Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия (онлайн книга без .txt) 📗
Сагромах первым делом поймал лучистый взгляд жены, улыбнулся. Коротко глянул на Кхассава — для заметки себе, что он тут что-то делает и вот, кто устроил переполох перед началом охоты. Размашисто шагнул к Бану, в два громадных шага преодолев расстояние. Бану едва шевельнулась — и уже в следующий миг Сагромах твердой рукой притянул к себе. Подтянул за поясницу, пропустив руку под плащом, заставил Бану вытянуться стрункой и встать на носки, впился в губы. Слишком холодные, понял тан по первому же касанию. Их просто необходимо было согреть.
И от того, насколько счастливо светились лица танов, от насмешливого одобрения на лицах северян, которые объединялись на корабле, от того, как свободно таны, не таясь, демонстрировали чувства, Кхассава накрыла волна грусти, пронзенная в центре гарпуном мужской зависти.
Что такого было в этом Сагромахе, чтобы получить искреннюю любовь достойной женщины? Почему тана могут любить вот так открыто, а его, Кхассава, нет? Почему ему досталась женщина, исполненная таких добродетелей, как красота, смелость, воинственность, практичность, верность, а ему — вечно всем недовольная редкая зануда?
— Хас, — Сагромах протянул руку раману и подмигнул. Кхассав от подобного обращения опешил, глянул на Бану — та пожала плечами. И когда она успела сказать ему, что он, Кхассав, не хочет быть узнанным? Или Сагромах сам все понял?
Так или иначе, Маатхас ждал, а поскольку никого из охраны, кроме Таира, столь же замерзшего, как он сам, на корабле не было Кхассав предпочел не игнорировать танскую руку. Другой Маатхас по-прежнему поддерживал за талию Бансабиру. Та сияла.
Сагромах переменился с их последней встречи, прикинул раман. Будто весь обветрился, немного посмуглел, но выглядел довольным. Его волосы, похоже, немного отросли, и теперь он зачесывал их со лба, заплетая позади в короткую косу. Щеки он брил по-прежнему, но теперь оставлял усы и небольшую бороду.
За спинами танов по перекидным трапам на корабль Бану перебралось еще несколько человек из команды Сагромаха: худосочный Илкасс; угрюмый и коротко стриженный Мантр, с улыбкой — как поперечная рана и с сердцем — как весь Этан; рослый и темновласый Аргат, который был верен своему тану с детства, и знаком с Матерью лагерей — с Бойни Двенадцати Красок. Рулевой тоже теперь спустился. Началось бурное поздравление друг друга с таким солидным уловом.
— Стало быть, ты решил…. — Маатхас, глядя на Кхассава, не договорил.
Бансабира перевела глаза в сторону случайно, повинуясь шороху или даже предчувствию шороха, которое в опасности всегда возникает у людей, выросших в темноте или среди зверей.
— Са! — тревожно и командно одновременно кликнула Бансабира, а в следующий миг вместе с мужем и раманом полетела в сторону. Сагромах, как мог, попытался прикрыть её от столкновения с корпусом корабля собой, но не вышло — Бану ударилась рукой, собственный локоть больно уперся в бок, засаднило ребра. Корабль, накренясь, встал почти на борт.
— ЕЩЕ ОДИН! — крикнул кто-то из северян.
Бансабира только успела переглянуться с Сагромахом, как в следующий миг тан уже мчался к штурвалу, а она, сориентировавшись, бросилась в сторону.
— Шухран! — гаркнула танша. Тот стоял впереди и уже отвязывал от креплений один из тросов кливера. Она поймала его на бегу, схватилась крепко, бросилась с борта вниз и, сделав дугу над открытым морем, резко перевернула кливер, ловя воздушный поток и наводя на основной парус.
— Поворачивай! — крикнула Бану. Шухран побежал к управлению основным парусом, Маатхас начал медленно, но неуклонно вдавливать штурвал в нужном направлении, наваливаясь всем весом, но и этого не хватало, чтобы совладать с подводным течением.
Кит ударил снова — позади Бану. Таншу тряхануло от инерции удара, она перекрутилась вместе с тросом и опасно упала спиной на борт, чувствуя, как трещит позвонок вместе с ребрами. Сагромах видел, скрипнул зубами, но руль не выпустил.
— Гарпуны! — ревел один из местных моряков, Бьё, проследив, как дернулся Сагромах, и как непросто мотнуло таншу.
— Вал! — Сагромах мотнул головой, и Вал кинулся помогать Бану.
Хабур в другой стороне от Бану быстро сориентировался и, чуть сдвинув судно, которое вел, велел команде немедленно браться за оружие.
— Давай, ребята! Еще одного!
«Еще один» был огромен — видимо, престарелая самка, уже не способная давать потомство, возрастом у — и дался непросто. Они бились с ней почти час, и еще без малого три таскались по волнам, как всадник, объезжавший самую дерзкую из непутевых кобыл. Но, наконец, успокоилась, притихла в последней агонии и эта благородная матрона, угасла и замерла.
Когда туша была закреплена к кораблям тросами, а легкие зверя высвобождены от скопления крови, команды перевели дух. Три корабля как-нибудь дотащат такую громадину до берега, хотя, видят Боги, она воистину необъятного размера. Редко попадаются такие особи. Мясо, конечно, старовато, но зато наверняка богатая прослойка подкожного жира, а это бесценный элемент в жизни всех северян, включая и тех, кто жил к югу от хребта.
Когда все, наконец, успокоилось, и рулевой сменил у штурвала тана, Сагромах кинулся к жене.
— Тут? — предположила Бансабира, ткнув в грудь мужа аккурат напротив сердца.
Сагромах нахмурился на мгновение, потом трогательно улыбнулся и расцвел так, что на миг даже ледовитые вершины вдалеке вдруг показались теплыми.
Они еще переглянулись между собой, потом с остальными — и вдруг счастливо захохотали всем кораблем. Одни вскидывая голову к небу, другие, как Бану, от усталости, складывались пополам.
Удары китов таковы, что без привычки даже на ногах не устоять. Удерживать при этом здоровую парусину или пытаться прицельно бросать гарпун сложно, особенно при сильном ветре и большой волне. Поэтому среди охотников женщин много меньше, чем среди воительниц. Задумываясь над этим время от времени, Сагромах приходил к мысли, что его жена любит браться за то, что иные предпочитали скидывать на чужие плечи. Ей нравится борьба со стихией, и вместе с тем Бансабира всегда с детской наивностью надеется на ничью, прекрасно зная, насколько нестабилен сей шанс.
— Ты цела, — выдохнул Сагромах облегченно.
— Тан и тану! — крикнул кто-то один на корабле, и окружавшие их моряки подхватили.
— Точно, — подтянув Бану за локоть поближе к себе, Сагромах, наклонившись, шепнул ей на ухо, когда корабль, наконец, встал на мель. — Тан и тану, — не слушая замечания (впрочем, теперь подобное было скорее редкостью, и Бану уже привыкла не возмущаться публичной заботой мужа), Маатхас подкинул Бансабиру на руки. Как если бы она не весила ничего, легкой походкой, будто ему не мешали меховые плащи на них, понес по сходням на берег.
Преодолев несколько метров на берегу, Маатхас, смеясь, все-таки выпустил выбивавшуюся из рук Бану. Кто еще ждал на берегу, кинулись помогать втаскивать на сушу последнюю рыбину. В убитой самке кита было добротных шестнадцать метров длины и в полтора раза больше тонн веса. Люди не суетились: на текущие нужды была разделана еще первая вытащенная особь, так что теперь разбирали улов про запас.
Бансабира быстро шла по берегу, ей на встречу с корабля Хабура уверено шагала молодая северянка. Кхассав, наблюдая, мог сказать только, что она очень высокая. Девушка кратко склонила голову:
— Тану, — а потом они, смеясь, сильно хлопнули друг друга в плечи и, обнимаясь, поцеловались в щеки.
Моряки мало-помалу оставляли туши на попечение селян и танских телохранителей — и пурпурных, и лазурных. Подданные двух танааров именно в этой лютой полосе сплотились быстрее и крепче всего. Тот, кто видел исконную силу природы, не воюет с людьми.
Часть танаара Маатхаса, совсем небольшая, захватывала хвост Снежного Змея, и небольшое поселение на его землях тоже вело китобойный промысел. После бракосочетания таны проложили пути сообщения между всеми заастахирскими селениями на континенте, а также островитянами из синего, как самые зрелые сапфиры в фамильных реликвиях Маатхасов, Северного моря. Поэтому на последние недели китобоя, когда Бану и Маатхас после уборки урожая в танаарах прибывали на север, для охоты с берега континента собирались отборные команды моряков. Тех, кто за жизнь наверняка загарпунил не одного зверя.
