Грешный и влюбленный (Древнее проклятие) - Додд Кристина (первая книга .txt) 📗
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она проводит много времени с Аделой и мной, делая вид, и не без успеха, что ее мало что интересует, кроме вязания. Даже Адела готова признать, что Силван ведет себя как истинная леди. А если она не сидит с нами за вязанием, то или советуется с Бетти насчет меню, или же старается исчезнуть, чтобы побыть с Гейл.
Потирая глаза руками, Ранд произнес:
— Подавленная. Да, то самое слово. Очень к ней подходит.
— И вид у нее усталый.
— Кошмары ее мучают. Те самые страшные сны, про которые она ничего говорить не хочет, а когда он спрашивает, она не признается. Утверждает, что нет у нее никаких кошмаров.
— И если бы мне не удалось как-то подслушать, как Силван и Гейл хихикают вместе, я бы подумала даже, что нет больше той веселой и смелой девушки, которая к нам явилась когда-то. И это наша вина.
Ранд стиснул зубы и поглядел на пустую стену перед собой. Да, веселый бесенок, так очаровательно поддразнивающий его, исчез. И нет больше той отважной девушки, что спасала несчастного калеку наперекор его собственной воле. На ее место явилась леди с потупленными глазами и приличными манерами.
— Женщины с фабрики спрашивали про нее. Перт, Лоретта, Чарити — все они тут. Даже Нанна разъезжает на повозке, запряженной пони, чтобы показать, как она ловко управляется со своими костылями. А Силван не хочет с ними встречаться.
— Не хочет?
— Ну, может, она так напрямую и не отказывается, но до нее им никак не добраться. А женщины обижаются. Они бы хотели поблагодарить ее за исцеление, а ей как будто их благодарности совсем ни к чему, Она не понимает или не хочет понять, что такое ее поведение — это как знак неуважения.
Ранд не знал, что сказать, только водил глазами по пустой комнате. Кровать вынесли. Ни единого следа от былого владельца не осталось, только единственный стул торчит посреди комнаты. Его имущество перенесли в герцогские покои этажом выше. Точно так же поступили и с вещами Силван. Комната, казалось, скучала по хозяину, и Ранд иногда заходил сюда, чтобы побыть какое-то время в одиночестве.
— А почему ты с Силван сама об этом не поговоришь? Я уверен, она бы тебя послушала.
— Я подумала, что лучше это сделать тебе. Потому что, дорогой мой, я не хотела тебе ничего говорить, но, — леди Эмми провела рукой по волосам, избегая глядеть в глаза сыну, — ты тоже выглядишь каким-то тихим и задумчивым.
— Ты должна радоваться, что я наконец-то стал серьезным.
— Знаешь, — робко улыбнулась леди Эмми, — я даже тоскую иногда по тем дням, когда ты бил окна.
Он изумленно поглядел на мать. Она раскрыла руки, и он упал в ее объятия, потом опустившись подле нее на колени, положил голову на ее плечо.
— Мама, она мне не доверяет.
— Ты ее винишь? После того, как ты ее из дому выгнал?
Ранд откинулся назад и поглядел матери в лицо. Он знал, что мать не одобряла его поступка, но она ему никогда не напоминала об этом и совсем не упрекала. Только советовала поскорее вернуть жену домой. Наверное, она дожидалась, когда подвернется удобная минута, потому что теперь ее карие глаза смотрели расстроенно, даже укоризненно. Он попробовал пуститься в объяснения, как-то оправдать свой поступок.
— Она сама бы не уехала. Я пробовал уговорить ее, я говорил, что ей надо уезжать, что тут опасно, но она не хотела.
— Нет. Конечно, она не уехала бы. Тебе ведь тоже угрожала та же опасность. Как ты думаешь, что можно сказать про женщину, способную бросить мужчину наедине со злом?
— Умная.
— Трусливая, — поправила леди Эмми.
— Я действовал так ради ее блага.
— Ради ее блага? — Леди Эмми топнула ногой. Голос ее звенел от негодования. Ранд никогда не видел свою обычно тихую и мягкую мать такой разгневанной. — Ты что, для этого жену брал? Чтобы беречь ее, хочет она того или нет?
— Я и не думал, что ты…
— Ты вообще не думал. Как и любой другой мужчина на этом свете. — Она помахала пальцем перед самым его носом. — Тебе хоть когда-нибудь пришло в голову задуматься: а почему Силван так много времени проводит с Гейл?
Он попытался было увернуться от угрожающего пальца матери.
— Ну, наверно, у них много общего.
— Ага, понимаешь все-таки кое-что. Да, вряд ли Гейл могла потерять отца в более неподходящий момент. Этого он уже не понимал. И смущенно спросил:
— А разве в таком деле бывает время лучше или хуже?
— Я уж и забыла, какие мужчины несообразительные. — Леди Эмми только расстроенно вздохнула. — Да ты что, не видишь, что Гейл растет? Она барышня уже. Точнее, как раз в самом опасном, самом хрупком возрасте, когда ребенок превращается в женщину. Ты хоть что-нибудь замечаешь?
Он подумал про болезненно тоненькую, неуклюжую девочку, которая и правда ведь так невероятно вытянулась в длину за прошедший год.
— Так ей же только восемь.
— Ей десять, — поправила леди Эмми.
— Все равно она еще совсем маленькая, — упрямо повторил Ранд. — Какая там женщина.
— Взросление у девочек — дело тонкое, — задумчиво сказала леди Эмми. — В это время им как никогда нужна ласка, поддержка, а неосторожное слово, грубость могут больно ранить их. А ошибки бывают иногда роковыми. Вот какая причина, должно быть, заставляет Гейл искать в Силван родственную душу.
— Почему же? Ты хочешь сказать… — Леди Эмми глядела на него в упор, наблюдая за тем, как он приходит к этой новой для него мысли. — По-твоему, я нанес Силван грубую незаживающую рану, от которой она никак не может оправиться? Так, что ли?
— Может, ты и не такой болван, как мне казалось.
— Но ведь Силван — не худенькая хрупкая девочка, у которой только что погиб отец, да еще погиб трагически, — попытался снова заспорить Ранд.
— Нет, конечно, с Силван все еще хуже. Ты помнишь, сэр Майлз как-то прислал мне письмо?
Он помотал головой. Что он помнил?
— Ты тогда был занят очень. Стульями швырялся. — Тщательно подбирая слова, леди Эмми сказала:
— Кажется, этот ее отец — холодный, бессердечный человек, не особенно гордящийся своей дочерью И мало интересующийся ее успехами.
— Я думаю, ты смело можешь утверждать такие вещи. — И тут смысл произнесенных матерью слов дошел до него, отозвавшись неприятной сухостью в горле, и он заговорил тоже медленно, обдумывая каждое слово прежде, чем произнести его вслух. — Значит, ей недостает уверенности в себе, и это потому, что она вовремя не получила должной поддержки от отца?
— Я думаю, что ты смело можешь утверждать такие вещи. — Она передразнивала его, повторяя его же фразу. — Да и мать не очень-то заботилась о своей дочери, не так ли?
— Во всяком случае, этой заботы не хватало. Мне кажется, Силван стыдилась за мать и жалела ее. — Ранд задумался. — Но, знаешь, ты же не скажешь, что Силван не хватает уверенности в себе. У нее хватило сил бросить родительский дом, уехать в Брюссель. Да она все путы порвала, на всякую респектабельность плюнула, никого не слушалась, все по-своему делала, в…
— А хоть когда-нибудь удавалось ей добиться от отца похвалы?
Он не обратил внимания на вопрос матери.
Голова была занята другим.
— Потому, когда понадобились медсестры, а англичанки по большей части отказались помогать своим сыновьям и братьям, она дерзко пошла против течения. — Он запнулся на полуслове, увидев, что мать медленно-медленно покачала головой.
— Нет, сынок. Все это она и делала, чтобы себе доказать — вот какая она лихая, смелая, и никто ей не указ. А в душе, наверное, боль была — что никому нет до нее никакого дела. А ты, — ее голос окреп, — раз уж ты ее мужем назвался, ты и должен ее веру в себя укрепить. Ты ее обожаешь, ты веришь в ее способности, тебе все ее чудачества нравятся.
Ранд почувствовал, как озноб прошел по его телу, и этот холод пронзил его всего, до кончив ков пальцев.
— Так значит, она мне доверилась, а я так жестоко оскорбил.
— Ты по ее гордости ударял, а это самое больное место у нее. Только бессердечный человек так поступить мог.
