В тени луны. Том 2 - Кайе Мэри Маргарет (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
— Боже! Они его убили. Они убили всех. Они нас разлучили. Мы теперь совсем одни!
Винтер почувствовала, как кровь отхлынула от ее сердца. Неужели это правда? Их замыслили разлучить, убив мужчин и оставив в живых женщин? Увидит ли она снова Алекса? Она попыталась выскочить из повозки, но была грубо отброшена назад. Повозка снова отправилась в кошмарный долгий путь.
Еды и питья им давали мало. Лицо Лу Коттар старело с каждым часом. Миссис Хоссак, качая своего младенца, плакала и стонала с безнадежной и отчаянной монотонностью, а мисс Кейр страдала от приступов болезни в довершение к зловонию пропитанной парами повозки.
Большую часть пищи и воды они отдавали детям, а Лу готовила пастообразную кашицу из вареного риса и воды и кормила им с кончика пальца малютку.
Скудость пищи была терпима, но в условиях страшной жары недостаток воды становился пыткой, слегка уменьшившейся только на второй день, когда Жанет Кейр начала кричать и бредить, и отчаянно биться о борт повозки. Не выдержав, Винтер обрушила на сопровождавших целый поток таких слов, которые даже она не подозревала, что знает. Те были совершенно запуганы этой сварливой женщиной со сверкающими глазами, способной столь искусно ругаться на их языке, и на первой же остановке принесли не только воды, но даже молока, хотя совсем немного.
Никаких следов второй повозки не было, и все эти еле тащившиеся дни они не знали, живы мужчины или нет. Винтер держала малютку, пока Лу забывалась коротким неспокойным сном, и мечтами возвращалась в Оленью башню, как потерянная душа стремится в рай. Но Оленья башня была всего лишь грудой обожженных и почерневших камней, голо и одиноко стоявших в пустыне, отмеченной кучами сырого пепла, среди которых затерялась могила Лотти. И если это чудовищное путешествие продлится дольше, то Лу тоже умрет. Возможно, и все они умрут, а Алекс, может быть уже умер.
Кроваво-красное солнце снова клонилось к закату, проникая сквозь щели в повозке. Темнота не приносила облегчения. У Винтер пересохло во рту, язык распух и от жажды жгло горло. Ее голова и тело ощущали всепоглощающую пульсирующую боль, отдававшуюся колоколом в мозгу. Жара, словно железная лента, сдавливала ей шею медленно и безжалостно, все меньше и меньше давая дышать. Уродливый шрам от охотничьего ножа Алекса на ее руке стал гореть, как свежая рана, а удушающая жара повозки вызывала голодную тошноту.
Сколько дней они провели в повозке? Сколько раз заходило солнце? В этот день им совсем не дали есть, а воды принесли только раз, и то лишь рано утром. Даже миссис Хоссак больше не стонала, так как ее сожженное жаждой горло не могло издать ни звука. Перестали плакать и дети. Мисс Кейр перестала корчиться, бормотать и просить пить и, наконец, просто затихла. Может быть, она умерла или только спала, как Лу? Или Лу тоже умерла?
Винтер смутно догадалась, что повозка едет по людным улицам. Слышались голоса, шум и ружейные выстрелы, а также непрекращающиеся отдаленные залпы мушкетов. Чувствовался запах вареной пищи. К ним присоединился целый набор острых запахов индийского базара: очищающего масла, навозного костра и пряностей: жареных зерен горошка, горячей пыли и гнили; сандалового дерева, сточных вод и горящего масла.
Шумы затихли, и, резко затормозив, повозка остановилась. Слышалось много разных голосов, грубых, сердитых, пронзительных и шепчущих. Наконец, верх повозки был отвязан и четыре прищуренных от резкого света, в полусознательном состоянии женщины были вытащены, чтобы закачаться и упасть на землю. Ноги отказывались им служить.
Около них стоял громко кричавший человек с обнаженным мечом в руке. Рядом с ним находился другой с мушкетом. Винтер подумала с совершенным равнодушием: «Они собираются нас убить». Тут к ней кто-то подбежал и поднял ее. Голоса, свет и кричащий человек закружились в круговороте, и наступила тьма.
Книга шестая
ЧЕРНЫЕ ДНИ
Глава 47
Винтер проснулась и обнаружила, что она в странной комнате лежит на низкой кровати. Было еще темно, но в первых проблесках света за окном уже угадывались очертания комнаты.
Очень давно она не лежала в опрятной и прохладной комнате. Опять, должно быть, начался дождь. Она с трудом приподняла болевшую голову и разглядела неясный силуэт глиняного кувшина на выцветшей циновке, расстеленной на полу. При взгляде на него ей опять захотелось пить, и она, в потемках нащупав кувшин, подняла его и принялась жадно пить и все никак не могла напиться; потом Винтер откинулась на спину и попыталась собраться с мыслями, но поняла, что это ей не под силу…
Она ни о чем не могла думать. Казалось, серый туман абсолютной безнадежности окутал ее голову, и она закрыла глаза, продолжая лежать неподвижно и чувствуя, как эта серость поглощает ее. Алекса нет, и с ним все пропало. Отныне нет смысла жить… даже ради Лу.
Мало-помалу светало. Первые мертвенно-бледные лучи растаяли, и небо окрасилось в красноватые тона — верный признак скорого наступления зари, и молчание сменилось знакомыми голосами, сперва слабыми и разрозненными, но с каждой минутой сливающимися в большой гул. Вот проснулись и защебетали птицы, вслед за ними громко закаркали сероголовые вороны. По дереву пробежала белка, потом заскрипело колесо колодца. В отдаленном храме запела морская раковина, и ее мелодию подхватил муэдзин, призывающий к молитве с минарета своей мечети: «Молитва важнее сна… важнее сна!» Защебетали скворцы, заговорили попугаи; мягко и однообразно затоковали вихяри, и, наконец, вдали послышались голоса людей.
Яркий свет ударил в прикрытые веки, и сероватая дымка в ее голове исчезла, как легкий утренний туман у реки, и медленно, почти незаметно, боль в сердце ослабела, уступив место миру и спокойствию.
Она почувствовала, как ослепительный край солнца показался на горизонте, и в закрытых глазах заиграли солнечные блики. Она открыла глаза и перед ней предстала картина, некогда виденная ею, когда она лежала в реке у Хайрен Минар, желая смерти. Она видела розоватое небо… листья, цветы и птиц, образующих некий симметричный рисунок. Эта картина когда-то спасла ее от отчаяния, видений и сна, который мысленно ее преследовал в течение стольких многих холодных лет… словно луна, до которой невозможно дотянуться. Однако на этот раз все было реально. Это был Гулаб-Махал…
Она лежала совершенно неподвижно, боясь пошевелиться, боясь даже вздохнуть. Ее мерцающее сознание подсказывало ей, что она, должно быть, спит… или мертва. Нет, только не это. Когда она наконец приподнялась и протянула руку, то она коснулась зеленого попугая на стенке.
Фиришта… это был Фиришта! Давным-давно позабытое детство словно возвратилось к ней. Стало быть, все-таки это ненастоящая птица. А она-то думала, что все настоящее… и цветы, и деревья, и птицы, которые жили и двигались на фоне розоватого неба. Они никогда не были и не будут живыми. Они были вырезаны из дерева и вылеплены из глины, а потом раскрашены и отполированы. Как она могла забыть такое? Но это, однако, была Фиришта. И это было невероятно… удивительно… Гулаб-Махал.
Наконец-то она в безопасности. Она дома. Откуда-то издалека послышались глухие раскаты пушек, но она не обратила на них внимания. Она поднялась и медленно обошла комнату, как во сне, проводя ладонью по знакомым цветам, гладя раскрашенных птиц и зверей. Она не знала, что это была та комната, в которой она родилась и в которой умерла Сабрина. Она только знала, что любит и помнит здесь каждый уголок. Она заметила, как тень полумесяцем упала на ее кровать, и вспомнила это тоже, но не испугалась (как это бывало с Сабриной), потому что это воспоминание было овеяно любовью.
Она не знала, каким образом очутилась здесь, и то, что своей безопасностью обязана решимости Талукдара из Пэри. Талукдар был осторожным человеком, и на всякий случай (а вдруг англичане опять придут к власти) не хотел, чтобы о нем говорили, будто бы он отправил своих пленников на верную смерть. Он должен обезопаситься, и тогда он вспомнил, что его люди сообщили ему о женщине, которая не была англичанкой и которая утверждала, что состоит в родственных отношениях с женой Валаята Шаха из Лакноу. Он отошлет их к Валаяту Шаху, пусть тот позаботится о них, и, таким образом, его руки окажутся чистыми. Валаят Шах, может быть, пожалеет и не казнит женщину, если она действительно высокого происхождения, и, хотя, несомненно, он присоединит остальных участников отряда к тем, кто ждет своей смерти перед глазами народа, по крайней мере, эта женщина подтвердит, что он, Талукдар, действовал из лучших побуждений.