Заговор Тюдоров - Гортнер Кристофер Уильям (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Я знал, я чувствовал, что Елизавета, когда придет ее время, не забудет этого урока.
Глава 24
Шелтон вернулся к середине дня верхом на Шафране, рядом трусил Уриан, забрызганный дорожной грязью. Пес ликующе прыгнул на меня. Пока я ласкал его, а он восторженно облизывал мне лицо, Шелтон рассказал, что ему не сразу удалось уговорить конюшенных мальчиков отдать животных; правда, помогло то, что в конюшнях царил сущий хаос.
– Пришлось вытрясти кошелек, – сообщил он, виновато глянув на Нэн. – Все готовятся к переезду в Хэмптон-корт, так что с моей помощью хлопот у них немного убавилось. А вот к арабскому скакуну принцессы меня даже не подпустили. Ухаживают за ним отменно; говорят, королева решила преподнести его в дар Филиппу, когда тот прибудет в Англию.
– Моей госпоже это не понравится, – пробормотал я.
Нетрудно представить, какой шум поднимет Елизавета, когда до нее дойдет эта новость. Гнев ее заглушит рычание львов в зоопарке Тауэра.
– Двор переезжает завтра, – прибавил Шелтон. – Снимутся с места всей оравой и отправятся в Хэмптон-корт – готовить дворец к приезду Филиппа и его свиты. Ты уже думал, что будешь делать дальше? Вряд ли ты помышляешь остаться здесь и подавать матросам пироги с куропаткой.
– А почему бы и нет? – задиристо осведомилась Нэн. – Это приличное занятие. И, бьюсь об заклад, куда безопасней того, что он там себе уже навертел.
– Это уж точно, – отозвался я, сдерживая смех.
Неожиданно при виде этой мелкой семейной свары мне стало легче. Приятно осознавать, что на свете есть люди, способные оставаться людьми.
– Бьюсь об заклад, так оно и есть. Впрочем, я покидаю Лондон. Вам ни к чему лишние неприятности. – Я искоса глянул на Шелтона. – Похоже, выбора у меня нет.
– Сесил, – сказал он.
– Да, – кивнул я. – Ему наверняка не терпится узнать все новости, и он сможет спрятать меня.
Румяное лицо Нэн заметно побледнело.
– Ты же не собираешься… – заговорила она, глядя на Шелтона.
Он взял Нэн за подбородок, наклонился к ней и поцеловал.
– Самую малость, любовь моя. Не отпускать же парня одного. С его-то везением он, чего доброго, сгинет в придорожной канаве.
Я хотел было возразить, мол, ни в какой канаве не сгину, мне уже двадцать один год, я взрослый и знавал приключения поопасней поездки в деревню, но потом сообразил, к чему он клонит, и прикусил язык.
Путешествие к Сесилу было удобным случаем, который нам, возможно, никогда больше не подвернется.
Мы выехали на следующий день с рассветом. Шелтон сказал, что так будет проще избежать ненужных расспросов, тем более двор выдвинется в Хэмптон-корт и все, кому не лень, сбегутся поглазеть на кортеж королевы.
Я, облаченный в дядины обноски, только ниже надвинул шляпу на лицо, когда нас остановили у ворот. Шелтон сплел изумительную небылицу об участии в шотландских войнах Генриха VIII, объявив шрамы на своем лице памятью о доблестных подвигах. Часовые были впечатлены. Один из них – скрюченный старичок, до того тощий, что, казалось, не он носит мундир, а наоборот, – сражался в тех же войнах и, с гордостью завернув рукав, показал рваный шрам на предплечье. Затем он махнул рукой – проезжайте, мол, – и не взял с нас пошлины. Вскоре мы уже галопом скакали по изрытой колеями дороге, оставив город позади.
Оглянувшись через плечо, я долго смотрел на Лондон. Тауэра видно не было, но я прекрасно его представлял – громадную Белую башню в окружении крепостных стен, узкие парапеты на укреплениях – и мысленно молился за благополучие четырех дорогих мне женщин, которые остались там. Я буду ждать их освобождения. Ждать и готовиться. Сибилла Дарриер преподала мне урок, которому я не дам пропасть втуне; настало время признать, что я – шпион Елизаветы, всецело преданный ее благу. Впредь опасность не застанет меня врасплох.
Затем мысли мои обратились к церкви, где покоился Перегрин.
– Прощай, друг мой! – прошептал я. – Я тебя никогда не забуду.
В согласном молчании мы с Шелтоном ехали через селения, уже оправлявшиеся от последствий бунта, и отворачивались от виселиц, на которых покачивались трупы мятежников. Уриан с наслаждением бежал впереди, рыскал в лесных зарослях, носился по лугам и шлепал по ручьям, наполненным талой водой.
Наконец я прервал молчание. Времени у меня было предостаточно, чтобы с ходу засыпать Шелтона десятками вопросов, но вместо этого я лишь робко спросил:
– Моя мать была красива?
– О да, – вздохнул Шелтон. – Никогда в жизни я не встречал подобной красоты. Неудивительно, что брат, король Генрих, называл ее своей Розой. Ей достаточно было просто войти в парадный зал, чтобы весь двор замер, затаив дыхание. Однако дело не только в красоте: она обладала внутренним светом, и он сиял, даже когда она печалилась. И еще она была неизменно предана тем, кого любила. В ней не было ни бесцеремонности, ни жесткости; со всеми она обращалась как с ровней.
Я зачарованно смотрел на Шелтона. Он был знаком с моей матерью… он знал ее.
– Ты был в нее… – Я осекся, не в силах выговорить последнее слово.
Мне вдруг показалось, что я вторгаюсь в личные, бережно хранимые воспоминания.
Шелтон все так же прямо смотрел перед собой, однако рассказ о прошлом смягчил его лицо, и я легко мог представить молодого плечистого мажордома, каким он был много лет назад.
– Конечно же, я был в нее влюблен, – сказал он наконец. – Всякий мужчина, который видел ее, тотчас влюблялся. Она возбуждала желание, хотя вовсе не нарочно.
Он помолчал, откашлялся.
– Только это было совсем не то, что ты думаешь. Не роман наподобие тех, о которых поют менестрели.
Воздух вокруг нас точно отвердел, и стало трудно дышать.
– Но вы с ней… у вас было?..
Шелтон повернул ко мне голову. Он молчал долго, казалось, целую вечность. И наконец сказал:
– Да. Это случилось, когда ее муж и мой хозяин, герцог Брендон Саффолк, отправился во Францию с королем и мистрис Болейн.
– Матерью Елизаветы, – уточнил я. – Королевой Анной.
– Ну да. Только она тогда еще не была королевой. Твоя мать никому не позволила бы в своем присутствии так ее называть. Понимаешь, она ненавидела мистрис Болейн; она считала, что та украла короля у королевы Екатерины. Твоя мать ошибалась. Генрих знал только собственные желания, и ему не было дела, чьи чувства он попирает, добиваясь своей цели. Он потребовал у твоей матери ее лучшие драгоценности – чтобы мистрис Болейн было в чем блистать во Франции. Твоя мать была в ярости; у них с герцогом вышла из-за этого случая нешуточная ссора. Я был там. Я слышал, как они кричали друг на друга в парадном зале. – На лице его дернулся едва заметный мускул. – Мистрис Болейн прознала о золотом артишоке и пожелала покрасоваться в нем, показать французскому королю, при чьем дворе она служила, что она достойна стать королевой Англии. Моя госпожа и слышать об этом не хотела. Когда герцог явился за артишоком, она заперлась в спальне и отказалась выходить. Позже она отправила меня ко двору за другими своими драгоценностями. Мистрис Болейн поняла, как ее оскорбили, и обратила свой гнев на королеву Екатерину, отобрав у нее все украшения до последнего камушка. Мой хозяин, в свою очередь, выместил ярость на мне.
– На тебе? Почему?
Я начинал понимать поведение Шелтона – его немногословность, его настоятельное требование, чтобы я беспрекословно подчинялся господам, когда он впервые вез меня ко двору служить братьям Дадли.
Шелтон пожал плечами:
– На самом деле он не был зол на меня; он злился на себя самого. Он поддерживал короля, хотя в душе был с ним не согласен. Он не считал, будто Анна Болейн достойна большего, нежели быть постельной утехой; но также понимал, что говорить об этом Генриху неблагоразумно. Из-за всего этого они с твоей матерью ссорились годами; так ссорились, что в конце концов их брак распался. Сколько бы Генрих ни требовал и ни грозил, твоя мать не появлялась при дворе. Она держала сторону королевы Екатерины и нисколько этого не скрывала. Герцог, муж ее, напротив, принял сторону сильнейшего. И оказался прав. Еще до того, как покинуть Францию, мистрис Болейн отдалась королю, и они зачали Елизавету.
