Лепестки на ветру - Патни Мэри Джо (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Я убедил его. Мне очень нужно было узнать.
— Так вот что тебя побудило сделать мне предложение, — задыхаясь от ярости, проговорила она, — жалость. Очень благородно пригреть у себя на груди женщину с подпорченной репутацией. Но, черт побери, это вовсе ни к чему! Я вполне обойдусь без твоей благотворительности! Расточай свои милости по другому адресу!
Лицо его исказила гримаса боли.
— Значит, так ты себя воспринимаешь — «женщина с подпорченной репутацией»?
Марго села на бордюр фонтана и спрятала в ладонях лицо. До сих пор только Роберт был в курсе ее истории. И совсем невыносимой тяжестью легло на плечи сознание того, что Рейф, именно Рейф узнал всю глубину ее падения.
Она больше не замечала ни солнца, ни аромата цветов. Страшные, жуткие воспоминания навалились на нее, накрыли мрачным, кровавым куполом. Марго боролась, но силы оказались неравны. Самым страшным в них была даже не боль, а сознание беспомощности. Потом она только и делала, что доказывала самой себе, что чего-то стоит, что вовсе не так беспомощна…
Унизиться, растоптать себя перед Рейфом, расплакавшись от жалости к себе? Нет, только не это.
— Не просто с подпорченной репутацией, — хрипло выдавила из себя Мегги, — но и надломленная, Ремонту не подлежит. Поэтому и решила остаться в Париже с Робертом, и даже лорд Стрэтмор не знает моего настоящего имени. Марго Эштон умерла, и я не хочу тревожить ее праха.
— Марго Эштон не умерла. Она превратилась в чудесную женщину. Сильную, добрую, способную сострадать. — Голос Рейфа звучал мягко, даже нежно. — Ты сделала в своей жизни больше добра, чем десяток обычных людей, вместе взятых. К тебе шли за советом, за помощью и получали то, что искали. Не стану отрицать, я чувствую огромную вину за то, что сделал, но не поэтому предлагаю тебе руку и сердце.
— Не надо, Рейф, — тихо сказала она, поднимая лицо.
Словно и не было последней ее реплики, Рейф, присаживаясь рядом с ней на бордюр, продолжал:
— В двадцать два года я любил тебя так, как только может любить очень зрелый человек. Временами даже боялся, что люблю тебя сильнее, чем гордость, чем честь, боялся твоей надо мной власти.
Сорвав несколько травинок, Рейф машинально растер их между пальцами.
— Когда я потерял тебя, у меня остались только честь и гордость, и я стал их заложником. Во мне нет ничего особенно хорошего. Если я всегда был вежлив, то только потому, что внутри был груб. Когда соблазнял кого-то, то поступал так потому, что этого требовала гордость. Все мои поступки диктовались только желанием заполнить пустоту, забыть о бесполезности своего существования.
Рейф повернулся к Марго, цепко удерживая ее взгляд.
— Ты — вот что придает моей жизни смысл. Ты, Марго.
Он обнажал перед ней свою душу, а она как по волшебству становилась очень ранимой. Чувствуя себя все более испуганной, Марго отвела взгляд, чтобы Рейф не заметил ее малодушия.
— Я не смогу наполнить твою жизнь смыслом.
— У тебя нет выбора.
Он скрутил травинку и надел ей на палец.
— Так будет и если мы поженимся, и если больше никогда не увидим друг друга.
С каждой его фразой защита ее становилась все уязвимее.
Воспоминания о происшедшем в Гаскони, страх, боль, нынешнее волнение — все слилось в единый клубок. Не в силах больше выдержать, Марго закричала:
— Я больше не смогу начать сначала, Рейф! Мне страшно потерять тебя вновь! Угроза Варенна вышибить мне мозги — детская шалость в сравнении с этим страхом!
Сухие травинки хрустнули, зажатые между его пальцами. Рейф заговорил не сразу.
— Моя жизнь по сравнению с твоей может показаться легкой. Но кое-что о страхе знаю и я. Последние двенадцать лет я ходил по самому краю, но не боялся за свою жизнь, потеряв тебя. Я жил как бы вне этого мира, наблюдая за собой со стороны. Всегда старался не сходиться ни с кем слишком близко, в особенности с женщиной, которую мог бы полюбить.
— Тогда ты должен понять, что я чувствую. Рейф, прошу тебя, отступись.
Мегги задыхалась, хватая воздух мелкими болезненными глотками. Она понимала, что не должна больше его слушать. И в то же время не могла заставить себя уйти.
— Но я убедился, что дело это безнадежное, — непреклонно продолжал Рейф. — Да, моя любовь к тебе пугает меня, мучает, но я знаю, что должен рискнуть, потому что самая сильная боль все равно лучше холода и пустоты этих двенадцати лет. Помнишь, после той погони на площади дю Каррусель ты сказала мне, что только одна вещь сильнее страха — страсть. Ты ошибалась.
Рейф бережно, едва коснувшись, убрал со щеки белокурую прядь.
— Не страсть сильнее страха, а любовь. Я люблю тебя и думаю, что и ты хотя бы немного любишь меня, иначе никогда бы не стала делить со мной постель. Любовь существует, так дай любви залечить раны прошлого.
Сердце ее истосковалось по тому, что он предлагал ей. И все же она не хотела принять его предложения. С тех пор как Рейф появился в Париже, один сильнейший удар следовал за другим, барьеры, охранявшие ее душу, вот-вот готовы рухнуть. Как можно жить с кровоточащей раной вместо сердца? Страх, страх рвал его на куски, сметая всякую надежду на выздоровление.
Оставался только один способ не раствориться в этом жутком вихре страха: забыться хотя бы на время.
Марго соскользнула с бордюра, вскинула руки Рейфу на шею и стала целовать его жадно, почти грубо. Не в силах сохранять спокойствие, он сильно прижал ее к себе. Страх немного отступил, уступая место желанию.
Рейф расстегнул платье, обнажил ее плечо, но вместо того чтобы утонуть в поцелуе, замер. Руки его тряслись от сдерживаемого напряжения.
— Мы должны поговорить, — произнес он заплетающимся языком, — а не раздевать друг друга.
— Разговоры ни к чему не приведут, Рейф, — ответила Марго, подняв затуманенные желанием глаза. — Помочь может только страсть, пусть на время, пусть на чуть-чуть…
Марго скользнула рукой вниз по его телу, коснувшись горячего холмика трепещущей мужской плоти, мгновенно окрепшей под ее ладонью.
— О Боже, Марго…
Не в состоянии противостоять искушению, Рейф увлек ее на согретую солнцем траву. С бешеной торопливостью они сбросили одежды. Тела изнывали от жажды поцелуев и ласк. Страх все никак не хотел покидать ее, но чувство легкости, освобождения, когда он вошел в нее, оказалось сильнее страха. Марго застонала, предвкушая благословенные минуты наслаждения.
Но Рейф замер. Его била дрожь. Нечеловеческим усилием воли заставляя себя сдержаться, он прошептал:
— Не сейчас, любовь моя. Я еще не все рассказал о страхе. Жизнь научила тебя бояться, но это не продлится вечность. Позволь мне любить тебя.
— Разве мы не занимаемся любовью? Стремясь увлечь его в безумство желания, Марго задвигала бедрами.
Рейф невольно вошел глубже, но, придя в себя, вздохнув, чуть подался назад. Лицо его взмокло от пота.
— Это не любовь, а похоть, и это совсем не то что любовь.
— Прекрати говорить о любви! Марго в гневе набросилась на него, впиваясь ногтями в плечи и грудь.
Рейф мягко, но настойчиво взял ее за кисти и прижал к траве.
— Я буду говорить о любви, — тихо продолжил он, — потому что из-за любви оба мы ступили на этот горький, полный мрака и страха путь.
— Прекрати, Рейф! Ты не на трибуне в парламенте!
И, словно моля о пощаде, вновь задвигала бедрами.
Рейф застонал, уронил голову, черные влажные пряди упали на глаза. Марго повторила попытку и, ощутив пробежавшую по его телу дрожь, уже мысленно праздновала победу.
Но вновь оказалось, что Рейф сильнее. Подняв голову, он хрипло сказал:
— Позволь мне любить тебя, Марго, ибо страсть не даст ничего, кроме временного облегчения.
— Ты прав, — прошептала она. — Но страсть… безопаснее, чем любовь.
Он нависал над ней, его широкие плечи заслоняли солнце, как будто в мире оставалась только одна реальность — Рейф, все остальное призрачно, зыбко.
— Страсть — плохая защита.
