Незнакомец из-за моря (ЛП) - Грэм Уинстон (первая книга .txt) 📗
Но не всё ли равно? Дом не его, он принадлежит тощему, высокомерному и наглому Джеффри Чарльзу Полдарку, который теперь сражается в армии этого нелепого сипайского генерала-неудачника где-то в Португалии. Разумеется, если Джеффри Чарльз схватит пулю прежде, чем англичане решат прекратить бессмысленные потери и снова в панике отступят, как сэр Джон Мур, — тогда дом перейдёт к Джорджу. Но даже если это случится — какая разница, в каком состоянии дом сейчас? Уорлегган больше не намеревался в нём жить. И уж точно не продаст этот дом никому из Полдарков.
Покончив с едой, Джордж отпустил братьев Харри и принялся обходить дом, комнату за комнатой. Почти каждая вызывала у него особые воспоминания — о былой любви или (по крайней мере, одна) о ненависти. Потом он вернулся в огромный зал и сел перед камином, предусмотрительно разожжённым миссис Харри. Солнечный свет ещё не прогрел стены старого, построенного при Тюдорах, особняка. Джордж сомневался, стоит ли оставаться на ночь. Обычно он ночевал здесь, а утром возвращался в Лондон. Но его спальня наверху, рядом со спальней Элизабет, выглядела уж очень непривлекательно, даже несмотря на пару грелок в кровати, которые вроде бы должны защитить от сырости. В позапрошлом году, вспомнил Джордж, он подхватил здесь простуду.
Он посмотрел на часы. Пора возвращаться в Труро, а то и в Кардью — до заката еще много времени. Но Джорджу не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть плывущие перед глазами обрывки воспоминаний. Он закурил трубку — это случалось редко, он был не слишком заядлым курильщиком — поворошил огонь в камине, и тот вспыхнул и зашипел, прямо как тётушка Агата. В камин положили дрова из старой ели, в поместье и не осталось ничего другого, не считая высоких вязов да нескольких сосен — мало какие деревья выдержат такой ветер. Надо же было построить дом в таком забытом Богом месте. Должно быть, в те давние дни, подумал Джордж, Джеффри де Тренвит нажил на металле хорошие деньги. Как Годольфины, Бассеты, Пендарвсы. Все они строились рядом с шахтами, принесшими им богатство.
Более тридцати пяти лет назад именно в этой комнате Джордж впервые встретил тётушку Агату — Фрэнсис пригласил его переночевать у них после школы. Уже тогда она была очень стара. Трудно поверить, что она пережила всех и успела отравить первые годы его брака. Много лет спустя она сидела в кресле напротив — вон в том самом, — когда он вошёл сообщить своему отцу, что Элизабет раньше срока родила сына. Это произошло четырнадцатого февраля, и младенца назвали Валентином.
Тётушка Агата зашипела на них, злобно, как змея — её возмущало их присутствие в фамильном доме, она ненавидела его счастье. Даже в том, что Джордж стал отцом прекрасного мальчика, она с изобретательностью, присущей её злобному характеру, постаралась найти слабое место и отравить их радость ядом, внести раздор и предсказать беду.
— Родился во время затмения, — сказала она, ведь в ту ночь было лунное затмение. — Родился во время затмения, и ничего хорошего из него не выйдет, из этого твоего сына. Затмение приносит несчастье. Я знала двоих таких, и оба плохо кончили!
Она сидела в этом самом кресле напротив. Как странно — человеческая оболочка разрушается и приходит в упадок, а бездушная вещь на четырёх ногах, сделанная краснодеревщиком ещё во времена Якова II, всё живёт, нетронутая временем. Солнцу осталось светить через огромное окно еще час, но в полумраке зала из-за мерцающего и шипящего, как кошка, огня возникали странные иллюзии. Пламя угасало, и тётушка Агата как будто снова сидела в кресле. Старая мерзкая развалина с редкими седыми волосенками, убранными под плохо сидящий парик, с маленькими слезящимися глазками, слюнявым запавшим ртом, гнилыми зубами, проницательным взглядом и рукой возле уха. Может, она и сейчас здесь. В эти минуты проклятая старуха виделась Джорджу реальнее, чем Элизабет. Но Агаты нет, умерла в девяносто восемь, он хотя бы помешал ей обмануть всех окружающих относительно даты своего рождения.
В зале послышались шаги, и Джордж вздрогнул от неожиданности. Но все же не пошевельнулся, не поддался...
Оглянувшись, он увидел высокую белокурую девушку в светлом платье, перетянутом на талии алым поясом. В руках она держала букетик наперстянок. Девушка удивилась при виде Джорджа не меньше его самого.
В тишине зашипел огонь, выплюнул в воздух горячие щепки, и угольки посыпались на пол, но не привлекли их внимания.
— Кто вы? Что вам здесь нужно? — резко спросил Джордж. В последнее время ему не часто случалось говорить таким тоном — люди и без того спешили исполнить его приказания, но это неожиданное появление, это вторжение...
— Простите, — сказала девушка. — Я увидела, что дверь открыта, и подумала — её, должно быть, распахнул ветер.
— А вам-то что за дело?
В этой девушке была странная безмятежность, спокойствие, совсем не похожее на чрезмерную самоуверенность — кажется, она не видела в произошедшем ничего предосудительного или неправильного.
— О, я иногда прихожу сюда, — ответила она. — Сейчас возле живых изгородей цветут наперстянки, такие красивые. Раньше я никогда не видела, чтобы дверь была открыта.
Джордж поднялся.
— А вам известно, что вы нарушаете права владения?
Она сделала несколько шагов и положила букет на огромный обеденный стол, стряхнула с платья приставшие лепестки и цветочную пыльцу.
— Вы сэр Джордж Уорлегган?
По её речи Джордж понял, что она не из деревни, и ужасное подозрение закралось ему в голову.
— Как ваше имя?
— Имя? — улыбнулась она. — Клоуэнс Полдарк.
Вернувшись в Нампару, Клоуэнс не застала никого дома. Она вошла через незапертую переднюю дверь, чуть слышно просвистела три нотки, ре, си, ля, поднялась на половину лестничного пролета и просвистела снова. Не дождавшись ответа, она прошла через кухню, отнесла букет наперстянок на задний двор и наполнила ведёрко из водокачки, где двадцать шесть лет назад её мать, голодную оборванку из Иллагана, обливали водой, прежде чем впустить в дом. Клоуэнс сунула цветы в воду, чтобы не завяли до возвращения матери и она успела расставить их в доме, а потом отправилась на поиски.
Стоял прекрасный вечер, прохладный ветерок не беспокоил Клоуэнс, она была слишком молода. Весна выдалась поздняя и сухая, на Длинном поле за домом косили сено. Посреди поля Клоуэнс увидела группу людей и узнала тёмные волосы и серебристо-серое платье матери. Во время короткой передышки Демельза вместе с Джейн Гимлетт отнесла в поле глиняный кувшин и кружки. Работники, отложив инструменты, столпились вокруг миссис Полдарк, а она наполняла кружки элем. Всего их собралось восемь — Мозес Вайгас, Дик Тревейл (незаконнорожденный сын Нэнси Тревейл от Джека Кобблдика), Кэл Тревейл (законный сын Нэнси), Мэтью Мартин, Эрн Лобб, Малыш Смолл, Сефус Биллинг и Нат Триггс. Когда подошла Клоуэнс, все смеялись над какой-то шуткой Демельзы. Они весело улыбались и кивали хозяйской дочке, а та улыбнулась в ответ.
— Кружечку эля, мисс Клоуэнс? — спросила Джейн Гимлетт. — У меня есть запасная, если желаете.
Конечно, Клоуэнс желала, и некоторое время все вместе болтали. Потом один за другим работники неохотно стали расходиться, забирая косы. Последним ушёл Мэтью Мартин — он всегда задерживался, если поблизости оказывалась Клоуэнс. Мать с дочерью направились к дому. Клоуэнс несла кружки, а позади них на приличном расстоянии шла Джейн с кувшином.
— Вижу, ты опять без обуви, — сказала Демельза.
— Да, мама. Лето же.
— Все ступни будут в занозах.
— Ничего, они выйдут, как всегда.
Это было их небольшое яблоко раздора. Для Демельзы, у которой до четырнадцати лет совсем не было обуви, ходить босиком означало некоторую потерю социального статуса. Клоуэнс, родившаяся в семье джентльмена, любила наслаждаться свободой, сбросив обувь, даже в шестнадцать.
— А где все?
— Джереми ушёл с Полом и Беном.
— Ещё не вернулся?
— Наверное, рыба не клюёт. А если посмотришь влево — увидишь миссис Кемп с Беллой и Софи, они возвращаются с пляжа.
