которая длится десятки лет, но я тоже был в Валькесе, когда все это случилось, я понимаю Кармель. Она была испанкой, а испанки не прощают насилия. Меррик валялся у нее в ногах, обещал ей всю землю да и солнце с луной в придачу, а она в ответ обвинила его в убийстве. Ну, он и взял се силой, с него сталось! С тех пор она мужчин и знать не хотела, а когда оказалось, что у нее ребеночек будет, то поклялась, что вырастит из него мстителя, что он расквитается с Мерриком за все и за смерть Вернона, и за то, что Меррик сделал с ней. Она его любила, Вернона — то, это все святая правда.
Повар снова вздохнул и рассеянно погладил все еще беспокойного Дьябло по крутому боку. Взгляд его устремился к Тэре. Девушка сразу поняла, что сейчас услышит долгожданное объяснение, которого ей так и не удалось до сих пор вытянуть из Берна.
— Стоуну уж было немало лет, когда Кармель решила съездить на ранчо. К тому времени жена Меррика покинула этот мир. Хорошая она была женщина, Сара-то, кроткая да хозяйственная, а только не была она тут счастлива. Меррик все надеялся заполучить ту, которая и знать его не хотела. Уж так он обрадовался, когда увидел Кармель, что и сказать нельзя! Думал, что она сменила гнев на милость — ан нет, она приехала расспросить его, чтоб, значит, он признался в убийстве. Ничего она от него не добилась, конечно, не тот он был человек. Он все уговаривал ее остаться насовсем, обещал, что будет она жить с ним как в раю, что они вместе наверстают одинокие годы… Только теперь уж она слушать его не захотела. Плюнула ему в бесстыжие глаза да и уехала, а на прощание пообещала, что заставит его заплатить за все. Я знаю, не так просто поставить себя на ее место, а только ей самой казалось, что дитя, зачатое в ненависти, может стать орудием мести, больше никем и ничем. — Торжественный и угрюмый взгляд Берна снова вернулся к Стоуну. — Ты уж прости ее за это, сынок. Любила она Вернона, и сколько жила, забыть его так и не сумела. Так уж они скроены, испанки-то. Меррик не дал ей быть счастливой, Меррик должен был за это заплатить, чего уж тут не понять. Легенду про призрак Пало-Дуро сама она и придумала, а меня упросила се передавать да забыть не давать. Мало-помалу слухи пошли, каждый новый ранчеро шел ко мне, как к старожилу, и уж я на подробности не скупился. Ради Кармель я столько лет жил бок о бок с Мерриком, ради нес тратил годы на этого мерзавца. Верно, Тэра, ждал я, когда сын Кармель подрастет и явится на ранчо, чтобы сквитаться с Мерриком, не зная ничего про то, что тот и есть его отец. Может, оно и было несправедливо по отношению к Стоуну, а только не мог я Кармель отказать. Любил я ее, так-то вот. Любили ее, значит, мы трое, а она выбрала Вернона, раз и навсегда.
На этот раз повар повернулся к Джулии и бросил на нее быстрый сочувственный взгляд.
— Прости и ты меня, дочка. Знал я, что с тобой будет, когда с отцом твоим разберемся, а только поделать ничего нельзя. Жизнь, она ведь не щадит тех, кто под руку подвернется. Обеим вам досталось, что тебе, что Тэре. а все Меррик виноват. Уж чересчур он помечтать любил, а мечты оказались ему не по зубам, вот и лежит теперь на дне своего каньона.
С этими словами повар взял под уздцы Дьябло и повел на конюшню, по пути бормоча ему какие-то утешающие слова. Остальные подавленной группой направилась к дому. Поравнявшись с Тэрой, Стоун стиснул ей руку.
— Спасибо! — сказал он негромко.
Девушка приостановилась, безмерно удивленная. За что мог он благодарить ее? Ведь фактически она выбила почву у него из-под ног, лишила сознания выполненного долга, испортила радость победы! «Как жаль, — думала она, — что судьба не позволила оставить Стоуна в заблуждении. Насколько более счастлив был бы он сейчас!» Пытаясь предотвратить убийство, она все-таки бросила ему в лицо истину, смириться с которой было непросто.
— Я благодарю тебя за то, что вмешалась, — со слабой улыбкой объяснил Стоун, заметив ее удивление. — В тот миг это был единственный способ остановить меня. О последствиях я не думал. Если бы потом каким-то чудом правда все-таки выплыла…
— В таком случае я тоже рада, что высказалась, — с огромным облегчением произнесла Тэра. — Если бы правда все-таки выплыла, ты никогда не простил бы мне того, что я утаила ее в тот решающий момент. Хорош был Меррик или плох, он все-таки был твоим отцом, и отцеубийство — страшный грех. Но если бы ты не схватился тогда за револьвер, я бы промолчала, клянусь.
Девушка открыла медальон, поддела ногтем нижний край фотографии, достала ее и повернула так, чтобы Стоун мог прочесть несколько строк, выведенных бисерным почерком его матери:
«Боже, прости мне эту ложь! Я отдала бы все, чтобы Стоун был ребенком Вернона, а не Меррика».
Прочтя эти несколько скупых слов, Стоун не мог не ощутить, уже в который раз, досаду на несправедливую судьбу. Он молчал так долго, что Тэра повернулась и медленно двинулась прочь, решив, что лучше всего будет оставить его наедине с прошлым.
— Мне придется уехать прямо сейчас, — послышалось за спиной, и девушка остановилась. — Шериф предложил съездить с ним в Хэролд и разобраться с той частью стада, которую Симпсон присвоил с ведома Меррика. Но я вернусь, как только смогу, и мы устроим долгий-долгий разговор наедине.
Девушка сделала движение подойти, но Стоун сам направился к ней, поэтому она осталась стоять на второй ступеньке лестницы. Таким образом они оказались одного роста, и она смогла без труда заглянуть в серо-синие бездны его глаз. Не говоря ни слова, Стоун обнял ее и поцеловал очень нежным, нетребовательным поцелуем, который несказанно тронул ее сердце. Именно сочетание нежности и твердости, равная способность на то и на другое когда-то привлекли Тэру к этому человеку. Порой она даже считала его слишком твердым, грубоватым и жестоким и мечтала о нежности, как о наивысшем счастье. Но на этот раз ей хотелось совсем другого, хотелось ощутить жар пламени, которое так легко вспыхивало в его крови, хотелось, чтобы это пламя обожгло и испепелило ее на несколько минут. Прошла целая вечность с тех пор, когда она в последний раз лежала рядом со Стоуном, удовлетворенная, и голод постепенно набирал силу и уже начинал всерьез мучить ее.
