Дезире - Зелинко Анна-Мария (библиотека книг .TXT) 📗
Наконец он заметил мое присутствие.
— Это шведская форма. Идет она мне?
Я кивнула.
— Мы приглашены к императору завтра в одиннадцать часов, — сказал он. — Я просил аудиенции и надеюсь, что ты будешь меня сопровождать. Эссен, шарф полагается надевать под пояс, или он должен покрывать его?
— Он должен прятать пояс, Ваше высочество.
— Прекрасно. Тогда ваш пояс мне не нужен. Я надену пояс от французской маршальской формы, и никто не заметит. Дезире, как тебе кажется, подходит мне эта форма?
М-м Ля-Флотт объявила, что приехала Жюли. Я вышла в гостиную. Последние слова Жан-Батиста, которые донеслись до меня:
— Мне еще нужна сабля.
Жюли казалась маленькой и потерянной среди тяжелых складок своего манто цвета… конечно, темно-красного. Она стояла у окна и задумчиво глядела в сад.
— Жюли, прости, что тебе пришлось ждать…
Жюли вздрогнула, потом слегка наклонила голову на очень худенькой шее, широко раскрыла глаза, как будто видела меня в первый раз, и низко присела, сделав придворный реверанс.
— Не смейся надо мной! — крикнула я. — У меня и без того много разных забот.
Жюли оставалась невозмутимой.
— Ваше королевское высочество, я не смеюсь.
— Поднимись! Поднимись немедленно и не раздражай меня. С каких пор королева приседает перед наследной принцессой?
Жюли выпрямилась:
— Так бывает, если королева без королевства, чьи подданные бунтуют с первого дня против нее и против короля, а муж наследной принцессы избран народом и Сеймом в качестве наследника трона. Я поздравляю тебя, поздравляю от всего сердца.
— Но откуда ты знаешь? Мы сами узнали об этом только сегодня ночью, — спросила я, садясь рядом с ней на маленький диванчик.
— Верь мне, ни о чем другом не говорят в Париже! Мы все посажены императором на завоеванные им троны, мы, в сущности, его представители. Но в Швеции Сейм на своем собрании единогласно избрал… Дезире я просто теряю рассудок! — Она засмеялась. — Я завтракала сегодня в Тюильри, император много об этом говорил и ужасно дразнил меня…
— Дразнил?
— Да, он хотел меня обмануть. Представляешь, он хотел меня уверить, что Жан-Батист теперь подаст ему прошение об увольнении из французской армии, что он станет шведом. Мы так смеялись…
Я посмотрела на нее удивленно.
— Вы смеялись? Что же тут смешного? У меня сердце сжимается, когда я подумаю…
— Во имя Неба, дорогая, это же не может быть правдой?
Я молчала.
— Но никто из нас никогда бы не подумал, что такое может случиться, — прошептала она. — Жозеф ведь король Испании, оставаясь французом. И Луи — король Голландии. Он бы ужасно возмутился, если бы его считали голландцем. И Жером и Элиз…
— Именно в этом и заключается разница, — наконец, сказала я. — Ты же сама только что сказала, что между вами и нами большая разница.
— Но скажи, неужели вы действительно думаете жить в Швеции?
— Жан-Батист — конечно. Что касается меня — это зависит от обстоятельств.
— От чего зависит?
— Я, конечно, поеду туда, — я наклонила голову. — Послушай, они требуют, чтобы меня звали Дезидерия. Это по-латыни означает «желанная». Я останусь только в том случае, если действительно буду желанной в Стокгольме.
— Какие глупости ты говоришь. Конечно, они хотят тебя, — заявила Жюли.
— Я в этом вовсе не уверена, — ответила я. — Старые благородные фамилии Швеции и моя новая свекровь…
— Какие глупости! Свекрови только потому ненавидят нас, что мы отнимаем у них сыновей, — проговорила Жюли, думая о мадам Летиции. — А Жан-Батист — не родной сын королевы Швеции. Кроме того, у тебя в Стокгольме есть Персон. Он, конечно, вспомнит, как добры были к нему папа и Этьен, тебе только нужно будет пожаловать ему дворянское звание, и ты сейчас же будешь иметь друга при дворе, — пробовала утешить меня Жюли.
— Ты все представляешь себе совершенно по-другому, — ответила я, вздыхая.
Я поняла, что Жюли совершенно не понимает того, что происходит. И она уже опять полна мыслями о Тюильри.
— Послушай, императрица, кажется, беременна. Что ты скажешь? Император вне себя от радости. Его сын будет носить титул короля Римского. Так как Наполеон решил, что это будет обязательно сын.
— Сколько времени императрица думает, что она беременна? Не со вчерашнего дня?..
— Нет. Уже три месяца. И…
Постучали, и м-м Ля-Флотт объявила:
— Господа из Швеции, которые уезжают сегодня вечером в Стокгольм, спрашивают, могут ли они проститься с Вашим высочеством?
— Попросите их войти.
Не думаю, чтобы кто-нибудь из них мог прочесть на моем лице, как я боюсь будущего. Я протянула руку фельдмаршалу графу фон Эссену, самому верному слуге дома Ваза.
— До встречи в Стокгольме.
— До встречи в Стокгольме, Ваше высочество, — сказал он, откланиваясь.
Провожая Жюли, я была очень удивлена, встретив в галерее графа Браге.
— Разве вы не возвращаетесь в Стокгольм вместе с фельдмаршалом фон Эссеном, чтобы приготовиться к приему моего мужа?
— Я просил назначить меня временным адъютантом Вашего королевского высочества. Мою просьбу удовлетворили. Я к Вашим услугам, Ваше высочество!
Этот мальчик высокого роста, с тонким станом восемнадцатилетнего юноши, с черными блестящими глазами и вьющимися как у моего Оскара волосами, этот граф — Магнус Браге, сын одной из наиболее аристократических семей Швеции, личный адъютант… бывшей м-ль Клари, дочери торговца шелком из Марселя…
— Я прошу Ваше королевское высочество оказать мне честь позволить сопровождать вас в Стокгольм, — сказал он тихо.
А думал он, вероятно, так: «Попробуйте только сделать гримасу при виде нашей новой наследной принцессы, когда ее сопровождает граф Браге! Попробуйте только!»
Я улыбнулась.
— Спасибо, граф Браге. Но, знаете ли, я просто не представляю, чем занять знатного молодого офицера…
— Ваше королевское высочество, конечно, придумает для меня какое-нибудь занятие… А пока я могу играть в мяч с Оскаром, простите, с герцогом Зедерманландским.
— При условии, что вы больше не будете бить стекол, — сказала я, смеясь.
Впервые мой страх как будто немного отступил. Может быть, действительно, все это не так ужасно?..
Мы были приглашены к императору к одиннадцати часам утра. Без пяти одиннадцать мы вошли в переднюю, где Наполеон заставлял часами ожидать дипломатов, генералов, иностранных принцев и наших министров.
Когда мы вошли, воцарилось молчание. Все смотрели на шведскую форму Жана-Батиста, и вокруг нас постепенно образовалась пустота. Широкий проход образовался сразу же, когда Жан-Батист попросил адъютанта императора передать, что прибыл князь Понте-Корво, маршал Франции, с женой и сыном.
Мы чувствовали себя, как на острове. Никто не хотел нас знать, никто нас не поздравил. Оскар прижался ко мне и вцепился в мою юбку своими тонкими детскими ручками. Все присутствующие, конечно, были в курсе событий: народ другой державы предложил корону Жану-Батисту, и это было решено единогласно. А за дверью, на бюро императора, лежало прошение Жана-Батиста об отчислении из армии и о переходе в подданство другой страны. Жан-Батист не хотел больше быть французским гражданином…
На нас кидали боязливые взгляды. Наш вид, наше присутствие беспокоило их. При дворе понимали, что за дверью, в кабинете императора нас ожидает ужасная сцена, одна из тех сцен сумасшедшего бешенства, от которых дрожали стены и сыпалась штукатурка колонн.
«Благослови нас, Боже, часами ожидать здесь!» — подумала я, кидая взгляд на Жана-Батиста.
Он рассматривал одну из створок двери в кабинет императора. Он так смотрел на шляпки гвоздей, как будто видел их в первый и последний раз.
Пробило одиннадцать часов. Менневаль, секретарь Наполеона, вышел.
— Его величество просит князя Понте-Корво с семьей войти…
Кабинет императора так велик, что похож на парадный зал. В глубине — огромный письменный стол, и ковровая дорожка невероятной длины тянется от двери до этого стола. Иногда Наполеон встречает своих друзей в середине этого пути. Но мы должны были пройти от начала до конца.
