Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
— Не совсем.
— По городу ходят невообразимые слухи…
…в этом Глеб ни на секунду не усомнился. Хотя приехали они ранним утром, когда город большей частью спал, и задерживаться в нем не стали, сразу отогнав грузовички к особняку. Благо, при нем имелась старая конюшня, куда уместились и моторы, и нехитрый их груз.
— …но я точно знаю, что с вами в него придет ветер перемен.
Она шла неторопливо. Цокали каблучки по мостовой, ветер шевелил ленточки на соломенной шляпке, а Глеб ощущал себя полным идиотом.
— Так, значит, вам кухарка необходима…
— И кто-нибудь, кто возьмется убирать в доме. Для начала в доме, — уточнил Глеб. — Еще бригада строителей. Проверенных.
Была мысль пригласить из столицы, но пока они доберутся. Да и местные всяко дешевле станут.
— Желательно, чтобы был кто-то с даром.
— Это сложно, — девица сунула книгу под мышку. — У нас здесь… очень тихое место.
Это пока…
…мальчишкам запрещено покидать территорию поместья, но если Глеб понимал хоть что-то, то запрет этот продержится от силы пару дней. Любопытство подопечных было куда сильнее здравого смысла. Со здравым смыслом у детей в принципе было… непросто.
— Но я уверена, что дядя вам поможет… а зачем вам строители?
— Строить.
— Что?
— Все.
— Вы такой… милый, — девица неискренне хихикнула и подхватила выскользнувшую книгу. — А вы читали «Одуванчики на ветру»?
— Нет.
— Ах, это такое тонкое произведение… оно заслуженно собрало все награды…
— Далеко еще?
— Что? — она моргнула.
— До таверны далеко?
Глеб крепко подозревал, что повели его кружным путем, а потому испытывал немалое искушение скинуть щиты. И пусть обычные люди не способны были видеть тонкое тело, но рядом с отмеченными темной силой они начинали чувствовать себя крайне неуютно.
— О нет, мы почти пришли… к слову, настоятельно рекомендую. У дядюшки просто-таки отличная кухарка, потому он на ней и женился. Сегодня у них уха из белорыбицы, и еще карп, запеченный в сметане с травами. Конечно, блюдо не столичное, но, поверьте, готовят его великолепно. И грушевый пирог…
В животе заурчало.
Грушевый пирог придется в тему. А Земляной погодит со своими кладбищами. Его очередь следить за зоопарком, Глеб же в благодарность так и быть, захватит с собой и пирога, и этого самого карпа.
…готовили здесь и вправду неплохо.
И даже девица — ее звали Адель — не слишком раздражала. Она устроилась по другую сторону стола, подперев ладонью подбородок, и изо всех сил старалась понравиться. Она щебетала.
Трогала пальчиками щечки, будто желая взбить их, словно перину.
Но щечки и без того были пухлы.
Она то наклонялась, заговаривая громким шепотом, то вдруг начинала смеяться, то замолкала, притворяясь заинтересованной.
Это утомляло.
Но карп в сметане и вправду удался, а хмурая женщина, появившаяся с кухни, взмахом руки заставила Адель замолкнуть.
— Кухарка, стало быть? — у женщины было круглое лицо, распаренное, раскрасневшееся. От нее несло кухней, в том ее многообразии запахов, которое одновременно пробуждает и аппетит, и отвращение. — В старый дом?
— Именно.
— И сколько?
— Двое взрослых, восемь детей… не маленьких, — на всякий случай уточнил Глеб, потому что женщина нахмурилась. — Вот таких примерно. Неприхотливые, но прожорливые.
В этом он успел убедиться, обнаружив, что от трех ящиков консервированной фасоли осталось две жалких банки. И главное, никто не признается, что взял.
— Наставники, стало быть, — лицо женщины разгладилось. — Маги?
— Да. А…
— Пакостить станут. Дети всегда пакостят. А уж когда маги…
С этим нельзя было не согласиться. И главное, что пакостей стоило ждать весьма специфического толку.
Девица, явно прислушивавшаяся к беседе, вдруг зарделась.
— А платить сколько станете?
— Пять рублей в неделю.
Гладкие руки скомкали передник, а женщина поинтересовалась:
— С чего такая щедрость?
Глеб же молча повернул кольцо. Почему-то показалось, что эта женщина поймет.
— Вот как, стало быть… — произнесла она задумчиво, потирая одну красную ладонь о другую. Ее руки, слегка опухшие, с покрасневшею распаренной кожей, больше походили на клешни. — Надолго в наши края?
И сама же себе ответила.
— Надолго… мой-то говорил, что старое училище продали. Вам, значится?
— Нам. Не продали. Передали.
— Школу будете делать?
— Будем.
— У темных нету.
— Знаю.
Она не боялась. И это, пожалуй, было хорошо.
— Что ж… тут подумать надобно… хотела к вам Адельку поставить…
…вот уж не было печали. Глеб смутно подозревал, что в его доме милую Адель меньше всего будет интересовать кухня.
— …но уж больно она вас глазами облизывает. Ишь, бесстыжая…
Бесстыжая сделала вид, что слышать не слышит, и вовсе интересует ее чучело совы, пристроенное на подоконнике.
— А все романчики эти, преглупые, о любви… нет, пусть уж мой сам с нею разбирается, я к вам пойду. Только семь платить станете.
— Хорошо.
Цену Глеб мог бы поднять и до десяти, впрочем, обычно кухарки обходились куда дешевле. Правда, и надолго не задерживались.
— На продукты отдельно. Рыбу будем у местных брать, так оно дешевле, чем на рынке. Прочее… поглядим сперва, что вам надобно.
— Просто. Сытно. Много.
— Это-то да… завтра с утреца, стало быть… с молочником договорились?
Глеб покачал головой.
— Ага… молока вам надобно, еще сливки взять, масло, творог… сырнички любите?
— Я все люблю.
— Оно и видно, тощий больно… и холостой. Это вы зазря. Холостой мужик для здешних дамочек, что майский жук для жереха.
Адель в своем углу вздохнула и наградила Глеба многообещающим взглядом. Он тронул кольцо.
— Не надейтесь даже… женщину, которая твердо решила выйти замуж, некромантией не остановить.
Мальчишка прятался в ветвях.
Сперва Анна ощутила взгляд, а следом — скрытое неудовольствие молоденького дуба, который хоть и вымахал едва ли не вровень с крышей, но все же не настолько закостенел, чтобы без ущерба для себя держать всяких тут.
— Привет, — сказала Анна, разглядывая гостя.
Не Миклош.
И даже не человек. Не совсем человек. У людей не бывает таких узких, широко расставленных глаз совершенно неестественного ярко-зеленого цвета. Острые скулы. Длинный узкий нос с вывернутыми ноздрями. Тонкая линия губы и слегка выглядывающие из-под верхней клыки.
Поняв, что замечен, мальчишка зашипел.
…а рубашка на нем серая, как и на Миклоше.
— Не бойся.
— Не боюс-сь, — он отцепил руку от ветки, и Анна заметила темные когти. — Есть? П-ечень.
Последнее слово он произнес с явным трудом, вытягивая каждый звук.
— Печенье?
— Да.
Мальчишка по-прежнему разглядывал ее, а она — его, отметив, что и рубашка измята, а на боку вовсе продрана, а вот штаны он где-то потерял и теперь обнимал ветку дуба тонкими босыми ногами.
— Есть. Спустишься?
— Дай.
— Я принесу, — она оперлась на трость. В последние дни боль, если и напоминала о себе, то редко. — Но тебе там будет неудобно.
Печенье она испекла еще тем вечером, сама не зная, для кого, но… пригодилась. И пусть банка была другой, расписанной цветами циннии, но Анна улыбнулась.
Почему бы и нет?
Этим гостям она была не то, чтобы рада. Скорее… от них не стоило ждать удара.
— Вот, — она поставила на столик печенье и кувшинчик с молоком, выложила перчатки, соломинку. Подвинула стакан и отступила. — Спускайся.
Мальчишка зашипел.
…радужный народ?
Кто из них?
Иль-ши, лисье племя, владеющее Словом осени и способное остановить время? Их шаман приходил к Анне еще тогда, когда Никанор пытался найти выход. Он ступал бесшумно, и босые ноги не оставляли следа на белых коврах. Он принес запах сентября и золотой кленовый лист, который положил на макушку.