Искры гаснущих жил - Демина Карина (читать книги онлайн бесплатно полностью без .TXT) 📗
— К лучшему?! — Кейрен был зол, прежде всего на себя. Не предусмотрел. Не догадался. А должен был бы.
— От падали избавились.
— А подземный король…
— Забудь.
— Но…
Дядина рука была тяжела. И от затрещины в ушах зазвенело.
— Забудь, — жестче повторил Тормир. — Целее будешь.
— Дядя, неужели и ты боишься?
На всякий случай Кейрен попятился и едва не наступил на подол платья. И наряд этот идиотский ко всему… выглядит клоун клоуном.
— Боюсь. — Тормир по прозвищу Большой Молот присел на лавку и, откинув крышку с корзинки для рукоделия, вытащил спицу. — Точнее, опасаюсь… в некоторые глубины не стоит соваться, дорогой мой. Как знать, какое чудовище ты там увидишь.
— И значит, отступить?
— А что тебя не устраивает? — Дядя вертел спицу в пальцах, и металл опасно поблескивал. — Дело закрыто. Твои бомбисты…
— Ты и вправду веришь, что мертвы все?
— Дорогой племянничек, я еще не в маразме. Я знаю, что нам скинули балласт, но… кто нам мешает принять его и сделать вид, что мы поверили? Сядь. И дверь прикрой, а то мало ли… после этого. — Тормир раздраженно ткнул спицей в мертвеца: — Я уже не знаю, к кому можно поворачиваться спиной. Или ты думаешь, что этот был один?
Кейрен мотнул головой.
Один?
Вряд ли, будь он один… и ведь верил во всемогущество подземного короля. Боялся его. Настолько боялся, что предпочел умереть, но не заговорить.
— За ним следили, но вот кто… Боюсь, твоей девчонке придется умереть, — дядя с размаху всадил спицу в печень Фила, — при попытке побега…
Старое кладбище.
Темный камень надгробий и древние вязы. Полупрозрачная вязь дорожек. Брокк держится за спиной, близко и все-таки далеко, Кэри хотелось бы взять его за руку, и, пожалуй, здесь бы он не стал прятаться, но…
Она ведь сама захотела прийти.
И давно следовало бы.
Низкое небо, черные тучи, мягкие, распаханные полумесяцем, который не тает даже днем. Он и сейчас проглядывает, бледный, позолоченный и какой-то ненастоящий. Подделка из золотой фольги на цепочке из поблекших звезд. А солнце спряталось.
Две недели до Перелома.
И ветер гонит поземку, точно заметает следы Кэри.
Идти далеко.
Кэри считает шаги, потому что иначе решимости не хватит. А она уже видит темную гладь семейной усыпальницы. Высокая кованая ограда. Металлические прутья. Острые пики. И широкий кленовый лист, пронзенный насквозь. Ветер трогал его, пытался стащить, побуревший, грязный, похожий на лоскут, но лист цеплялся за острие.
— Я… дальше одна. — Кэри коснулась калитки, и холод опалил сквозь меховые перчатки.
Брокк кивнул. Хмурый, и снова без шапки. Уши покраснели, а кончик носа, напротив, белым сделался. И Брокк, сам того не замечая, нос трогает…
— Я… недолго.
Наверное.
Он хотел что-то сказать, или утешить, или уверить, что этот визит не имеет смысла, но оба знают — он нужен не мертвецам, но Кэри. Иначе она подобно этому листу не получит свободы. И Кэри со вздохом толкает калитку. Петли смазаны, и дорожки выметены чисто. Из обсидиановых ваз торчат жесткие хвосты травы, но снег спешит укрыть и их.
Черное и белое.
И яркое пятно ее пальто, единственным нелепым мазком на кладбищенском полотне.
Ключ в руках. Старый замок поддается не сразу, он кряхтит, и сама дверь тяжела. Кэри толкает ее, скрипучую, зловредную, прячущую за собой тени. Пахнет тленом и формалином.
— Я… пришла.
Голос вязнет в паутине. Если снаружи убирали, то внутрь мавзолея заглядывали нечасто.
Жутко.
Сквозняк пробирается сквозь плотную ткань пальто, словно чьи-то ледяные пальцы гладят живот Кэри. И она с трудом сдерживает крик.
Молчать.
И снять с полки лампу, заправленную маслом. Кремниевая зажигалка щелкает, не высекая искру, но после все-таки сдается. Робкое пламя отпугивает тени.
Пыль. Паутина серыми клочьями. Старые листья под ногами шелестят, когда только успели пробраться сюда? Темные полки и широкие урны с именами.
Леди Эдганг в темной яшме… она никогда не любила яшму, и Кэри кладет рядом с урной белую розу. Не извинение, но… так ведь принято.
Дядя… кузены… малахит. Одинаковая, почти форменная зелень. А они редко форму снимали.
— Мне жаль, что так получилось. — Она касается табличек, читая имена подушечками пальцев. И вновь оставляет цветы.
Призраки. В жизни Кэри они появлялись редко, как-то сразу и безоговорочно признав за Сверром право распоряжаться ею. Кто они ей?
Чужаки.
Отец. И бледная узорчатая зелень змеиного камня.
— Почему ты не остановил его? — бессмысленный вопрос, но Кэри должна. — Ты же видел, чем он становится. Почему не помог?
Тяжелая кисть гиацинта не то прощанием, не то прощением. Впрочем, прощения он никогда не просил.
— Здравствуй…
Услышит ли?
…до Перелома целых две недели, и граница миров прочна.
Молчание. Белизна лунного камня, и сама чаша кажется прозрачной. Кэри касается ее нежно, не удивляясь тому, что камень чудом сохранил тепло.
— Я… пришла попрощаться. Я знаю, что ты давно меня ждал, что ты не хотел уходить… и я виновата. Мы оба, наверное, виноваты. Ты не сумел удержаться, а я не смогла тебя остановить. Ты же просил о помощи… помню, что просил. А я боялась.
Она провела по полке, стирая пыльный след.
— Если бы знать, что я могла остановить тебя… или не могла, но чтобы наверняка…
Голос перехватило. Что сказать ему, который близко, стоит за спиной? Обернуться бы, но… тогда он исчезнет.
— Я ведь не попробовала, не попыталась даже… простишь?
Простит. Они всегда прощали друг друга. Она его — за жестокость и боль. Он — за то, что казалось ему равнодушием.
— Я ведь любила тебя. — Кэри гладила белый камень. — Ты брат и… больше, чем брат, ты единственный человек в этом мире, кому я была нужна. Наверное, я просто не сумела тебя убедить в этом.
Выдох. И пламя-цветок сворачивается, почти гаснет.
— Наш последний разговор… не разговор — ссора. Мне казалось, что еще немного, и меня не станет. От страха. От ненависти к тебе. И поэтому я сказала, что лучше бы ты умер.
Не сказала — бросила в лицо.
Пощечина?
Почти. Он ударил первым в очередном приступе бессмысленной ревности, раскровил губы, опрокинул на диван и, свалившись сверху, горло сжал. Тогда Кэри показалось, что она умрет.
Был поцелуй, жадный и отвратительный.
Запах бренди.
Его волосы, упавшие ей на лицо.
Седые безумные глаза. И собственный страх, который вдруг исчез. Она ведь умирает, так чего бояться? И она сказала.
…ты превратился в чудовище… я тебя ненавижу… и хочу, чтобы ты умер… слышишь? Я хочу, чтобы ты умер!
Она бы заткнула уши, лишь бы не слышать этого своего голоса, искаженного, надсаженного. Не чувствовать на губах вкуса крови, своей и его.
— Ты никогда меня не слушал, — на пальцах остается серая мягкая пыль, — так почему вдруг, Сверр?
Молчит. Для него Кэри принесла лилии, снежно-белые с тягучим резким запахом.
— Ты отпустишь меня?
Тишина давит на нервы. Холод. И легкое скользящее прикосновение ветра к щеке, нежданная зимняя ласка, в которой хочется видеть ответ на заданный в пустоту вопрос.
— Спасибо. — Кэри касается губ пальцами, а пальцами — бронзы с мертвым именем.
Прощальный поцелуй.
Она гасит пламя и лампу ставит на полку, но пальцы вдруг задевают что-то мягкое, и Кэри вытаскивает розу, темно-красную, черную почти, с посеребренными инеем лепестками. Цветок холодный, но еще живой. Его положили недавно, но… кто?
И для кого?
На карточке, привязанной к длинному, лишенному колючек стеблю, ее имя. И Кэри читает его снова и снова, пятится, пока спиной не упирается в тугую дверь. И пружина скрипит, отворяется.
В лицо бьет ветер, и роза падает из рук. Черная на белом.
И красный мазок ее, Кэри, пальто. Надежные руки мужа.
— Что случилось?
Ничего.
Просто страшно.
