Королевская кровь-12. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна (полная версия книги txt, fb2) 📗
Видела она и то, как стал Четери равным богам, и бой его наблюдала, — и с болью ждала, когда ее рисунок станет реальностью.
Наверное, момент, когда Четери сумел поразить прекрасного в своей жестокости, пропитанного злом, умелого противника, и стал моментом, когда она приняла свой дар. Потому что поняла, как он может изменить судьбу целой планеты.
Светлана в окружении родных обессиленно сидела у стены дома и смотрела на красное озеро — туда, где от сотрясания земли гуляли кровавые волны, а посреди них, ловя редкие солнечные лучи, рассыпало блики что-то похожее на кусок хрусталя. Никак нельзя было разглядеть, что это — так велико было озеро, сейчас полное крови ее мужа.
Далеко за озером, на едва-едва заметных пиках гор слева сияла маленькая звезда — то, во что превратил Красный останки бога-паука, и Света все отвлекалась на нее, потому что мозг отказывался принимать, что, скорее всего, Четери мертв. Утонул в этом страшном озере, так резко пахнущем его кровью.
Мама что-то говорила, и папа принес сюда из дома странный круглый стул, похожий на барабан, чтобы дочка села, и нашел воды в доме — а Света оставалась оглушенной и безразличной.
Она почти весь бой Чета со страшным темным богом видела, оставаясь у стен построенного мужем дома. И ранение его страшное видела — даже лежащий километрах в десяти от них, он был огромен — и кричала от ужаса и сочувствия, — и то, как Четери уходил от ударов противника, плеть которого чуть не задела дом, и как сумел он встать и победить врага. И Красного Воина, которого она сразу же узнала, видела.
Неужели он не мог помочь Чету, тому, кто так помог ему самому?
Но Воин ушел. Сияла далеко на горах звезда, переливался на солнце клубок терновника на красных водах, которые были неспокойны — и неслись по небу грозовые облака, и слышался далекий грохот битвы.
Некому помочь. Никого тут нет кроме нее самой, родных и слуг. Все такие же люди, как она сама.
На руках сладко дышал Марк, золотистый и маленький. Света поцеловала его в лоб и передала маме. И тяжело, опираясь на поданную папой руку, встала.
Было внизу горячо и мокро — и лежать бы ей сейчас, приходя в себя, а не думать, как достать из воды тело мужа… он же сын Воды и Ветра, мог ли он выжить?
Она подошла к озеру, с трудом склонилась над ним — без живота было непривычно, а наклоняться было больно, — и опустила в кровавую накатившую воду руку. И тихонько позвала:
— Эй? Есть тут кто-нибудь? Можете принести ко мне моего мужа, Владыку Четери?
По гуляющим волнам пошла рябь. Ткнулись ей в руки водяные духи-рыбки, один, другой, третий. Вода стала стремительно, пятнами, светлеть, словно кто-то там на глубине впитывал кровь. Выпорхнули в воздух из воды сотни воздушных духов, похожих на светящихся змеек, разлетелись во все стороны.
И вдруг на поверхности показался большой водяной осьминог размером с дом Чета — Света, щурясь, отступила: она вспомнила похожее существо, которое удерживало ее в другом озере, что было в тысячи раз больше этого.
Мама ахнула, потянула дочь за рукав назад.
— Где мой муж? — прошептала Света сорванным голосом. Потому что накричалась в родах и не могла сейчас кричать.
Осьминог, загудев, внезапно подхватил щупальцами кусок хрусталя с середины озера и потянул к Светлане. И она, и ее родные непонимающе, с опаской смотрели, как он приближается.
Уже метрах в пятнадцати от берега стало понятно, что он тащит хрустальный саркофаг. Дух мягко вынес его на берег, — за хрусталем волочились несколько стеблей терновника, — подтолкнул к Свете. Нырнул обратно в посветлевшее почти до нормы озеро. И она, выдохнув, шагнула вперед.
Под толстым хрусталем лежал страшно израненный Чет. Таким он упал после боя, таким его Света уже видела издалека — но вблизи это оказалось невозможно страшно. На нем живого места не осталось — орнамент его ауры покрывал орнамент из ран, в груди была дыра, лицо, залитое кровью, напоминало маску, и там, где были глаза, зиял порез так, что видна была кость и плоть. Это было так страшно, что Свете стало дурно, и она, покачнувшись, легла на саркофаг.
Неужели умер? Грудь его не двигалась и не запотевало изнутри стекло от дыхания.
Она шепотом просила терновник раскрыться, дать посмотреть, что с ним — но дух не реагировал. И она лежала, обняв хрусталь, прижавшись к нему щекой, пока не раздался шорох больших крыльев.
На нее вдруг опустилось спокойствие. Встали рядом Владыка Нории и его жена Ангелина, глядя на саркофаг. Владыка протянул руки к хрусталю — и сказал:
— Он жив, Светлана.
Она, ослабевшая в эти минуты больше, чем за часы родов, подняла голову, чтобы заглянуть в глаза Нории, чтобы убедиться, что это так, что ей не кажется — и в этот момент на мир легла тишина.
Толчки земли успокоились, как и не было их, и стало утихать волнение на озере. Исчезла звезда с гор. Ветер стал глуше, мягче — а на горизонте слева, там, где далеко-далеко за Истаилом было море, вдруг поднялась вторая, черная луна, словно сплавленная из трех чуть различающихся цветом кусков.
А затем с небес полилось золотистое, мягкое, заставляющее утихать боль физическую и душевную сияние.
Светлана увидела, как перед саркофагом из сияния этого соткался солнечный шар с четырьмя золотыми крыльями, расположенными как лопасти у мельницы. Такое тепло шло от него, такое умиротворение и тихая радость, что Света наконец-то заплакала.
— Анхель, — выдохнул Нории, склоняясь в поклоне. — Чистая благодать Триединого!
Он словно подзаряжался этим светом, и его орнамент засветился в ответ. А лицо Владычицы Ангелины стало мягким и теплым, помолодевшим — будто отпускало ее страшное напряжение от пережитого. Сияние окутало Свету — и она почувствовала, как отпускает живот, как уходит послеродовая боль, — оно коснулось маленького Марка, и он закряхтел довольно. Лица родителей и слуг становились расслабленными, тихими.
Оно текло и на Чета — и его орнамент засиял тоже, и раны его стали закрываться. Вскоре он весь окутан был золотом — а когда свет иссяк, раны исчезли. Лишь поперек лица на закрытых веках остался белый шрам.
Терновник раскрылся, оставляя Четери на хрустальном ложе, и Света увидела, как размеренно движется его грудь. Волосы у него наполовину поседели, стали серебристыми, даже больше, чем у Владыки Нории.
Она склонилась и осторожно, боясь разбудить, коснулась губами теплого лба Чета, его глаз — по очереди. Пусть, пусть поспит, пусть отдохнет, мало кто так потрудился за прошлый день, как он…
— Спасибо, — сказала она анхель, глотая светлые слезы.
Шар таял, и с ним таяло тепло, нега, ощущение, которое бывает лишь у бабушки летом в мягкой постели солнечным утром, когда телу разморенно, поют птицы, шелестит листьями ветер и пахнет блинами на весь дом. Любовью пахнет.
— Спасибо, — повторила Света уже в пустоту.
Алина Рудлог сидела в кресле, безучастная и погасшая, держа в руках стакан с тепленьким бульоном. Матушке Ксении и отцу Олегу удалось все же через полчаса после ее возвращения накрыть ее пологом спокойствия — а затем врач для надежности вколол успокоительное, и она, обмякнув, позволила себя пересадить с пола, осмотреть, помочь переодеться, и даже стала вяло отвечать на вопросы о самочувствии.
Ей уже сказали, что она находится в подземном бункере в сорока километрах от Иоаннесбурга, что сейчас вторая половина дня, но мир все равно казался зыбким и ненастоящим. На руке ее тянул холодком черный браслет с золотыми искрами, и она то и дело смотрела на него. Но это ничего не значило. Браслеты, данные богами, оставались и после смерти одного из супругов.
То и дело по щекам ее начинали течь слезы, которые она ощущала только когда подносила руку к лицу. Она была здесь — но перед глазами вставали воспоминания о Лортахе. Вот Макс нашел ее и надевает на нее свою рубаху. Вот смотрит на нее нечитаемым взглядом — какой же глупой она была, как долго не понимала этих взглядов! Бьется за нее, греет ночами, учит летать… и тащит вперед на пределе сил, только чтобы она жила.
