Соблазненная роза - Филлипс Патриция (книги без регистрации TXT) 📗
Розамунда обожала мечтать о той поре, когда война кончится. Генри не понадобится больше уезжать, будет учить своих сыновей уму-разуму, как управляться с их обширными владениями… а не тому, как ловчее размахивать мечом.
Их с Генри сыновья… Розамунда, улыбнувшись, прижала ладонь к тугому, чуть округлившемуся животу. Может, она ошиблась? Женские кровотечения случались у нее с большими задержками и нерегулярно, она даже толком не могла припомнить, когда кровила в последний раз, и тем более определить, как давно носит младенца. Если носит. Она прижала ладонь покрепче, пытаясь нащупать ножки или почувствовать биение сердечка. Нет, ничего такого пока не было. Сама того не заметив, Розамунда уснула, так и оставив руку на животе, сладко грезя о будущем, в котором не будет ни сражений, ни расставаний.
Земля была твердой и холодной. Генри получше закутался в плащ и одеяло. На рассвете Эдуард, судя по всему, готовится выступить. Вроде бы они хорошо продумали расположение войск: основные силы поставили на высокой Тайтонской пустоши, что неподалеку от Тэдкастера, справа там течет речушка, Петушиный ручей, она и правда узкая, но сейчас, после дождей, она стала шире, и берега у нее крутые. Ближе к ней стоят отряды могущественного Нортумберленда, а люди Рэвенскрэга и покойного его тестя — впритык к нортумберлендцам.
Ветер крутил снежные хлопья, норовя зашвырнуть их под одеяло. Нынешняя резиденция королевы была отсюда совсем близко, и, если бы окно Розамунды выходило на эту сторону, он вполне мог бы увидеть, как оно слабо светится в ночи. Хорошо, что он все-таки приказал верным людям, в случае чего, проводить Розамунду к его друзьям, живущим в Йорке — если сражение окажется слишком жарким… А потом он за ней приедет… когда сможет… и если сможет. Генри был посвящен и в планы бегства Маргариты — коли битва будет проиграна… Что ж, эта француженка всегда отличалась хитростью и себялюбием. В случае печального исхода она намеревалась — временно, конечно, — укрыться в Шотландии. У Генри в Бервике были земли и имение, это у самой границы. Когда он был подростком, его вывозили туда на лето, поэтому королева именно его выбрала в проводники.
Однако, чтобы выполнить королевское поручение, для начала надо остаться живым, и не слишком изрубленным. Генри невесело усмехнулся. Наверняка примерно такими же пожеланиями напутствовали обе армии те, кто отправил их на очередное сражение.
К черту сражение, к черту королевские прихоти, перед боем куда приятнее думать о Розамунде. Как хорошо, что ей больше не надо бояться ее бывшего женишка. Знал бы он про этого кузнеца раньше, живо бы выбил из его убогой башки охоту гоняться за «похищенной возлюбленной», Генри было бы куда спокойнее, если бы Розамунда осталась дома, в Рэвенскрэге, но что толку теперь переживать. Ну да ладно, о ее безопасности он позаботился. В завтрашней сваре он постарается остаться живым. И в бой пойдет с мыслями о своей любимой, а не о чужеземке-королеве и ее придурковатом муженьке.
Ему казалось, что эта лютая холодная ночь никогда не кончится. Солдаты обеих армий, растянувшихся на безоглядных пространствах, тщетно пытались уснуть, ворочаясь под холодными одеялами, сбиваясь все теснее, чтобы согреться теплом друг друга. А утром святого дня, ибо, напомним, это было Вербное воскресенье, их одеяла были похожи на саваны: снег лежал на них ровной пеленой. Из окрестных церквей порывы ветра доносили звон колоколов, призывавших паству на праздничную обедню. А тысячи солдат, вместо того чтобы славить Господа, занимали исходные позиции для кровавого деяния.
29 марта 1461 года от Рождества Христова, в великий для каждого христианина праздник йоркисты и ланкастерцы снова сошлись для сечи, на открытой всем ветрам Тайтонской пустоши. Зачинщики битвы начали наступление, их вели сам Эдуард, Фоконберг и Уорик. Защищавшимися ланкастерцами командовали Нортумберленд, Сомерсет и Эксетер.
Хотя наступавшим бил в лицо ветер со снегом, воинственные вопли, доносившиеся с их стороны, свидетельствовали о том, что силы у них немалые, тысяч эдак тридцать. У ланкастерцев, правда, солдат было гораздо больше, но среди них обреталось много шотландцев и бургундцев, нанятых королевой. Генри слыхал, что эти удальцы более искусны в мародерстве, нежели в честном бою, они и ради родной-то земли едва ли станут жертвовать своей шкурой.
Сквозь снежную пелену на ланкастерцев неожиданно посыпался град смертоносных стрел, солдаты, взвыв от боли, спешно заслонились щитами, зарядили луки, но ответная атака не удалась, летящие против ветра стрелы никого не задели, Йоркисты же, не растерявшись, подобрали вражеский подарочек и снова угостили противника его же стрелами. Когда колчаны обеих армий опустели, вперед двинулась легковооруженная пехота, готовая принять на себя, как уж исстари повелось, основные тяготы боя.
И вот раздался сокрушительный треск и леденящий душу скрежет: противники сошлись. И началась резня. Каждый защищался, как мог, стараясь заодно уложить побольше врагов.
Солдаты Генри сражались, как львы, не отступая от него ни на шаг. Вскоре раненой его руке стало не под силу удерживать меч, Генри переложил его в левую. Однако драться левой было очень неудобно. Сунув меч в ножны, он принялся размахивать алебардой, стараясь бить точно по шлемам и кирасам. Ноги Генри разъезжались на скользком, пропитавшемся кровью снегу, со всех сторон на него сыпались оглушительные удары.
Через несколько часов он уже едва держался на ногах, а вражеский напор все не ослабевал. Генри страшно хотелось пить, но он не осмеливался снять шлем и открыть лицо. Оруженосец протянул ему бурдюк с разбавленным вином. Генри поднял забрало и поднес бурдюк к губам, но струя оказалась слишком сильной и большая часть вожделенной влаги пролилась ему на подбородок. Он слышал немало рассказов о том, как обыкновенная жажда становилась причиной гибели многих славных воинов. Чтобы напиться, нужно было снять шлем, а враг только того и дожидался. Да, кстати о шлеме, сколько еще ударов он сможет вынести? Генри чувствовал, как сильно его шлем успели покорежить, словно на голову его владельцу обрушили полыхающую небесную звезду, а не металлические копья. Голова Генри разрывалась от боли, а в ушах стоял непрерывный пронзительный звон.
Уже где-то за полдень на помощь врагу пришли свежие подкрепления, и все чаще Генри подумывал о том, что ланкастерцам не выстоять. Их правый фланг напористо теснили к речке, солдатам приходилось бороться за каждую пядь, чтобы не сорваться с крутого берега, но все чаще и чаще слышались вопли падавших в воду раненых и убитых.
Внезапно послышались панические крики, призывавшие скорее бежать. Генри в этот момент, держа на руках смертельно раненного Аэртона, бродил среди гор трупов, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. Он хотел отнести друга к его коню, но Аэртон умолял оставить его прямо здесь, на поле, говорил, что о теле позаботятся его солдаты и что он не заставит их долго ждать. Генри опустил умирающего рядом со страшным холмом — из лежавших вповалку трупов. Иного укрытия от пронизывающего ветра поблизости не было. Генри стащил с головы Мида искореженный шлем, едва шевеля губами, тот сразу же стал уговаривать Генри бежать, не упускать возможности спастись.
Люди Генри молили его о том же. Да, йоркисты уже начали собирать кровавую дань с поверженного противника. Покинул поле тяжело раненный Нортумберленд. Часа три назад Генри послал своих людей к Розамунде, ибо надежд на победу становилось все меньше, да еще при таком ветре. Генри не привык бежать, но он должен выжить, чтобы выполнить свои обязательства. К тому сражаться дальше, зная, что все предрешено и тебя наверняка прикончат, не имело смысла.
Вскоре Генри уже сидел на своем Диабло, пытаясь пробраться среди гор трупов, копыта жеребца то и дело скользили на кроваво-снежной грязи. Наконец Генри удалось выехать на открытое пространство, и он приказал своим солдатам следовать за ним Вокруг кипела страшная сеча. Узкое русло Петушиного ручья было запружено трупами, по ним, точно по мосту, переправлялись еще живые. По-весеннему бурливая вода была красной от крови.
