Любовник из каменного века (СИ) - Володина Таня (читать книги полные TXT) 📗

— Спасибо! — Вера была тронута. Рылся в архивах ради неё, тратил время. — Приятно, что вы мне поверили. Я боялась рассказывать о своём путешествии во времени, люди могли подумать, что я ненормальная. Ведь даже Олафсону не поверили, а он профессор и всю жизнь изучал петроглифы.

— Кстати, Олафсон сотрудничал с русскими экспедициями.

— Так вот откуда он знает язык!

— Возможно. Он тогда был аспирантом. Именно он обратил внимание учёных на скалу необычной формы, которая получила название Гростайн. В переводе с норвежского это «серый камень». Петроглифов на нём мало и они не такие, как на «бараньих лбах» из серого песчаника.

— Точно! На круглых валунах олени, рыбы, лодки и человечки, а на Гростайне — символы, похожие на письменность. Олафсон сказал, что никто не может их расшифровать.

— Он не соврал. Эти символы настолько необычные, что руководство музея решило изолировать скалу от остальных экспонатов. Построили вокруг неё помещение и пускают туда только организованные группы туристов. А то многие пытались отколоть кусочек на память.

— Ещё бы! Гростайн мерцает и светится, а внутри него плавают разноцветные штуки и взрываются фейерверки. Я бы тоже хотела себе кусочек!

К их столику подошла официантка с тяжело гружёным подносом:

— Бургер с грибами, бургер с сыром, барбекю чикен салат, луковые кольца, картофель фри и два молочных коктейля на десерт.

— А попить? — спросил доцент.

— Напитки без ограничений около кассы.

Олег Петрович с такой жадностью набросился на свой бургер, что Вера застыла. С каким аппетитом он ест! Дежавю. Она сунула в рот луковое колечко и наморщилась, вспоминая, где могла видеть подобную картинку. Из ступора её вывел громкий хруст: Олег Петрович кидал в рот картошку фри и со вкусом чавкал. Вера засмотрелась на его белоснежные зубы и розовые губы. Мысли потекли в ином направлении, далёком от археологии.

— Да, лакомый кусочек, только никому не удалось его заполучить.

— Что? — переспросила Вера.

— Кусочек Гростайна. Даже учёные не смогли взять пробу камня. Хотя они и колотили по нему, и пилили, и пытались заложить в трещину взрывчатку. Ничего не вышло. Трещин не нашли. Гростайн — это монолит, абсолютно цельный и невероятно твёрдый. Его состав так и не был определён. Может, это и не камень. Каким образом люди оставили на нём надписи — неразрешимая загадка для всего археологического мира. В настоящее время таких инструментов нет.

Олег Петрович присосался к соломинке и потянул пепси-колу. Его заросшие мягкой бородкой щёки втянулись вовнутрь.

— Ну не знаю, я легко выцарапала на нём своё имя.

Ломтик картофеля упал Олегу Петровичу на штаны, но он, кажется, не заметил.

— Что вы сказали? Повторите.

— Я написала на Гростайне: «Вера».

— Где?!

— У земли, в самом низу. Немного справа. Я была капельку пьяна, у меня было радостное настроение, а неподалёку старичок стучал по зубилу. Мне тоже захотелось что-нибудь выцарапать. На память.

— На бесценном артефакте, обладающем уникальными свойствами?! Рядом с древними петроглифами вы нацарапали свои… вероглифы?!

— Ха-ха, вероглифы! Я там песочком присыпала, никто не заметит. Интересно, в наши дни эта надпись видна? Наверняка стёрлась за пять тысяч лет, я там не сильно камешком поработала. Совсем чуточку.

Олег Петрович тщательно вытер руки салфеткой и достал из портфеля планшет. Открыл какую-то фотографию и зашевелил пальцами, увеличивая масштаб.

— О, у вас есть фото Гростайна? — догадалась Вера. — Дайте глянуть.

Олег Петрович повернул планшет и спросил:

— Значит, «Вера»?

Внизу скалы явственно виднелась чёткая надпись. Будто вчера сделана. Коряво, но миленько. «Верунчик + Ру».

Олег Петрович молниеносно высосал молочный коктейль и сказал, что у него много работы. Он должен срочно бежать в институт. Расстроенная Вера только и успела спросить вслед:

— Мы ещё увидимся?

— Не сомневаюсь, — как-то чересчур угрюмо ответил Олег Петрович.

4 глава

А в августе погода улучшилась. Каждый день Вера спешила поскорее разделаться со съёмками и обработкой фотографий, чтобы встретиться с Олегом Петровичем. Тот тоже выкраивал час-другой на общение с Верой, но всё остальное время сидел в институте — днём и ночью. Вера поражалась фанатизму, с каким доцент отдавался науке. Кому б другому он так отдавался. Ей, например. На втором свидании она осторожно предложила Олегу Петровичу:

— А давайте доедим эту чудесную пиццу и поедем ко мне? Я покажу вам свою студию.

Олег Петрович дожевал кусок «Маргариты» и пробормотал:

— Ох, это совершенно невозможно. Нет-нет, я не могу. Такому интроверту, как я, пойти в гости — чистое мучение. Стресс на несколько недель.

— Не верю, что дело только в этом. В интровертности.

— Я не готов… — выдавил Олег Петрович. — Вы же знаете мои обстоятельства.

— А если к вам?

— У меня же мама. Болеет.

Вера выбрала тактику мелкого фола. Соблазняла походя и ненавязчиво: опиралась на его руку в транспорте, смотрела жарко в глаза, целовала при встрече и расставании, прижимаясь максимально недвусмысленно. Олег Петрович плыл, но на экстремальное сближение не соглашался. Конечно, если он дожил до тридцати лет девственником, то так просто не дастся.

Однажды Вера похвасталась:

— Я наконец собрала тысячу евро, — она похлопала по своему рюкзачку, где лежал бумажник и загранпаспорт. — Некоторые клиенты наличкой расплачиваются, много неучтёнки. Завтра отнесу деньги в банк и выкуплю забронированные билеты. Полечу лоукостом через Осло, так дешевле.

Олег Петрович вздохнул как-то порывисто, словно у него кольнуло в сердце, и сказал:

— Что ж, пришла пора действовать, да?

— Да! — расплылась Вера. — Через неделю я стану самым знаменитым фотографом в мире! Вы будете мной гордиться! На церемонии вручения нобелевки я упомяну вас в благодарственной речи и, конечно, подарю фотоальбом. С автографом!

— Буду счастлив. Кстати… то предложение ещё в силе?

Вера обмерла. Она сразу догадалась, о чём речь. Перегнулась через стол, заглядывая в смущённое лицо:

— Олежек Петрович! Милый! Я вам тоже нравлюсь, да?

— Диктуйте адрес. Я приеду вечером.

Ох, как многообещающе это прозвучало!

Вера впервые за лето отскребла комнату до блеска. Собрала и вынесла пустые коробочки из-под конфет, суши и китайской лапши, убрала разбросанные платья и бельё. Сдвинула к одной стене стойки с отражателями, у другой стены положила на пол матрас. На раскладушке-то неудобно будет, Олег Петрович крупный. Застелила матрас новым икеевским бельём, гладким и прохладным — не пожалела полторы тысячи рублей для создания постельного уюта. Сверху бросила белую оленью шкуру на малиновом подкладе, получилось по-скандинавски стильно.

Под подушку засунула упаковку презервативов: если у Олега Петровича это первый раз, вряд ли он позаботится. Наверное, так волнуется, что имя своё забыл. Вера хихикнула, вспомнив свой первый раз. Также она купила бутылку вина — не самого дешёвого, но со скидкой. Купила винограда, спелых персиков и, на всякий случай, говяжьих сарделек. У Олега Петровича здоровый аппетит. Если он и трахается, как ест…

Он пришёл, когда стемнело. Сгорбившись, шастнул по коридору в комнату, словно боялся, что его увидят. В мастерской он огляделся, увидел ложе страсти, вино и фрукты на подносе и нервно затрещал пальцами.

Вера сказала:

— Вы самый интересный, талантливый и увлечённый человек, которого я встречала. Вы понравились мне с первой встречи, но это ни к чему не обязывает. Мы можем прекрасно провести вечер и лечь спать как брат с сестрой.

— У меня нет сестры.

— Оу… ну, как брат с братом. У вас есть брат?

— Если позволите, я схожу в ванную комнату.

— Конечно-конечно. Я вам покажу, чтоб вы не заблудились.

— Надеюсь, вы не возражаете, если я надену свою любимую пижаму? Мне так будет комфортнее.