Дезире - Зелинко Анна-Мария (библиотека книг .TXT) 📗
Небо действительно походило на свежевыстиранную простыню, а зеленые льдины плыли по Мелару. Между зеленых льдин вода бурлила и ревела, снег падал, льдины сталкивались с треском и грохотом. Удивительно. Весна в этой стране приходит не ласковая и мягкая, а с морозами, с резким ветром и очень, очень медленно.
В один из первых дней весны графиня Левенхаупт объявила мне:
— Ее величество королева просит Ваше высочество к себе на чашку чая.
Меня это удивило. Каждый вечер Жан-Батист и я ужинали с сыном, а потом проводили около часа у королевы. Кроме того, королю уже лучше, он опять сидит в своем кресле, с доброй улыбкой на старческих губах. Только левый уголок рта еще немножко перекошен.
Я никогда еще не делала визита королеве одна. Да и к чему? Разве нам есть что сказать друг другу?
— Скажите Ее величеству, что я буду, — ответила я и быстро прошла в туалетную комнату.
Я причесалась, накинула на плечи пелерину из двойного меха, подаренную мне Жаном-Батистом, и пустилась в путь по мраморным лестницам, где царил ужасный холод, в покои королевы.
Они сидели вокруг низенького круглого стола, все трое: королева Гедвига-Элизабет-Шарлот, моя приемная свекровь, которая должна была меня любить; королева София-Магдалена, которая имела все основания меня ненавидеть; и принцесса София-Альбертина, которая должна была быть ко мне совершенно равнодушной. Старая дева со сдержанным выражением лица, с плоской грудью, с плохо причесанными волосами, с колье дурного вкуса на высохшей шее. Все три вышивали.
— Садитесь, мадам, — сказала королева.
Они продолжали вышивать. Розы с бутонами, которые вились гирляндами по их рукоделию. Розы неправдоподобно розового цвета.
Сервировали чай. Дамы отложили рукоделие и взяли чашки. Я отпила глоток и обожгла язык. По знаку королевы лакей вышел из гостиной. Не было также ни одной статс-дамы.
— Я хочу поговорить с вами, дорогое дитя, — сказала королева.
Принцесса София-Альбертина приоткрыла длинные зубы в насмешливой улыбке. Вдовствующая королева безразлично смотрела на свою чашку.
— Я хочу вас спросить, дорогая дочь, считаете ли вы, что хорошо исполняете обязанности наследной принцессы Швеции?
Я почувствовала, что краснею. Светлые, пытливые глаза остановили свой немного близорукий взгляд на моем покрасневшем лице.
— Я не знаю, мадам, — произнесла я. Королева подняла брови.
— Вы не знаете?
— Нет, — сказала я. — Я не могу судить об этом. Ведь я в первый раз в жизни стала наследной принцессой. Кроме того, я очень недавно стала ею.
Принцесса София-Альбертина разразилась блеющим смехом. Да, она блеяла, как коза. Королева подняла руку. Ее голос был сладок, как мед.
— Достойно сожаления для шведского народа, а еще больше для наследника трона, избранного народом, что вы не знаете, как должна вести себя наследная принцесса, мадам.
«Все напрасно, — думала я. — Уроки манер у Монтеля, уроки игры на фортепьяно, грациозные жесты, плоды такого большого труда. Совершенно напрасно, что я храню молчание на всех придворных праздниках, чтобы не поставить Жана-Батиста в неловкое положение каким-нибудь неосторожным словом. Все напрасно, все напрасно!»
— Наследная принцесса не выезжает в коляске в компании адъютанта своего мужа, несопровождаемая статс-дамой.
«Господи, она говорит о Виллате!»
— Но я знаю полковника Виллата долгие годы! Он бывал у нас еще в Соо, и мы болтали в былые времена, — сказала я с усилием.
— На придворных праздниках наследная принцесса должна уметь поддерживать беседу со всеми приглашенными. Но вы, вы безмолствуете, мадам, как глухонемая.
— Слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли, — сказала я непроизвольно.
Старая дева с козьим лицом испустила новое блеяние. Светлые глаза королевы расширились от удивления.
Я быстро сказала:
— Это не мои слова, это слова одного из наших… одного французского дипломата, графа Талейрана, князя Беневентского. Может быть, Ваше величество…
— Я знаю, конечно, кто такой Талейран, — сказала королева раздраженно.
— Мадам, когда человек не слишком умен, не много учился и когда он одновременно должен перестраивать все свои мысли, невозможно требовать, чтобы он свободно беседовал и вел себя, как в привычной обстановке. Поэтому я предпочитаю молчать.
Чашка зазвенела. Вдовствующая королева резко поставила ее на стол. Ее рука дрожала.
— Необходимо выучиться поддерживать разговор, мадам, — сказала королева. — В противном случае, я действительно не представляю себе, какие мысли вы желаете скрыть от своих друзей, шведов, которые будут вашими подданными.
Я сложила руки на коленях и дала ей выговориться. Все имеет конец, даже и этот разговор за чашкой чая.
— Один из моих лакеев доложил мне, что ваша горничная спрашивала, где находится лавка какого-то Персона. Я хочу вам заметить, что вы не можете делать покупки у этого торговца.
Я подняла голову:
— Почему?
— Этот Персон не является поставщиком двора и никогда им не будет. Ваш вопрос меня удивляет, мадам. Этот человек считается чем-то вроде партизана. У него революционные идеи.
Я широко открыла глаза:
— Персон?
— Этот Персон находился во Франции во время революции. Под видом обучения коммерции. По возвращении на родину он окружил себя студентами, писателями и другими горячими головами и передавал им идеи, которые привели к несчастью французского народа.
Что она хотела сказать?
— Я вас не понимаю, мадам. Персон был у нас в Марселе, он работал в торговом доме моего отца, по вечерам я давала ему уроки французского языка, и мы с ним выучили наизусть Декларацию Прав человека.
— Мадам! — она призывала меня к порядку, и это прозвучало как выдох. — Я прошу вас немедленно забыть все это. Совершенно непозволительно, чтобы какой-то Персон мог когда-либо брать уроки у вас… или… — она сделала глубокий вдох, — или что он когда-либо имел дела с вашим отцом.
— Мадам, папа был в свое время очень известным торговцем шелками, и дом Клари до настоящего времени пользуется отличным кредитом.
— Я вас прошу, забудьте все это, мадам. Вы — наследная принцесса Швеции.
Настало долгое молчание. Я рассматривала свои руки. Мои мысли путались. Наконец я сказала:
— Я начала изучать шведский язык… но это, кажется, уже не имеет значения.
Никакого ответа. Тогда я подняла глаза.
— Мадам, уговорили бы вы Его величество короля назвать Жана-Батиста регентом, если бы его супругой была не я?
— Возможно.
— Выпейте еще чаю, мадам. — Это коза своим дрожащим голосом.
Я отказалась.
— Я решила поговорить с вами, — сказала королева своим холодным голосом, — чтобы вы нашли способ подобающе вести себя, дитя мое.
— Я как раз над этим думаю.
— Вы не должны позволять себе ни на один миг забывать, что вы жена нашего доброго сына, наследного принца, мадам, — заключила королева.
Тогда мое терпение лопнуло.
— Ваше величество только что требовали, чтобы я забыла, кто был моим отцом, теперь вы требуете, чтобы я не забывала, кто мой муж. Я прошу вас раз и навсегда знать: я ничего не забываю и никого не забываю.
Без разрешения я поднялась. К черту этикет! Три дамы сидели очень прямо. Я низко присела.
— В моей стране, в Марселе мимоза уже в цвету, мадам. Когда станет немного теплее, я уеду во Францию.
Эти слова возымели неожиданное действие. Все трое подскочили.
Королева смотрела на меня с испугом, старая коза недоверчиво, и даже черты вдовствующей королевы отразили удивление.
— Вы хотите уехать? Когда эта мысль пришла вам в голову, дорогое дитя? — спросила королева.
— Только что, Ваше величество.
— Боюсь, что это не решение вопроса при нынешнем положении страны. Вам следует поговорить с нашим дорогим сыном, наследным принцем, — сказала она.
— Я не предприму ничего без согласия моего мужа.
— А где вы будете жить в Париже, мадам? У вас там нет дворца, — заметила старая коза оживленно.