В лабиринте тайн - Соловьева Алла Александровна (чтение книг txt) 📗
Отсутствию боли обрадовалась я преждевременно: девушка приковала к себе взглядом, словно втягивала меня нежной бирюзой глаз в себя, и после этого виски сковало, словно стальными обручами.
Боль была иной – не такой ужасающей, как во время нападения, но и слабой ее не назовешь. Туго обхватывая голову, она с силой сдавила стенки черепа, разлилась к затылку, проникла внутрь. Противный привкус рвоты подступил к горлу. Я качнулась. Пальцы медленно коснулись застывшей воды, но ничего не почувствовали. Боль сбила с ног. Упав на колени, я умоляюще взглянула на прекрасную мучительницу. Она смотрела виновато, словно ей искренне жаль, но вглядывалась… все сильнее погружаясь в мое сознание.
Ожидания, что она что-то покажет, оказались напрасными. Девушка ничего не являла. Как уже было однажды, изучала мои воспоминания с того момента, когда я бросилась за биохимиком. Взгляд прожигал, захватывал, овладел мной полностью, и теперь я не смогла бы понять, где заканчиваюсь я и где начинается она. Мы стали единым целым, неразделимым, общим – ее глаза стали моими и они впитывали с какой-то страстью каждый страшный момент, пережитый мной во время схватки на поляне возле лаборатории. Нет, не пережитый! Я все ощущала заново, и она ощущала вместе со мной!
Тело задрожало. Я увидела ненавистное лицо Кирилла Чернова – ведущего Охотника, занявшего место Елизара. Этот мракаур, едва не уничтоживший меня, давно стал моим худшим страхом. Руки непроизвольно сжались в кулаки. С девушкой происходило то же самое, словно она – мое отражение. В сознании появилась припорошенная снегом фигура биохимика под деревом… Охотники… Удар Кирилла… Затрещали ребра. Это больно! Из наших глаз закапали слезы. Воспоминания будто ожили. Скользили одно за другим, но на миг остановились. Не своими – моими глазами незнакомка смотрела в другие – прекрасные, как сапфиры. Вбирала в себя каждую черту лица: высокие скулы и четко очерченные губы, тонкий прямой нос с широкими крыльями, придающий лицу выражение красивого хищника. Теперь мы изучали Елизара. «Как же он прекрасен!» – в который раз подумала я. Но, похоже, мысли у нас разные: девушке-вампиру не было дела до моего восхищения. Сосредоточиться на нем она не позволила, а продолжала смотреть воспоминания.
Виски сдавило с новой силой… Чернов плотоядно улыбнулся. В сознании заскользили темные тени. И я почувствовала ярость, которую испытывала тогда: что-то темное зарождалось внутри меня, клокотало, кипело, искало выход, как еще не разверзшийся, но уже проснувшийся вулкан. «Хватит! Прекрати!» – хотелось крикнуть, но на этот раз из горла не вырвалось ни звука. Шею словно перехватило жгутом. На висках выступили мелкие бусинки пота. Я зарычала, выбросив когти, вонзила их в плитки пола. Скрежет разрезаемого мрамора донесся будто издалека. Свет померк. Миг, и видение пропало.
На несколько секунд я стала собой. Боль отступила. Девушка, пещера, водопад – все исчезло, а я будто зависла в темноте. Но ненадолго. Прекрасная незнакомка вернулась в сознание, вздрогнула моим и одновременно своим телом, затем выскользнула из воспоминаний и отскочила от зеркала застывшей воды, будто ее что-то обожгло. Взгляд незнакомки был удивленным, испуганным, растерянным, затем затуманился, стал задумчивым…
«Кто ты? Откуда? Что тебе нужно?.. – Лежа на холодном полу пещеры, я тяжело дышала и мысленно спрашивала ее. – Почему проникаешь именно в мое сознание? Зачем тебе нужны мои воспоминания?» Увы, мои мысли она тоже не слышала. Изображение резко затуманилось, и я начала падать: быстро, низко, совсем как в первом сне-видении.
Со сдавленным «х-х-х» я подскочила на кровати. В комнате темно. Легкий запах одеколона Макса все еще витал в воздухе, хотя парень давно ушел. Опять упав на подушку, я обессиленно сомкнула веки. Вторжение в рассудок ослабило, изнурило. Тело обмякло, но мысли прыгали, путались, скакали.
Стало ясно, что таинственной девушке-вампиру что-то не понравилось в моем воспоминании. Естественно, приятного там было мало. Разве что Елизар. Но не он стал причиной ее изумления, скорее уж я, точнее, чувства, кипящие во мне. Она даже не досмотрела воспоминание до конца. Тогда на поляне со мной что-то происходило. Но ярость ли это, как сказал Елизар? Или нечто другое? Робкое беспокойство шевельнулось внутри, но я тут же вытеснила его. Самое удивительное: переживая те чувства, я смогла выбросить незнакомку из своего разума, пусть и на миг. Тагашев говорил, что во мне просыпается способность блокировать сознание. Неужели он прав и я смогу контролировать вторжение девушки-вампира?
Сонно моргнув, я взглянула на светящиеся цифры часов на полке над компьютерным столиком. Три утра. Хотелось увидеть Елизара, рассказать ему обо всем. Но не среди ночи же? «Утром – на тренировке», – подумала я. Девушка ничего не показала. Торопиться некуда. Я плотнее завернулась в одеяло. Изможденность мгновенно столкнула меня в сон, к счастью, на этот раз без сновидений…
Тонкий, навязчивый лучик солнца настырно лез под веки. Поморщившись, я застонала и, не раскрывая глаз, спрятала лицо под подушку. Сквозь толстый слой пуха до ушей донесся назойливый писк будильника. Утро словно ополчилось, но, вспомнив о тренировке, я отбросила одеяло и поднялась. Контрастный душ смыл остатки сна. Натянув черные джинсы и теплый свитер с высоким воротом, я торопливо собрала рюкзак и спустилась вниз.
Кухня пропахла вкусным ароматом кофе, гренок с сыром и поджаренной ветчины. Ирина неторопливо разливала кофе по чашкам.
– Привет! – Повесив рюкзак на спинку стула, я поцеловала ее в щеку.
– Доброе утро! – Улыбнувшись, мама сполоснула турку и поставила ее в шкаф. – Садись завтракать. Ты на тренировку?
Я села на хромированный стул, обитый светло-зеленой кожей, и принялась за гренки.
– Да. Практика продолжится, и тренировки будут по утрам.
Ирина села напротив. Тонкие брови нахмурены. Мама сосредоточена и явно собирается о чем-то поговорить. Понять, о чем именно, несложно. Учитывая последние события – разумеется, об академии! «За что мне все это?» – мысленно застонала я. Вчера Фадеев, сегодня мама. Конечно, Ирина расстраивается и переживает. Но знаю, что в любом случае она смирится и поддержит. Впрочем, как всегда.
– Я очень переживаю, – предсказуемо начала она. Впившись зубами в гренку, я с удвоенным рвением сосредоточилась на завтраке. – Макс едва не погиб, а если бы не Елизар, погибла бы и ты. Мне очень страшно, Злата.
– У меня лучший наставник, лучший охранник и способности в придачу. Так что переживать за меня еще рано, – пошутила я. Губы оптимистично растянулись в улыбке. Наверное, даже чересчур, потому что моим ответом Ирина не удовлетворилась.
– Я начинаю жалеть, что пошла у тебя на поводу и позволила быть Хранителем, – тихо сказала она.
Едва не поперхнувшись, я уставилась на маму. А вот это уже интересно: раньше таких мыслей у нее в голове не было. Отрезая крошечные кусочки ветчины, есть я их не торопилась.
– По-моему говорить об этом поздно. Я причислена к Хранителям. Мне осталось учиться всего год. – Перестав истязать продукты, я отложила вилку и нож. – Пути назад нет!
Ирина молча разглядывала столешницу. Тонкие изящные пальцы бесцельно вертели чайную ложечку.
– Есть, – наконец отозвалась она. – Ты могла бы…
Закончить я ей не позволила. Слишком хорошо поняла, что она хочет сказать.
– Заниматься живописью! – перебила я. – Забыть о способностях, которые, возможно, нам помогут. Виктор не отступит, и об этом знают уже все. Мам, я всегда хотела быть Хранителем и не буду прятаться!
В кухне повисло молчание, прерываемое только тихой работой холодильника и шумными порывами ветра, доносившимися с улицы.
– Я знала, что ты так ответишь. – Ирина нервно отбросила ложечку в сторону. Раздражена? Похоже, да. – Твой отец говорил то же самое, но чем это закончилось? – Нежный голос Ирины повысился на два тона. – Он погиб, Злата! – В серых глазах блеснули слезинки.
Расстраивать ее вовсе не хотелось. Подыскивая слова, я лихорадочно искала также повод избежать неприятного разговора, и ее речи натолкнули на новую мысль.
