Коллекция: Не в первый раз замужем - Оселедчик Михаил (книги онлайн txt) 📗
Потрясенный Юлькиной жестокостью аспирант решил было уйти в запой, но был железной рукой Юльки возвращен оттуда. Спустя полгода он действительно женился на своей бывшей студентке, а еще через год весело скакал с бутылочками от дома до молочной кухни и обратно. Как говорится в бородатом анекдоте, а жизнь-то наладилась.
Как правильно изучать языки
Сама же Юлька легко поступила в Институт иностранных языков, благо с детства прилично знала английский, и вышла на оперативный простор. Выбор института был сделан вполне сознательно. Чтобы познакомиться с мужчинами разных стран, лучше всего попасть в эти самые разные страны. А попасть в них в данном конкретном случае легче всего, работая переводчиком. Следовательно, нужно идти и учить языки, причем как можно больше.
Институт занимал старинное пятиэтажное здание в центре города. Юльке нравились высокие потолки, гулкие коридоры, наполненные веселым студенческим народом, нравились буфеты, где в отличие от обычных российских пищеблоков варили настоящий кофе в маленьких турочках на раскаленном песке. Этот кофе своим божественным ароматом навевал мечты о дальних странах, столиках на террасах, горячем песке, ярком немосковском солнце, пальмах, смуглых мужчинах в белоснежных костюмах, аперитивах и всем остальном, что так славно описывали Жоржи Амаду или Варгас Льоса.
Еще Юльке очень пришлось по душе предоставленное в ее полнейшее распоряжение разнообразие мужчин, которое мог ей предложить институт, где учились не только выходцы из самых дальних уголков нашей просторной Родины, но и представители многих экзотических стран, приехавших изучать русский как иностранный. Юлька с огромным удовольствием созерцала белозубых негров, веселых и подвижных, как мартышки, или, наоборот, суровых и величественных, как слоны. Ее занимали миниатюрные китайцы и корейцы с узкими глазами и непроницаемыми лицами, которые, казалось, жили вне пространства и времени, погруженные в дебри своей древней культуры. Особенно же ей нравились гибкие латиноамериканцы, тела которых не просто двигались в нужном направлении, а танцевали. Видимо, секс и танец были в их крови, заменяя примитивные европейские лейкоциты и эритроциты и все остальное, что еще там намешано. Особое место занимали рослые флегматичные северяне и смуглые арабы.
В общем, Юлька чувствовала себя девочкой-сладкоежкой, усаженной за специально для нее накрытый стол, уставленный благоухающими пирожными и томно темнеющими шоколадными конфетами, соблазняющий засахаренными фруктами, орехами в меду и марципанами. Все это великолепие только для тебя, и единственное, что ты должна сделать, — это выбрать, с чего начать. Но ведь выбор — это самое тяжелое! Ведь нужно не ошибиться и изначально полакомиться самым вкусным, чтобы потом, пресытившись, не потерять ни одного оттенка, ни одной подробности лучшего лакомства!
Впрочем, надо отдать должное Юлькиному характеру и воле к победе: начала она с самого достойного кандидата.
Превращение немца в человека
Красавица Юлька, с ангельским личиком, обрамленным белокурыми локонами, точеной фигуркой, сверкающими весельем глазами, да к тому же умница с железной волей, действовала на мужчин неотразимо. Студенты, аспиранты и представители профессорско-преподавательского состава падали к ее ногам, как спелые плоды в осеннем саду с отягощенных изобильным урожаем ветвей. Стоило Юльке уронить авторучку, как тотчас сталкивались лбами два или три однокурсника, стремглав пикировавшие на заветный предмет, как коршуны на толстого зайца: лишь бы услужить красавице и удостоиться ее пусть мимолетной, но все же тебе предназначенной улыбки. Как только Юлька заходила в буфет, галантные кавалеры спешили принести ей чашечку кофе и тарелочку с пирожными. Когда их курс пошел в учебный поход, то Юлька была окружена немыслимым количеством желающих подать ей руку при форсировании канавки, перенести ее на руках через лужу или ручеек или просто тащить ее рюкзачок. В общем, Юлька была признанной королевой института и принимала восторг своих подданных с должным, поистине царственным достоинством, как нечто само собой разумеющееся.
Очень редко кто-то из страстных поклонников нашей королевы вознаграждался за усердие и преданность по-царски: получал доступ к телу. Счастливчика всегда можно было определить по бессмысленно-восторженному выражению лица. К чести Юлькиных мужчин следует отнести то, что никто из них никогда не распространялся о полученном наслаждении. Лишь один из них как-то посмел проронить несколько слов, после чего был пожалован смертоубийственным взглядом повелительницы, навсегда облит презрением и изгнан из свиты. Остальные усвоили урок и могли позволить себе только мечтать…
И лишь один человек не обращал на нашу героиню ни малейшего внимания. Впрочем, он ни на кого, кроме собственной персоны, внимания не обращал. Это был вызов. Достойный вызов. Юлька была счастлива как истинный боец, наконец-то встретивший настоящего соперника с твердой рукой и боевыми шрамами после скучных учебных поединков с неумелыми школярами. Противники учтиво отсалютовали друг другу шпагами и встали в исходную позицию.
Как это уже бывало в России, врагом оказался немец. Да еще какой немец! Увидев его первый раз, Юлька мечтательно прошептала про себя: «Экая славная немчура!» И тут же представила себе, как они… Впрочем, об этом позже.
Петер Лемке был высок, широкоплеч, худ и белобрыс. Над широкими плечами помещалась небольшая голова с очень короткой стрижкой. Худощавое лицо всегда хранило надменно-брезгливое выражение. Ледяные глаза и жесткие черты лица сразу вызывали желание обрядить их владельца в эсэсовскую форму, выдать монокль и хлыст, а потом с чистой совестью пристрелить. Общаться ни с кем Петер не желал категорически, друзей не заводил, жил в чисто вылизанной комнатке в общежитии один и целый день сидел в библиотеке, что позволило ему очень быстро стать круглым отличником. Но, даже получая пятерки и выслушивая похвалу от преподавателей, Лемке сохранял суровое и неприязненное выражение лица. Бедные педагоги потом только зябко поеживались после неприятных воспоминаний о встрече с этим снобом.
Понятно, что ни друзей, ни подруг у Петера не было, да и быть не могло. Даже на нашу королеву он смотрел с явной неприязнью и брезгливостью. Пару раз Юлька пыталась с ним поговорить, но Лемке — кстати, прекрасно знавший русский — сухо отвечал:
— Простите, я плохо понимаю по-русски, — разворачивался и уходил.
Юлька была раззадорена и решила проучить надменного сумрачного германского гения. Изобретательности ей было не занимать, к тому же Юлька отлично просчитала, что молодой мужчина, долго лишенный жизненно необходимого ему секса, при всем своем нордическом характере является, по сути дела, более чем легкой мишенью, поскольку «в связях, порочащих его, замечен не был» (и именно поэтому).
Значит, нужно было изобрести маневр и заставить немца сдаться на милость победительницы. Прямой штурм здесь не подходил в силу характера Лемке. И Юлька воспользовалась методой старой как мир, а потому исключительно надежной.
По утрам вначале у них шли общеобразовательные предметы, на которые собирался весь курс. Лекции читались обычно в больших поточных аудиториях на первом этаже, построенных в виде амфитеатра. Ступеньки шли сбоку и были довольно крутыми. Юлькину задачу облегчало то обстоятельство, что Петер всегда садился на первую парту прямо перед лекторской кафедрой и прилежно записывал все, что слышал, в промежутках сверля лектора неприязненным взором, будто подозревая его в заведомой дезинформации.
Во время перерыва Юлька стала спускаться по лестнице и, неожиданно подвернув ножку, обутую в изящную туфлю на очень высокой шпильке, грациозно упала на колено.
— О Боже! — заплакала Юлька. — Я сломала ногу! Помогите, Петер, прошу вас!
Злосчастный немец искренне удивился, но, как истинный ариец и мужчина, тут же поспешил на помощь женщине, попавшей в беду. Воспользовавшись ситуацией, Юлька обвила руками его шею и жалобно попросила отнести ее в медпункт. Побагровевший немец легко подхватил ее на руки и осторожно понес к врачу, сопровождаемый завистливыми взглядами однокурсников и молодого доцента: такую ношу каждый из них с удовольствием бы тоже отнес куда угодно (а лучше всего — в свою постель).
